Соня Радостина
цесарки в пыли
•
её трогает одеяло
и стола шершавая лапа
осторожно смахнёт на пол
отделенное от деяний
она трогает ветхие вещи
говорит
что любовь что память
примечают вещные вехи
и стараются рядом падать
за любовью растет немало
что за памятью неизвестно
но что трогала — обнимала
обнимает
впадает в детство
•
цесарки в пыли
камни царапают
под забором
пыль под ногами
недолго хранит узоры
крапивные уши
на солнце горят позором
никнут в жару
и свешиваются подзором
ветхая скатерть
с мережками вышитой вишни
серебряный нож
каким-то макаром выжил
радость земная
что стоит сущие гроши
вареное солнце
в крапивные щи крошит
крапивное семя
в пыльной матрасной пижаме
пальцами чёрными
курицу прижимает
а все кто ушли
будем считать сбежали
власть захватив
и скипетр и скрижали
•
там не сохнет выстиранное бельё
не опадают вечноземные платья
из заплаток проклёвываются проклятья
эпохально вытягивающиеся в быльё
розмарин для памяти вот укроп
не от робости от испуга
рассыпается по акриловой шерсти луга
в распустившемся вылавливая упрёк
как прилипший ко дну урюк
в торфяной простоте компота
где некошеная забота
шебуршит камышами рук
по краям осыпая вельвет
на кипящих в котле платьях
шевельнет déjà vu и охватит
рваным паром
бахилы на голове
•
снился снилс
нездоровый
зелено-бледный
что-то силился связное
спеть солнцу
но сипел и синел
и слился
с чистым зевом
слизистых занавесок
тихо
тихо пусть спят
и видят
как из тени
всей полнотой жизни
пронесётся
жуууук
в маске
и простом перелётном платье
как украсит собой стену
чтобы утром нильс плакал
осознав скоротечность жизни
независимо от накала
лампы и траектории
путешествий
милый глупенький
снилс лохгерсон
•
фантомы людей
поутру беспокоили латы
но проходили
совсем без следа
и ладно
латы смеялись
над плотью
такой нелепой
в разрезе времён
и в образах
пыли и пепла
на том и стояли
на совесть
почти бесплат
но влажная
ветхая тряпка
ржа сожрала
латы
•
что уж тут говорить
если под руку
подвернулась нога
и растянулось время
звенели и сыпались буквы
обугленных объявлений
срывались с гвоздей последние птицы
анемичные доски сочились тоской
на спицы увязших колен
дома израилева
хлопали и закрывались двери
лица от глаз отрезая
плыли ягоды и пашни
райские
над сараями
сизокрыл ассизский
на себе выносил
израненных
•
железную серую дверь подпирает
самая недоверчивая из всех вер
на двери написано тварь
на вере красная шапка
с надписью мanowar
вера железная
слова на двери бред
ей по колено и брод
и даже конём конь блед
по наковальням
louder than hell
но вера всё медлит
и молится по какой-то хрен
знает же
как облупленный свой подъезд
нет там ни твари
веру никто не съест
лезет за словом в карман
и достает ключ
варежку
заначеный чупа-чупс
распахивает железную дверь
точнее приоткрывает чуть
серый облезлый кот
враз обновляет путь
железная вера решительна
она поправляет шарф
делает к цели шаг и
даже почти шах
за серым железом
с изысканной надписью тварь
стройные пальмы
запах немыслимых трав
и чупа-чупс клянчит
чей-то жираф
•
не вытянуть слóва
из тучи капроновых лент
тупость без сладкого
как вариант нормы
курица лапой
ноги расчёсывает до колен
прея в телесной свободе
под тесной формой
слабые связи
между частями тел
упруго толкают
сорваться в нелепые дали
редкая птица заполнит собой пробел
только спросив
зачем протозайчики не летают
за литерным шкафом
в тихом читальном раю
протомазай
редкий подвид морали
галю спасает
выкладывая на краю
книгами
счастье не за горалик