polutona.ru

Алексей Порвин

Стихи

***
Неновые звучали вести
о сумме осознанной мглы:
в кровлю забиты – темнели гвозди,
теперь, как время, белы.

Важнее не найти заботы:
вбирать кристаллический хруст
– в музыку нашу лучи забиты,
скрепляют душу и рост.

Предмет как пауза привычен:
средь взмахов, ведущих мотив –
ветви творят дирижёрский вычет,
с утра над речью застыв.

Материальность будет сгустком
дневной тишины: тяжелеть –
главное дело под снегом хрустким,
белевшим тысячу лет.



***
Цели если собраны воедино:
кормушки – птицам, сахар – душе,
чем продлить правоты долину
ненужную уже?

– Истиной кормушечной и поильной:
свобода, суета муравья,
скорость ливня: словам посильны,
к подробностям зовя.

Толпы расползавшихся насекомых
зачем людскую участь зовут
все пути отследить? Легко мы
осилим бег минут.

Каплями растащено осязанье,
как муравьями – сахар: найдём
все частицы в дневном озоне,
напомним, где их дом.


***
«Наказанье», «ответ», «победа», «благо»
– довольно стезю дополнять луча:
отказаться от света, если атакой
станет: как воды - уйти, смолчав.

Убегают сказавшие смятенно
«стремленье войны сохрани, упрочь»
пробуровлена речкой, смотрит плотина
в дыры, впустившие день и ночь.

Световое расчерчиванье глаза
на секторы: прочих не будет карт
наступленья души на облако газа
с целью отмены небесных кар.

Распылилось ли чувство, удушая,
и что выдыхаем помимо слёз –
пробуровлена светом, стала большая
наша свобода: пейзаж пролез.


ЗНОЙ

Раскалившийся берег каменел,
(камни едва ль единятся кипеньем)
– ладони обжигая, пропел,
стыдно за то, что люди звали пеньем.

Утонувшие камешки в пруду
скажут: касанья ладони к последним
дыханьям приравнять, в простоту
падать – всё лучше, чем скипаться сиднем…

Проектируя каменный плевок
в душу (она разойдётся кругами
в потомках) – архитектор-восток
в речи возник простыми именами –

Вот бросающий, вот – предмет броска,
будем ли памятью пальцев о жаре:
иное – и не важно, тоска,
скажешь, в словах нагретых мглу нашарив.


***
Людьми всё менее предрешён
отвод вражды, втекавшей предметно
в слова о начале времён:
воде от себя не мутно?

Вещей надумано высотой
для стока беспробудности водной…
Земля, под потоком постой
другим в тишине отводной.

Роняет марево темноту,
ответив на воздетую песню:
растить наблюденья в саду
такие всего опасней.

Ростки взбираются, придушив
остаточный подуманный жёлоб,
вбиравший смятенье души
и ливень, для слов тяжёлый.


***
Даже воротный крюк
лязгом вобрал естество
того, кто прорыскал вокруг
птичьей фермы, ждущей чего

Лужи лежат, полны
хлябью своей плоскостной:
вода никакой толщины
станет ли надёжной стеной –

(Жажда подступит враз,
стены пора возвести,
поднять, как последний вопрос
к небу в затихавшей груди.)

В слякотном слове ждут
знаки свершений: вот-вот
питьё шелестящих минут –
вынесут тоска и восход.


***

Не ветви слушаем, верша
пейзаж, где слушанье – душа,
а зренье вместо времени яснеть
берётся, упрощая наше «впредь»


Не ветви, а такие слова:
при свете объектов твоей
памяти – видно, чем жива
темень идущих мимо людей.

Всечасны дебри, ставшие клич:
дорогу найди, заблудись;
голосом, шагом разграничь
время – и чувство, ныне – и здесь.

Сопоставимость неба и дня
густеет на сердце, как лес;
слова не слышно: трескотня
чёрных деревьев, белых древес.