Гали-Дана Зингер
СЕКРЕТ
* * *
я потом у других о таком читала
знать бывает такое если люди пишут
голова чужая совсем на блюде
западает рот и не имет пищи
и не имут сраму голого тела
в себя óчки ушли
и вельми белесы
и не видно ими ни бельмеса ни мимо
зрачки вместо точек
подбородок исчез только имя осталось
да усталость берёт
бель-ами уже кличут уж и уши вянут
и мочек нету
зря восток на запад очес чарователь
даром западло в острог не ворочен
клетчатой рубахи да из кровати
для свою мyку а могла б короче
для своей мyки стоило ль стараться
стариться стираться седеть старче
надобно ль тебе а я б с тобой сидела
недоумевала и не узнавала:
то что было ино – в инее и ярче
то что было – в ярости потаённо-белой
то что было чёрным – бельмами казалось
что казалось дрожью – другим враждовало
что казалось другом – дорого мне было
что казалось было – как не бывало
может я потом о таком у Фета
где-то в стихах и встречала
или ещё у какого поэта
а сама кричала о том молчала
это неправда это
* * *
Никто не хотел ложиться
Никто не хотел и вставать
Бел перстенёк был с ядом
часовых и минутных стрел
Никто не смотрел на стрелки
как будто встали оне
Надет был перстень с часами
на одно из двух голых тел
Я думала сяду рядом
сейчас зачерпну из котла
черепа третью ложку
счастья из щавеля?
На дне суповой тарелки
большая пустая кровать
Над ней – жавeлевы воды
Никто не хотел всплывать
Персть не шевелясь лежала
и не желала встать
Канотье истлевало на тате
пока не сгорело дотла
Надежда былая на перстень
и стрелы его пополам
делили белое поле
как плотью – мадаполам
И в шесть я надела платье
и долго думала: жди
и прошлой и будущей доли
Но кто же хотел лжи и жить
* * *
так оно и бывает
вконец заврались
нельзя говорить и писать
один пусть в сетях
а другая в нетях
пребывают по льду скользя
вензеля выводя на стоячей воде
полозья коньков везя
по катку в том городе, что нигде
две пары железок ли, железяк
совру, как ни скажу
водяному полозу или ужу
подо льдом вольготно, не нужно лгать
сиди в стекле – и Анзельм
а у меня порвались колготки
и не лёд, болотная гать
так, персидские жалюзи
зряшной ревности твой настил
по-над небом неверных путей
кто-то змея бумажного упустил
в эту топь чернильных затей
* * *
сколько можно о правде теперь о другом
есть ведь ещё секрет
там под кустом чабреца сокрыт
от слепоты землицей что крот
коричневым творогом
осколки бутылок пивных серебро
пачки из-под сигарет
ржавой железкой вспаханный грунт
замок на грибницы грот
сикль выпал ребром
кто о неграбленном о добре
в шёпоте общих утрат
утра без четверти три
в поте лица сотрёт
в щепоти дышит чабрец
хрусталик невинный в триста карат
дoнца упрячет без век
радужку клада гробницы зевок
прозрачной ладонью прикрыв от зевак
небес прозрачней стократ
усталых
сквозимою кровью червяк
провидит его и без вех
зелёный и жёлтый без часовых
и золотой на словах
трёх-четырёх человек
***
кто действительно видел а кто
все мы озирал раздумывая
умываясь мысленно стыдом
всевозможные
мы
были на вы на выходе
уходя по-английски
немыслимые
мы не были
не все были дома
кажущиеся объёмы
ё-моё! ухо не ухо
дом не дом
съёмная квартира
столько-то долларов в месяц
сколько-то кубических метров
направо по коридору
в поисках сортира
горстью
как водой из-под крана
горестью - не грустью
пусть её! освежится
и vade retro
гостья не жилица
гостья не гостья
жилец не хозяин не жилец
на безымянный палец
изо всех колец -
с белым от ужаса лицом
часы-кольцо
наше время истекло
нам с изменившимся лицом
пора на крыльцо
а вам лбом в стекло
по всей видимости
30.VI.2005
***
они делали своё дело,
воровато озираясь,
прятали своё тело
за воротами рая.
андел стоял у входа
у выхода
небо вспотело
времени не было
года
смеркалось. мерцало. смердело.
пользовались незнаньем от знания отпираясь:
смерть или так, кончина?
первая или вторая?
женщина или мужчина?
ключник или ключица?
и когда их одело
зеркало отдаленья, показалось, что приключиться
могло только так, как хотелось.
14.IV.2005
жаль - это зеркало. и пристально смотрела
как стремительно старела комната -
рано, часов в вечность.
изложения были дымчаты, подвижны, знакомы.
томно так, опалово, опально
сумерки мутились рассудком.
стремительно смотрела
как пристально старела комната.
непременно запомнить:
небывшие запонки препинанья,
смиренные рукава объятий,
небольшие овалы с подсветкой
в стволе кремнистой пыли.
и в окне восковая ветка
конопатила небьющимся пульсом
щели
не были и не были не были и не были
15.IV.2005
кажется, ни чуть не любила, а так:
оттого, что «божественное» пишется книга.
«Перст судьбы» , а переводится: «палец»
один как перст и его наперсник
перстенёк и его наперстянка.
в треугольник двери и окон
впишется невежественным оком
ожидание чуда без веры,
напрасный ответ без вопроса.
16,19.IV.2005
заброшенность в произошедшее
приторный запах лавра и обобщающей категории
человек, назвавший себя я,
оказался тобою.
19.IV.2005
будь мы с французского,
чулок, наверное, был бы
странным переживанием. один из серого. мог бы.
парижские мосты и телом змея переулок.
а так – чтобы лбы
свести в условном месте,
в условленном наклонении –
много ли нужно нам ног?
от четырёх до четырнадцати,
отвечаю, не вдаваясь в разъяснения.
на данный момент имеются восемь.
8.V.2005
Удивительная штука эта обсессия. Я об этом.
Свалка всяческого старья, вызывавшего моё сердце.
«Оно выйдет?»
«Ему нужно делать уроки», - нет уже той, что скажет.
Вот и откликается на голос ветоши
«Альте ЗахИин*! Выйдешь?» -
запевает арабский идиш.
«Я корплю над уроками,
а ты щиплешь меня как корпию»
Святоша.
8.V.2005
*Alte sachen (нем., идиш) – старые вещи. Здесь – крик арабского старьёвщика.
* * *
сперва любовь потом ея предмет
а прежде бабушка и мама
и вот теперь души моей собака
но ты не покидай меня мой друг
два года собираю я примет
приданое из ветоши и хлама
в дорогу года два как собираясь
и спят живые с мёртвыми вокруг
не успеваю тянется чулком
червь дождевой из ящика полгода
как будто это из носка резинка
а то вдруг дырка и ищи другой
успеть к успению наметивши мелком
покуда не испортится погода
хотя б к хвосту товарного состава
дышать в последний угольной пургой
бывает скажут пол помыть
мельком
взгляну в окно спешу спишу три слова
прошло полсотни лет а я хотела кофе
я помню два из них: не покида
кого-то рвёт какао с молоком
и я стою в детсадовской столовой
потом стою у платяного шкафа
мне нечего надеть и никогда
а комната кривится за спиной
и города меняет за стеной
я помню что уже пришли за мной
там в стране далёкой буду я тебе иной
январь 2002 г.
ПРИЗНАНИЕ
я больше не люблю
(да и никогда не любила) те-
атральные конфеты, барбарис и дюшес,
не говоря уж о мятных.
Я больше не хочу видеть
(да и видела ли раньше) те
продолговатые обтекаемые блёклые
жёлтые зелёные полупрозрачные тела
в мутных мятых обёртках
они сияли, когда их вынимали изо рта.
но знаешь
когда я слышу те-
перь (как и прежде)
прожжённый дух кондитерских фабрик
у меня перехватывает дыханье.
26-27.8.03