Карина Лукьянова
наблюдение за выскальзыванием
1*
М.
-
над остовным вынесено
речи движение
тело качнувшее от зимы
расторгается воздух
он встаёт посреди медери
сплёвывает в ладонь молоко
это план имманенции:
человек отсчитывает пространство,
изумлённое,как растянутый спазм,
и танцует. он не белый с изнанки теперь.
--
это пролёты лестницы,
защемления, перешейки:
синтагматика сцепленных рук.
место еще не занято местом.
значит, знак уберётся в карман,
не застёгнутый в поспешании.
к слуховому окну я [субъект спотыкается на] бегу
там картина как ты раскинут
много чего ещё
как сметь: она протягивает руку как смерть
---
голова как несомое
искомое
задохнувшееся ископаемое
к солнечной стороне
её тело теперь развёрнуто
смотрит на свет
в утаённое упакованное
реквизиты потеряны
измерения сброшены
----
"Красная ветвь перерезана", —
так написано в новостях.
2*
В день, когда тело захочет свернуться в речь,
что ему скажут? Будет ли восстановлен
ход происшествий и алгоритм переломанных дней?
Съехавшим по столу
утренним выдохом он измеряет неровность, пытается что-то другое найти
в лоскуте мягких тканей.
В этом кадре на мне: картон кожи.
Он неснимаем
и непригоден для стирки в горячей воде.
В нём я услышал о том, как звучит неприкаянной часть: или.
Так выскальзывают из рук.
Съёмка окончена, лифт не ответит.
Многое глазу хочется съесть за окном,
когда говорят об исходе.
Всё бы вобрать, и пейзаж мог бы быть не таким уж и скудным: некуда утопать.
3*
Heard on the radio:
бабочка повторяет путь
ссылки родного тела
того, кто её изучил.
Нехитрая цепь сближений
или, к примеру,
рецепция сентиментальной эпохи.
Но проложен отрезок:
энтомология и тирания
между крылом и железом.
"Представляешь, сегодня всё повторилось.
"Я" вспоминает маршрут, на котором вложили ожог. Где мы не были, но
запись происходила".
Карта событий развёрнута как repeat.
Ферментация следа.
Там, в его наступлении, разнесены
соучастники слуха.
4*
обаяние незнакомых вещей и -
слепки оборотней.
"мы" с изнанки в воде,
осторожно завёрнутой с вечера
для сегодняшней жизни.
не задев за очерченный горизонт
переносится встреча,
ещё продолжаясь,
расставляя сметённые на пути
взгляда предметы, полные страха
и отчуждения, прежде, чем можно
сказать о них - как о желании быть,
но силуэты вчерашней речи смывают
обыкновенные стулья, столы
обыкновенное настоящее время –
это и есть исчезание, вставшее здесь,
где уже невозможно число
большее, чем единица
меньшее, чем порыв
говорить не боясь ничего
5*
это часы животные в нём тик-рык
деловито и упокоенно
размыкают фрагменты тепла
те необъятные
под языком
но каково ему
он назначен реципиентом
их ли я слышал когда лежал
паралитиком под слюдой
а тело его сидело
и о детском над головой
пока в черном углу кто-то меня убивал
преис-под-несение говорю, то есть:
'время протянуто на руках', или
'как неудобно любить в заложниках, осведомившись, который час'.
гугл-запрошенный, имя твоё перерезано, словно
кусок хлебный,
будто слёзный проток,
рассекающий мост между мыслью и щекой
6*
жар, подобный печати,
без продолжения.
практики точек и линий,
которые можно подбросить -
и более не увидеть.
с самого края мы над его
распространением, вжавшись,
лежим.
собранный путь обозначен
песней, разбросанной по земле
с этим началом -
утренней пропасти,
речи тех дней,
чей истолчённый свет
сросся со слухом.
воспламеняясь в другом, глаз обретает себя,
но оказавшийся рядом предмет
не называет;
скрытое имя его уподоблено
выпадению из письма.
7*
взрытое произнесённое
разрывает ритм сквозь
отпечаток фигуры на фигуре
падающие с нёба гранулы
разнесённые руки
и остов подобный выставленному за скобку
знаку восклицания
за которым одно желание
говорить с тобой
пока не закончится речь
и последняя комбинация знаков
не выбросит тело на берег
местоимения
разворачиваясь и сворачиваясь
задержаться в распаде вещей
на бездействие и стремление
идти so slow as possible
пока не возникнет воздух лица
или другого дополнения дыхания