polutona.ru

Юлия Тишковская

некоторое время

Сборник стихов «некоторое время»


динозавры

динозавры –
это те, кому мы можем верить.
вы никогда не обманывали нас,
динозавры.
никогда не обманете.
мы верим вам,
уснувшим,
когда стало слишком холодно,
на Земле стало слишком холодно.
вы не вернетесь.
больше не верите солнцу.
а мы – мы верим вам, динозавры.
мы еще можем вам верить.


*

спрашиваешь:
ну кто из них самый любимый?
незабываемый,
незаменимый?
прошептал уши словами простыми
так, чтоб потом любое простилось.
или молчал и курил устало,
прощенный и в том, чего не случалось.
или ушел, но проверил позже –
простится и то, чего быть не может.

спрашиваешь:
ну кто из них самый любимый


столы и стулья

в наши комнаты,
где стоят столы и стулья,
мы однажды приводим
кого-то еще,
чтобы кто-то был
и видел эти столы и стулья
так же, как мы.
чтобы мы могли сказать ему:
смотри –
вот столы и стулья,
вот стулья и столы.
И он ответит: «Ага».
И как будто так будет
всегда:
столы,
стулья
и кто-то еще.

Мы однажды приходим в наши комнаты,
где стоят столы и стулья,
а кого-то еще
нет.
И вот уже нет столов и стульев,
потому что нам некому сказать:
смотри –
вот столы и стулья,
вот стулья и столы.
И нас нет,
если кто-то еще не скажет про нас,
что мы – вот
и не ответит «ага»
в пустых комнатах.


братская могила

братская могила.
собираюсь покоиться с миром.
собираюсь удобно устроиться,
и прощаться потянется чинный
похоронно-смиренный поезд.

будет много цветов, как положено,
(тех, что я не люблю – в избытке).
будут руки покорно сложены
в послесмертной улыбке,
в предвкушении неизвестного –
что могила братская вырыта
одноместною.


плохие стихи

плохие стихи.
мы не так горды, чтобы их прятать,
и не так глупы, чтобы гордиться.
они становятся плохими,
когда мы перестаем в них верить.
это не трагедия.
мы устали.
пора вытряхивать пепельницы с балкона
на повешенное белье
кого-то чужого,
с запахом лестничной клетки,
утреннего «здравствуйте».
пепел слишком тяжел,
чтоб упасть.
он тянется по воздуху
и не складывается в аккуратные столбики.

так рождаются плохие стихи,
чтобы их
не читать.


океаны

незакрытые
краны.
счетчик воды на наших домах
зашкаливает.
перетекаем
прямо из ванн
в неизвестные океаны.

очереди
на надувные плоты
закрыты.
вы не угонитесь,
вы никогда
не достигнете.
клеить шары
из открыток,
ими светить вам
размокшим,
забытым
светом воды.
синий свет, говорят,
помогает от насморка.
льготы на оформление
водяных паспортов –
если прыгнуть с моста.
потом,
благополучно минуя сваи,
приплываешь
в теплую ванну,
перетекая
в неизвестные океаны.

мы и поныне
там
плаваем,
достигшие
водяной нирваны
напополам с рыбаками.
дельфины с китами
своими волнительными руками-
плавниками
отслужат вам
мессу по нам
в большом,
на самом дне ваших слез,
подводном храме,
где SOS заменяет amen


*
(Кате Гуцал)

Летчик на высоте
четвертого этажа
держись
мы идем
с тортами-букетами
мы уже выходим
из метро
ищем твою улицу
поворачиваем на светофоре
летчик на высоте
четвертого этажа
держись
мы идем,
пугая собак и старушек
мы уже ищем твой дом
летчик на высоте
четвертого этажа
мы уже ищем твою квартиру
скорее
скорее
еще не пришли
твой полет
нам
и
для всех
пусть не сегодня
пока
мы
дышим за дверью


*

Жизнь все-таки
штука прекрасная,
если жить с ней недолго,
гостить не часто,
и видеть всегда
при параде,
а не в бигудях
и халате.


*

блаженны нищие
дух
ами французскими
быстросохнущим лаком
блестящим
билетами в Кремлевский дворец
цветами на черных машинах-таксах

а также
друзьями,
всегда звонящими вовремя
детьми улыбающимися,
пьющими кефир без сахара
блокадными бабушкой с дедушкой,
совершившими путешествие
из Ленинграда в Москву
любовниками тихими,
молчащими

а также
честностью,
несмотря ни на что выходящею
исполненностью спокойствия
на лице и в сердце
и верой в таблицу умножения
блаженны нищие

блаженны нищие
всем,
что есть
ибо их царство.
на небесах
на все будет
стопроцентная скидка.


*

Кто знает, -
скажите, пожалуйста!
Очень важно услышать.
А что стало с Томом
после этих ударов мыши
по голове молотками огромными?
Да еще и бульдоги
зубастые.
Больно.
Больно
себя из собачьей пасти вытаскивать.
Бедный Том.

Кто знает, -
скажите, пожалуйста!
Очень важно, признаться.
Где сейчас Волк?
Ну, когда-то истязаемый Зайцем?
Любил сигареты и пиво.
А по душам
и повыть не с кем.
Что осталось от Волка –
своевременно
получает пенсию?
Бедный Волк.

Кто знает, -
скажите, пожалуйста! –
Я прошу поделиться. –
Пострадавшего в войнах с Кроликом
Братца Лиса?
Как придумает
штуку умную, -
Кролик, этакий шустрик,
ускользнет и все карты попутает.
Да, небось, и невкусный.
Бедный Лис.

Как с вами мы
умудряемся
в этом мире
хоть как-то жить?
Окружают нас
активисты-зайцы,
переростки-кролики,
мыши-мутанты
и тому подобные
типажи.

А что сталось с ними,
безгрешными?
Говорят:
ты живи.
Ты держись.
А какую сказку отведаешь –
выбирает жизнь.


*

счастливы не те,
кто знает,
как надо,
ибо об этом никто не знает.
а те, кто ступает
по поверхности
вращающейся в пустоте планеты,
и улетает, не слетая.

они идут
как ни в чем не бывало,
оставляя теплые следы.
в счастье своем
никуда не приходят.

им никуда не надо.


*

(О.Ш.)

он
такой рассеянный
слегка
и слегка печальный.
знает все.
все видел.
все уже знает и видел.
глаза поблескивают под очками.
ото всех готов защищать
свою
жизненную
политику.

дети, семья, коньяк, пиво,
работа, стихи, споры.
где-то устал.
упал.
встряхнулся.
куда-то отправился снова.

сцепленные слова-вагоны.
указатели-точки.
зажмурил глаза –
ну вот.
ну вот они,
девочки-дочки.

вырастут – скажут:
чего ж ты, папа,
все куришь и ждешь
прибытия поезда
с потерянным чемоданом.
а он
не приходит
с упрямством механических ходиков.
налево-направо
налево-направо
господи-господи
храни нашего папу
от всего, что проходит.


*

мне не перебежала дорогу черная кошка,
но чуть не задавила
машина


*

однообразные мужчины
в куртках прячут
мысли о борще,
о ней,
такой молодой и красивой –
приятно посмотреть, представить друзьям
и вообще.

однообразные мужчины
куртки снимают
и остаются
спать на полу.
они
неизлечимо сильны,
и завтра снова увидят с балконов салют.


*

приметы
нашего времени
на магнитных картах
метро


*

слушай
по ком звонит колокол
батюшка читает молитву
друзья морщатся при разговоре

все о тебе
о тебе

состарившемся
над картой
тысячи городов
в продавленном
кресле
дней


*

Красный охранный шнурок
буддийский
и крестик
ударяют тебя по губам,
мешают,
когда мы вместе.
Мне приходится
закидывать их на спину.
Но они снова
вдруг
вынырнут.
И я
в самый неподходящий момент
вспомню,
что кроме меня
у них
нет
никакого
дома.


*

Не прихожу вовремя.
Не тороплюсь.
Не подхожу первой.
Не спрашиваю –
ну кто кладет голову
тебе на плечо?
Нет, я не боюсь знать правды.
Я ее вижу.
Просто
все думают,
что мы пришли сюда вместе.
А мы – не приходим.
И это не грустно.
Это просто так есть.


*

задушенная твоим шерстяным шарфом,
лезу по нему в небо,
словно Мюнхгаузен,
чтобы крикнуть –
никакой Марты не было.

Никто не скажет, что он порвется,
когда я долезу прямо до солнца.


*

В твоем кармане
моя рука всегда теплая.
Но вот наступило лето.
Нет повода греть руки.

В твоей телефонной трубке
всегда найдутся нужные слова для меня.
Но все вокруг спят.
И нет возможности их слышать,
не причинив вреда.

В твоем сердце
живет любовь
для меня и для всех.
Не думай, что есть
хоть что-то важнее этого

летом
когда все
уснули


*

У тебя вся спина белая.
Идешь с заседания Центрального Пленума.
Обсуждали течение крови по венам.
Ты получил первую премию.

Твое выступление было кратким:
по руслам вен запустить кораблики.
Они должны плыть куда-нибудь.
Искать уютные гавани.

Все посчитали, что это – прекрасно.
Дескать, мы будем в этом участвовать.
Их снасти раскрасим яркими красками.
А у тебя вся спина – красная.

Просто испачкался о соседа.
Его кораблики застряли где-то.
В какой-нибудь исцарапанной ванне.

но как об этом скажешь собранию?


*

поиграем на мосту
не через реку
через дорогу
два человека
едут
едут
машины
и когда она под тобой
ты как будто
пустил ее внутрь
съел
за секунду.
кушаем машины
на мосту
не через реку.
мы съели
весь город
пустой.

как сообщают наши корреспонденты, пробка в районе Ленинского, Кутузовского проспектов, на Варшавском и Волоколамском шоссе…

урбанистическая анорексия.
такая болезнь
от нервов
города


*

а ты иди туда,
куда все люди идут,
и храни
внутри
смерти суть,
как градусник – ртуть.
и тогда они не умрут

а ты в ладоши хлопай,
чтобы услышать себя,
а добившись искры,
остается только сиять.
и тогда они – навсегда

а ты иди через лес,
иди через боль
напрямик,
освещая всем путь,
сделай фонарь из тьмы.
и тогда они – это мы


*

только сейчас
начинаю понимать:
главное – оно ведь так, сразу,
комом
из сердца не выкатится.
оно гнездо себе там
построило
из обломков улыбок,
застрявших слов-недомолвок.
и живет.
но, глядишь,
веточка какая осыпалась
жестом
голосом
нарочито случайным взглядом
на руки
людям,
которые дороги


*

Как будто у души есть карманы. –
Рассовываю
налево
прямо
направо
важные вещи –
документы, деньги
и то, что попроще –
ручки, печенье.
И ходишь пузатым воздушным шаром.
Но внешне больше тебя не стало.
И ощущаешь внутри весь мир, но
вот только что-то уходит в дырки.
Они снаружи заметны мало.
Но шаг за шагом –
карман легчает.
И не зашить –
нет таких иголок.
Вот так и ходишь.
И век твой – долог.


*

Ночь сушения сухарей
еще не гарантия утра похода.

Повисшие между потолком и полом слова
еще не гарантия мысли.

Гарантийный срок истекает и в холоде
по указанным числам.


*

поставь на рабочем столе
мой рентгеновский снимок.
пожалуй, лучше уже
меня не снимут.
остов, который, подобно мамонтам,
вымрет.

после нас остается
теплое место.
займи его.
пускай оно не остынет.
моим костям тесно одним,
так тесно.
но я пребываю в них,
как волосок в мыле.

я иду на работу.
у меня развязался шнурок.
я старался,
старался,
старался,
умер,
воскрес и смог

его завязать
взглядом небрежным.
пейте же
всегда безмятежными,
становясь нездешними
и безгрешными,
утешаясь впрок.

постылое место
остыло.
аргументы в силе.
слова сгинули.
почить в мыле.
кости в дырках.
не вырывайте меня,
сама выплыву
кверху затылком
слово замолвить
на поминках.

на месте нолика –
победный крестик.
здесь похоронены
не видавшие живого Элвиса Пресли,
никогда не пьющие колу люди.

аншлаг.
билеты проданы.
мест больше не будет.


*

если мне от себя не спастись –
могу ли я бояться
кого-то еще?


*

муравьи.
спешите лучше
к другим порогам.
вас ожидает гражданка Никанорова
с кучей корма.
каждому –
по социальной норме.
там ждет
пятизвездочная аккуратная норка.
навалом гусениц,
жучков черных.
там ваши личинки
увидят во сне Ямайку,
или даже Париж –
кто знает.
муравьи.
шевелите лапками
ну, хотя бы в Китае.
вы ж дети.
зачем смотреть,
как медленно мы умираем
стая за стаей,
возвышаясь над вами
огромными
нежилыми
домами


*

если ношу взял
не по силам,
и уже невозможно
не выронить –
ты в последний раз отдохни –
и неси ее
и неси ее


*

после
грустного старичка
с «Правдой» в руке

после
молодой мамы
с детенышем на поводке

после
супружеской пары,
зависшей в обоюдном броске

после
лысеющей женщины
в черном нижнем белье

я ухожу
последней,
и больше
трамвая
нет.

февраль-июнь 2005 г.