Пётр Разумов
Стихотворения
* * *
Галя, галка колченогая
Точишь тоненький стишок
В нитку красную размотанный
Топчет точку сапожок
То не гарь, не лист осиновый
Не слеза скатилась с туч
Это шёлковый, сатиновый
Створ согласных под сургуч
Календарик этот почтою
Не послать, не растворить
Будет музыкой студёною
Дождь и снег с экрана лить
Нитка рвётся, так кошачьего
Не сточив карандаша
Этой ночью нежно, вкрадчиво
Тянет и болит душа
* * *
Утёнок Чёрный плащ
И лютик в белой вазе
Всё, что стереть могу
Чего не передать
Мне память повторит
И схлопнутся едва ли
Тот миг, когда дышал
С той ранкой, что болит
Зелёнкой запишу
Размажу мягкий грифель
На А4 в стол
На счастье, на зубок
Я так красиво пел
Но не вернёт строитель
Солдатиков ряды
На непрогретый пол
Игла елозит диск
Кружочек в середине
Ей не даёт устать
Иль пó сердцу сурьмой
Всё, что могло ходить
Остановилось в пыли
И глохнет Интернет –
Не превозмочь засор
Н. К.
* * *
Всё меркнет, свет исходит
Лишь зыбкий, тени в половицах
Их стук подземный теребит колени
Мир капелькой ползёт
И путается в спицах
Мне страшно. Что-то будет
Не это ль счастья весть?
Кто говорит? Кто любит?
Не дорога и честь
Где всё, что было твёрдо?
Распался мир на позвонки
Легки крыла у чёрта
Он выдумал, что так тревожно ждать
Ответного удара
И поцелуй как рана
Воображение разъял
И треснул сам собой
Покой,
Бракованный бокал
Н. К.
* * *
Эта весна организм превратила в хлам
Где рай заражённый сулило пространство,
Там крадучись мысли тревожные бились,
Лились за край
Случилось! Случилось! – в дудуки игрушечные,
В барабаны и глиняные свистульки
Сердечко стучало, дудело, пело
Пена снов, рассудка затылок ныл
Организм просил крыл
Оргазм встревожил болото плоти
На плоту жизни (в щели просачивалась вода)
Бередило решето похоти
Но кровь сомнения шла и шла через ранку
Не достигая исчадья дна
Дна боли, дна возвращения вспять
Все реки, мосты, обещанья
В прогнившей от ржавчины плошке
Взрастали опять
Кружились сычи над постелью, над мрачной тревожной жилой
Всходила луна дикобразом и ныло под ложечкой сладко
Как гадко бывает в иных объятьях, в этих – предел
Совершенства всего живого (так волосатый рокер сказать хотел)
Не дай этому умереть, не дай растерзать в заточении эти порывы
Красивы слова из жести, их гнуть, ими пачкать чернилы
Вся чернь бессознательного ощерилась и ротой штрафной рвалась на прорыв
Слёзы, слёзы
Здесь последний обрыв
СТАРОМУ РОКЕРУ
Он пел и пил и рвался на простор
Там Тор и Тот его уж поджидали
Как звали? Ничего не помню
Всё в мареве и анаши дурмане
Зачем замес у сцены, танцы дикарей
Зачем серьга, зачем помяты джинсы
Ведь птица на игле, ведь кровь на пальцах
И, кажется, не струны, а ресницы
Рвались – и лопались налитые глаза
За образа всех тéней не упрятать
Их хмель и музыка страшна
Не мёд, а героин на лапах
В ружьё! Ещё не спрели наши души
И в уши холод ледяной стучит
Как барабан, как бас, как чёрт возьми, свистулька
Копну под рёбрами волос,
Христос всех сгрёб и пропил,
И мы его продали за дозняк
Как жить, братан?
Да как-то так
Никак
* * *
Зима окатит белым
И наволочку вытряхнет на дно
Сон – маленький психоз,
Сон – маленькая смерть
И каждый раз как вход в кинотеатр
Он страшен и хорош
Растительный прибор, метла и водолаз
Никак не взять с собой ни одного предмета
Зима окатит белым и как раз
Уснуть до лета
* * *
Конкистадор, снимающий скальп с берега,
Недалеко от экватора,
Шубу себе из цинги говорящих на странном наречьи
Мяса их красные розы цвели не для них,
Но в пошивочной смрад
Отнявшие гнёт от себя
Ломятся флотилией брэндов к вам,
В залив полустёртых полов,
Где нет места крови и слову «голод»,
Но есть три рубля до получки
Гулаг позабывшие вшей кормят своих до отвала
* * *
Гнедой, пошто молчишь?
Пошто коровьим карим глазом манишь?
Ты галлюциноген, ты приторный крапивный монстр
Твой хохолок шевелится, если прорезать дырку в занавеске
Ты через ткань сочишься,
Через полозья стен и окон серую слюду
Я жду, когда приснишься
Тебя как Фредди Крюгера схвачу за хвост,
Конечно, если есть он
Ведь есть же? Отвечай!
Я присушил тебя когда-то
Теперь ты раб моих зрачков
Везде, где нет тебя
Я вижу тьму и пропасть
Вор рогатый,
Ты вечностью примятый
Как выглядишь теперь?
Усы не отрастил?
Всё так же пульс сосков рождает негу,
Всё так же перламутр крыл
Как нож под сердце вкрадывается в межрёберную мглу
Ты лжёшь и празднично шипишь
Ах, змей шестиугольный
Ты мне сомнением наводишь ипохондрию,
Которой с детства я болею
Срамной паук,
Я медленно раскрашиваюсь в синий, млею…
Зачем всё это написал?
Чтоб РПЦ в лице митрополита
Меня презрела и, возможно, вознесла
На трон костра,
Чтоб мерзкие листочки,
Которые я пачкаю слюной
Лишились оболочки
И улетели в тот удел
Где я тебя бы не хотел
Свете Малашиной
* * *
Ох, Света-Света, как же так?
Мы стали взрослые
Давно ли морфологию сдавали
В недолгих коридорах института?
Ведь та минута как теперь
Мне помнится, но на засовах чутких дверь
В пещере Герцена на корточках сидели
Что ели? Даже не скажу
Все деньги тратил я на книги
Кафе как мрачные вериги
Мне вход туда заказан был
Курили только много
До сих пор
Тот лёгок и прохладен дым
Теперь на кухонке малюсенькой в Москве
Я жалуюсь на жизнь тебе
Две девочки твои резвятся, рвут и мнут
Где остов дорогого юношества тут?
Коляска, куклы, папины примочки
Нехитрый быт, но вялы строчки
Не втиснуть в траурный анапест
Статей теперешних конспект
И лишь шумит за домом где-то недалёко
Всё тот же мокрый и ошкрябанный проспект
Давай улунчику молочного заварим
Эх, Светка-сатана, прощай филфак
Всё это пригодиться может как-нибудь не так,
Как думали, когда тогда прощались
Вечерний полумрак
И писк детей, и шум экрана
И непроявленная рана
Там, где коснулся лба далёкого
Гул жизни тайной и большой
И отсвет той минуты до сих пор
Нас оплетает влажною осокой
* * *
На все четыре стороны расплёвано земли
Не мы ли здесь растём под небом ржавым?
Последний колосок, сумевший прорасти
Торчит из чернозёма одиноким жалом
Здесь есть ещё медок и яда капля золотая,
Что склеротичку-мать способна приподнять
Но что с одним патроном воевать?
И на двое сказала
Старушка-кутерьма:
Страдать, обнять, бежать…
* * *
Её страпон мне в рот вошёл
И заварился тот крюшон
Где травки все из кожаной пеньки
Виньетки запятых разламывают чувства
Вотще ползёт рука, распались позвонки
И всё сочится ядом сладким –
Взорвано искусство
Она меня насаживает лихо
И хомо поднимает ставки
На холмик её мяса
Все катышки и ямки
Всё облизать и сдать зачёт
Я в эту ночь
Потребовал отчёт
У плоти взбалмошной:
Пошто её узлы
Так неказисты и примяты
И ваты сахарной прочней и мягче
Клей запятых, которых меркнут страсти
И всё срастается в телесный водоём
И как из ржавого стального крана
Мы эту вечность вместе пьём
* * *
Трусы малы, снимать и жить
Долой стеснение, не надо больше говорить
Ты так меня просила? Сдвинь стигматы
Мне эти вкусны запахи и ваты
Там, где стяжение, там, где пропасть так жутко
Здесь промежуток, здесь заплата
Палата сумерек не режет бугорки
И творожки ванильные торчат из-под руки
Сегодня будет только пополам
Грех неподеленный вдвойне приятен
В капкан теснения ложится тело так,
Как положил его дурак
И не осталось золотистых вмятин
Я всё могу проверить, прикоснувшись к утюжку
Отдёрнув, вывернув, под пазуху проникнув
Галантерея темноты не выдаст страха и обиды
Все виды мне, трусы малы, долой
Я буду следователь злой
Ты так молчала, что я был готов
Тебя унизить и отведать тайну
Но маятник не упадёт, качнувшись только
Как звали? Олькой?
Ты молчала
И вечность грудь твою качала
* * *
Лижи мои лепесточки
Что молчишь, недовольные рдеют щёчки?
Языка шершавое ложе принимает на чёт/нечёт
И кровь сквозь насос сердечка скорей течёт
Под пальцами двигается стезя
Ёрзай, мой зверик,
Каков пол у ферзя?
Смотря на каком наречии, говоришь
Стёк пот с плечика речи,
Ну что мычишь?
Кричи давай, жалься пчёлам и их творцу
Тебя подстригать в ванной не буду
Расстёгивай складки, не строй из себя овцу
Шевелись, вьючный жёлоб натирая клеем слюны
Все мои пальчики смазаны быть должны
Поверки тело не выдержит,
Страх управляет мокрым его ребром
Губы как танки ползут в депо напролом
Выстрел не схватится, мякоть не лопнет соком
Мы будем биться под обнажённым током
* * *
Постель и сон,
Макдональдс и маршрутка
Я в промежутке, я потерян, я забыт
Как тот медведь, чью лапу оторвал
Он не придёт
Он спит
Всё по отдельности, всё – вкусный мякиш
Короста сумерек не режет глаз хребты
На все ответы не найти вопроса, маленького, гладкого
Как камешек, что выронил на море как-то ты
Размять, вспороть – зачем ерошить дня отару
На рану шов не наколоть, не вымолвить обиды
И лишь дышать, пока не скроет поволока требухи,
Что в сон летит, все эти опостылевшие виды
* * *
Февральская тёплая ночь
И слякоть, как и тогда
Года пролетели мимо, вращаясь на глупой бумажной оси
Ты вышел из туалета пьяный в жопу и скомандовал мне: соси
Капля мочи дрожала на толстом члене
Мне было смешно, сквозняк теребил колени
Он был с тобой заодно, он хотел власти и влаги
Жаль, что на этот праздник не вывесил Путин флаги
Уже за полночь и отсчёт пошёл
14 ангелов встали за спинкой стула
Ты наизусть строчки мои прочёл
Я в лузу заброшу файлик с картинкой «ню»
Прислоняя тебя к огню
Такого потешить всегда хорошо назгула
Ты был моим псом фарфоровым, лошадкой с тряпичным хвостом
Что стало с историей нашей, когда чернила сменили пропись?
Всё это не важно, всё это не так, потом
Трещинок в мягкой коре не редеет опись
Хватит, наверное, здесь оставаться, выпьем на посошок
Из этой февральской мякоти можно выжать, пожалуй, что-то
Петушок клюёт меня в лоб. Отпусти, это мокрый снежок
И Николка кивает вслед уходящей тьме из ночного киота
* * *
Соучастник наших бдений
Ангел с крыльями из гипса
В самый раз тебе землица
Искривлений не даёт
Что любовь? – спросила птица
И ответили мы оба
Прикрывая крышку гроба
То же, что нутро
Золотая жилка бьётся
Пот с мочой промежность склеит
Клювом прикрывая перья
Ангел выдолбит дупло
Лопасть траурной одежды
Не задержит пены прений
Опираясь на колени
Птица ковыряет дно
На пшеничные стигматы
Прыскает эфир богатый
Золотое веретёнце
Скрадывает вечерок
Мой урок прикрыл подельник
Проворонив понедельник
И для гипсового солнца
Вынул ножницы окна
Что любовь? – спросил зародыш
Шов на теле или имя?
Всё, что видишь, всё, что помнишь
Всё, в чём золото живёт
* * *
Хотеть того, кто хочет –
Неблагодарный труд
Уж лучше леммингов ряды
Свои зубцы сотрут
Уж лучше запах ноября
Когда гнильца с водой
И снегом сыпется с утра
И с вечера порой
Уж лучше зарядить ружьё
И спрятаться под стол
Но нет ружья и стол не тот
И грязен тёплый пол
Все кружева пространств не в счёт
Другому руку дай
Он требует с тебя отчёт
Как друг и как январь
Всё снег, всё шорох покрывал
Подушки угол мягкий
Ему не разрешит жена
Искоренить повадки
Хотеть того, кто хочет
Не так уж интересно
Хотя, похоже, делают
Все это повсеместно
* * *
Как полон мир, как он прекрасен
Пять шагов на запад – простые смыслы распадаются шутя
И рот наполнив сладкой манной кашей
Не верит в прошлое дитя
Каким узлом привязан я к земле
Зачем не впасть в сомнение, истому
Яйцу ли не разбиться, не сломаться ключику в замке
Здесь, на песке. Там, по-другому
Хочу идти, и плыть, и ковырять буксиром льдов хребты
И солнце просевать сквозь линзу глаза голубого
Как хороши большого мира неприкрытые черты
Он весь как смоль и как имбирь
Лишь оторвись от дома
* * *
Готов убить и тут же целовать
Мне похоть поведение готовит
Весь произвол сердец сошёл на нет, когда
Паук готов и муха в пене тонет
Слюну скрижалей этих растолочь
Способна лишь разлука
Старуха смазанная потом и мочой
Когда она кончается в колдобине ночной
Выходит на простор мучения стезя
И прекословить ей нельзя
Коснись обиды, придуши
Ты насекомое души
И если стерпит оболочка эхо
Вы прысните вдвоём от смеха
И будет сласть, и будет космос алый
И медленный паук шершавый,
Который всё сплетёт и выплюнет из рта
И скажет книга, по которой жил когда-то,
Что кроме ночи остальное суета
* * *
Я к людям прикоснуться не готов
Они из охлаждённой слизи
Их потных мыслей растолочь
Не в силах сумерки
Их души в банке сгнили
Их мерные ряды наполнят улицу и дом
Они вползают в каждый метр, трутся
Автобусы штурмуют напролом
И дети их за ними мнутся
Ресурсам этим нет числа,
Как думал президент
И он, пожалуй, не соврал
Они ложатся спать наотмашь,
Проводки соединив
Внутри самих себя и сном взрываясь жутким
Их сон – моя судьба:
Сердечный бой и телокатастрофа,
Спалённая в маршрутке
ФЕСТИВАЛЬ ВЕРЛИБРА
Иван в васильковой рубашке
Имя существительное во рту копошил, елозил
Лоск чернил, изнанку замаранную скрывший
Вкус речи родивший
И всё растаяло спозаранку как марево, как стезя
Так с телом шутить нельзя
Иван в рубашке фланелевой на излёте зимы, в предвкушении лета
Перевесив остаток жил, рук, черенков
С невзрачного парапета
В обниме лёгкого ветра сквозного, пропитого соком солнца и жёлтым его теплом
Говорил о том, что всё начинается только
И я вспоминал его дом,
Его рай в распашонке комнат, в кошачьем веретене туалета
Ах, скорее бы кончился этот холод застенчивый
И наступило лето
ЦИБУЛЕ
Ах ты луковка, божий цвет
Толстенькая пуговка, нет как нет
Нет рубашки, нет палатки
Мы вдвоём, всё гуще складки
Сок течёт в родное горло
Ластится чешуйка
Не смотри его так долго
Косточку прожуй-ка
Долото, решето, бузина и мята
Всех растений растревожил
Волокнистой лапой
Дай достойную замену
Пуговке, крючочку
И тепло и даже жарко
Кромке, лепесточку
Божий цвет, привет, создатель!
Что ты понял, мой читатель?
А. Ц.
* * *
По струне, натянутой через площадь
Суок в чёрно-белом бежала,
Колокольчик платья вздрагивал, тяжелея
Она сказала:
Если бы зелень уродства и мрак…
Не пускай меня туда, где светло
Вокруг меня копошатся мягкие, гадкие всё утята
Что в ладошке, зачем ты это припрятал?
Отдай, не хами дорогому телу
Как светло!
И пальчики сжались, послушные беспределу
Речной лилии сок, кос чёрных полозья в воду
Я – Офелия
Отпусти меня на свободу
Этот немой персонаж мне дорог не потому…
Продолжение фразы вызовет скрежет,
Непонимание
Посмотри внимательно: в городском саду,
Нет, на кладбище, весной запоздалой
Всё жжётся, тоска, лужи, пролежни, листья берёз
И бабушка под землёй лежит хороша
И как Суок не имеет слёз
* * *
Все зёрна, что остались с прошлых похорон
Прибережёт родное горло
Листа, покинувшего ветку ветровую
Не оскопит погода
Где почва, там судьба
И ходит ходуном
Над перегноем вьюга-смерть
И почву эту греет
Там, где сквозняк
Где морок и болезнь
Там родина белесой льдинкой
Тлеет
Всех солнц тепло не знает этой боли
И этого труда
И в душу не пролезть, как только кровью
Запечься в ласточку-иглу
Которая грешна своим ударом
И формой, и размером малым
В родной овин вернётся бахрома
Барашка-тень расплавив в мареве заката
Когда запечь, лишь хворь и стон рябин
Мука, не нужная солдату
И кутерьма оставленных хвилин
И в каждой – хата, запертая с краю
И уголок, где я один
И голосок, не нужный раю
ПАМЯТИ САНТА-БАРБАРЫ
Свистели пули, Версаче Медузу надламывал над безутешной страной
Хосе Игнасио тем временем в поло мячи катал, он был паренёк простой
Вдова генсека, Родина-мать, старушка держава спала с бразильскою Розой
И всем казалось, что крах миновал, оставив тела, подёрнутые хлорозом
Интриги, месть служанки, яхта в бухточке калифорнийской
Народ спасался от боли и слёз в слезе искусственной, неотмирской
Просто терпеть муку, которая шла за окном
Было куда трудней и опасней, и народ пёр в голубой пролом
Там только любовь, наивная, романическая
И безутешность домашняя, некосмическая
Всё как бы на пляже, в отпуске, в тайном алькове имени Казановы
И мир дряхлел и терял свою плотность, отодвигал оковы
Медуза в малиновой оболочке свисала с пивного пуза
Но в облаке радужной пыли вставали черты дорогого Круза
Всё, что сникерс не проколол, клокотало и щебетало
У народа росло второе, неукрадимое жало
Но вечность в огне пищала
АНДРЕЮ ГРИШАЕВУ
Бычок ожёг случайно руку. Задумался
Всё прятки лютые. В тиши парадняков
И от судьбы, и времени, и жести
Жесток лишь колышек в груди
Смотри, часы на месте?
Мне словно остановлен поворот
Как в сказке Шварца, только я не старый
А уровень застыл и сжался в крике рот
Расту наоборот, минуя возраст вялый
Впадаю тонкою струёй
Всё в озеро одно
И братаны на сломанной скамейке
Всё прыскают в кусты слюной
И прожигают найки сигареткой
Дымок-дымок, приворожи
К той спичечной коробке
Где совесть и дела не в масть
Мне ворохи нужны
За оборотом речь
Обновки, суициды
Лишь Public Enemy на кепке с Хошимина
А прочая узда
На карусели этой растолочь
Об стену глупости
Поплыли
Езда, езда, предутренний дымок
В перчатке этой пальцы сгнили
Я óтдал счастье под залог
Как на скамейке той учили