polutona.ru

Дмитрий Достатнев

Речь природы

***

Так пульсируют потоки подземных вод,
закольцованные в густой темноте,
высекающие из жил медный звон.

Я позволил им проступить сквозь почву,
дать родники в засушливых местах,
и выбрать себе путь к большой воде.

Прозрачное клокотание по каменному,
илистому, песчаному дну отбивается эхом
в коре огрубевших стволов.

Солнце смачивает лучи в холодном ручье,
потускневшее и обессиленное от жары,
окунает свои скальпели в плоть воды.

Я позволил деревьям и солнцу быть
свидетелями плача земли, от которой
им не отлучиться даже до самых последних минут.


***

Камнепад

1

С тайной вошли, оголили её палачу,
двинулись дальше, принесли дары,
реченое пророком сбылось, отошли
в пределы свои иным путем.

2

Беспощадный погром у дипломатических стен
высек из жизни до единой души,
от морозных ветров февраля до июльской жары
путешествие траурно длилось.

3

Пешком, с Благою Вестью через плечо,
пока не войдет в дом к каждому,
пока не озвереют безумные –
тащили по улице, но уже был спасен.

4

Время длилось обыкновенно,
и ничего более не стряслось,
как только частый в этих местах
камнепад.

***

Орнамент

Я рисую орнамент.
Успевай следить за рукой.
Линия не прерывается и не соприкасается.
Каждый её поворот - это новая точка, что помнит предыдущую.

Возможно, лабиринт.
Пока - вид сверху, не сложно.
Что будет, если получится оказаться внутри?
Неоконченная работа порождает преждевременные ожидания.

Наконец возник прямо.
Дышишь на холодные его стены.
Один на один с их великим множеством.
Обидней всего, что ключи от дома взял, а вот клубок белой нитки...

Отмечаешь одну деталь.
Влажность очень не характерная.
Для лабиринтов - так точно. Ищешь утешение. Находишь.
Всякая нитка, размотанная в этих условиях всё равно сгниет раньше.

Что если не выбираться?
Повесить зеркала, включить вытяжки.
Научиться говорить уверенно, стоя перед кирпичной кладкой.
Предпринимать попытку сходить к самому себе в гости за N километров.

Что если выбраться?
Все-таки жена и дети не поймут.
Куда ещё ни шло - сутками рисовать орнаменты.
Но когда исчезаешь из поля зрения, тебя все-таки, кажется, начинают любить.



***

Оказались на вечереющей площади,
где дома-утюги и дома-поезда
мглою кроются, и облазят, и морщатся,
без опоры стоят дома.

По зауженной на конце темной улице
продвигались под зуд недоверчивых глаз;
безнадежная перспектива рисуется,
как для тех, кто здесь в первый раз.

Соблазнишься, и тут же хочется броситься –
не навстречу, но в сторону каменных плит;
в этом городе раздробив переносицу,
и придавшую строгий вид.

Дверь открытая вместе с тьмою глотает нас,
где прядильщица в платье разорванном спит,
подле Зингера крепдешин, голубой атлас,
за киннором воссел Давид.

Не тревожа сна, не ввергая в унылый плен,
дверь сквозную бесшумно толкая вовне,
чтобы, краденный осквернив гобелен у стен,
оправданий искать себе.

В небе слышен гул, город делает вид, что спит,
и нутро норовит изрыгнуть чужаков:
надвигаются с горизонта, с его ланит
раскаленных стада быков...


***

Жуковского

Утром проверь свою принадлежность миру
в зеркале старого шифоньера-гроба.
Чтобы на улицу выйти мог ты, чтобы
зря не покинуть вновь старую квартиру.

Вспомни, окинувши взглядом ком постели,
как за стеной всю ночь голос звал: воды.
Где ты, Сережа мой, сын мой, где же ты?..
Мать твоя гибнет от этих колыбелей.

Выйдя на улицу, не спеши к друзьям,
но прикоснись к ветке каторжника-вяза.
Здесь осужденного жертвой стать приказа
"Благоустроенность - территориям".

Если получится - позабудь дорогу,
мир старикам верни. Никогда не скажут -
строго воспитаны, - и намеком даже
не смутят. Сетуют только разве Богу.

Пос. им. Жуковского, примешь ли меня?
Мир аэродинамических машин.
Встретишь, взмахнув крылом, ста́ртер заглушив,
и приглашая внутрь, внутрь корабля...



***

Из природы не вылажу,
весь храню себя в лесу.

Что молчащий месяц скажет,
если здесь я и усну?

Не увижу, как уходят
те, кого любил, и нет.

Не услышу тех мелодий,
что слагали напослед.

Безразличное наследство
адресата не отыщет.

К старости вернулось детство -
угольком на пепелище.

Из природы нет дороги,
чтобы вывела назад.

Но всё глубже путь заводит,
поглощая жадно взгляд.

Что, молочный месяц, скажешь,
если выпадешь с небес?

Мхом покроешься и ляжешь,
растянувшись на весь лес.


***

То другие были моря
и озера другие были.

Та, что помнит вечность, - вода
не скрывалась под слоем пыли.

Городские стены стоят
и поныне, полны молчаний.

Снизу вверх по ним виноград:
омертвелость не замечает.

- Август, Август, быстро домой! -
раздается чуть слышный оклик.

Это осень. Зонт золотой
предназначен для тех, кто мокнет.

Бронзовеют камни в дожде,
и прохожий свернет с дороги.

Так блаженны - счастливы - те,
кто расслышать смог речь природы...