polutona.ru

Ольга Дымникова

НЕ О ЗОЛОТЕ – О СЕРЕБРЕ

Цикл стихотворений (или песен, или и тех, и других)



Геллеспонт


якорю место - под сердцем у корабля
ветреной соли - в мягких твоих устах
третьего дня узрел: впереди земля
вей верёвки, натягивай струны, считай до ста

мокрых узлов всё больше и больше сжимай в горсти
каждому брату хватит по одному
скоро медея тросы позолотит
вплетёт свой волос в упругую бахрому

с геллеспонта музыкой дует - ничьей, ничьей
пока не сбылось, не выпускай из рук
верёвки натягивай, струны льняные вей
пропусти под ребром и килем свой страх и звук

влажно гудит, соскальзывая за борт
якорь - чернильный basso profon-
do
пальцы нанизывают, вывязывают аккорд
и девять канатов сплетаются под водой


Памятка имени бесхозных вещей и забытых предметов

Обнаружив объект, подозрительно схожий с оставленным чем-то,
я к нему не иду,
я о нём даже думаю на расстоянье.
Максимально без паники я сообщаю об этом,
эвакуирую всех из меня,
оцепление ставлю.

Если рядом ведутся любые работы и ходят какие-то люди,
будьте любезны, я им говорю,
заглушите моторы,
ни за что не берите чужие предметы (особенно с пола),
воздержитесь от бега (особенно дети),
в укрытии ждите.

Номер экстренных служб мне диктует,
что нужно дальше
(в первую очередь -
следовать букве инструкций):
не трогайте ничего
и по имени не называйте,
главное - сделайте вид, что перед вами пусто.

Ну, привет, бесхозные вещи и забытые мной предметы.
Как ни стараюсь, всё равно я всё вижу, слышу и осязаю.
Я вас накрываю собой, я повторяю вас про себя,
но только
имена истончаются, превращаются в пшик и воздух.

Ты, бесшумно-стерильная хрень на колёсах.
Ты, несовершённый звонок на замолкнувший номер.
Ты, слившийся воедино голос и запах.
Ты, покосившийся домик в богом забытом месте.

Ты, сжиженный дóтемна воздух в зените июля.
Ты, велосипед неопрятного цвета с высокой рамой.

Оставайтесь на ваших местах, пристегните ремни, не бойтесь,
никто вас не тронет.

Спасибо, спасибо, спасибо.


Щербинка

Ошуюю - там, где шевелится мох, в преддверии сердца,
медленный вздох: шаг на крыльцо, и вот он,
ключ нечаянный в ямке под половицей,
в форточку чайник свистит как большая терция.

Одесную - все так же, видишь, стекла помыты к лету,
овцы тучны и сыты, по будкам волки,
звёзды бадьяна в блюдце, сухая смородина, милые амулеты,
как будто без них не найти дорогу сюда из где-то.

Кто пил мёд из любимой моей щербинки?
мимо ходил-бродил, запирал-отпирал калитку?
на моей кровати читал Гомера, смотрел на ковре картинки?
крался на кухню ночью, лежал ничком, тратил топливо в керосинке?

Замри, позволь, я тебя ошуюю, одесную.
Вот щербинка твоя, смородина, чайник, блюдце,
книжки ничком, кровать и биенье виска - для первого поцелуя.
Чур тебя, пей же, пей, господи, аллилуйя.


***

Можно было бы рассказать, даже если не спросишь,
что три года назад потолок в нашем доме прогрызли осы
(правда, не в доме, а в домике - временном, но любимом,
ставшем своим и тесным за неполные две недели),
что примерно тогда же я, наконец, перестала
из пункта А в пункт Б путешествовать автостопом
(вот и умница, скажешь, целее будешь,
теперь, чтоб права не пылились, нужна машина).
Нет, не скажешь, ведь ты о правах не знаешь,
и я, наверно, теперь умолчу об этом,
гораздо важнее, что с нашей последней встречи
я дважды трогала море (и оно меня трогало тоже).
Что ещё? Загубила пару цветов, Хайяма перечитала
(не уверена всё же, что я его понимаю),
разлюбила ждать, убрала записные книжки,
стало так чисто, что смолк мой внутренний собеседник.
И всё это как-то слишком и как-то мелко,
и меня в этом мелком больше, чем мне бы сейчас хотелось,
поэтому ты не прочтёшь ни о дырке в углу, заклеенной скотчем,
ни о том, как я заснула в кабине пойманной мною тачки,
ни о медузах, как клин носовых платочков, в воде парящих, -
только о том, что больше я не пишу, и точка.


***

Имена этих рек, дерев и небес -
это всё твои.
Истончаются их слои,
и звери уходят в лес
от света спелёнутого огня
в шариках фонарей,
зови не зови зверей -
они не зовут меня.

Возьмите меня с собой
в свой безымянный бор,
я помню один наговор,
знаю, где цветёт зверобой,
какие травы растут
из-под больших камней.
Только скажите мне,
как вас теперь зовут.

В норе на земном боку
будем лежать мурчать,
словом кровоточа,
сама я вас нареку.
Скоро придёт весна,
и у лесных дверей
пою я твоих зверей:
придите на новые имена.

А как у кошки выросли рожки,
а как у волчка свет посередь зрачка.
Не будешь плакать - настанет и твой черед,
волчок тебя заберёт.
Кошка с рожками знай поёт,
а волчий зрачок её песню пьёт,
выпьет до донышка, завоет и заорёт
имя их, дéвица: такое же, как твоё.


***

первого дня
он затих - устал
кончился, изошёл
песню тебе
перелил в уста
это есть хорошо

третьего дня
он открыл свой рот
запел
и тебя родил
тихий, тонкий и топкий плот
музыки посреди

пятого дня
он
услыхал
дыхание: это я
да пребудет со мною нот и стиха
глубокая полынья

в первое утро седьмого дня
был первозданно глух
плавал друг с другом, свой сон храня
голос, и звук, и дух


***

будем дуэт:
ты открываешь рот,
я вопрошаю,
ты маленькая, я большая,
после наоборот

ты слова рождаешь -
я их глотаю
почти не жуя,
иногда
будет у нас вражда

будет у нас вражда
будем одна семья:
я буду просто я,
ты будешь тоже я


Манифест?

Они говорят: поэт должен уметь заглядывать в бездны свои.
А вдруг во мне нет бездны, а только маленькое озерцо
глубиной воробью по колено?

Они говорят: у поэта должна быть легенда о нем.
Моя прабабушка-финка не была поэтом, но у неё была такая легенда:
однажды она шла по свежескошенному полю,
началась гроза, и её с макушки до пят прошила молния;
она выжила, но на спине у неё осталась отметина в форме креста.

Они говорят: поэт должен задавать серьёзные вопросы себе.
Всегда ли я сама с собой честна?
Вру ли я другим?
Могу ли я смотреть фильм ужасов в одиночестве?
Могу ли я возвращаться домой в пять утра в одиночестве?
Достаточно ли сильно я люблю тех, кого люблю?
Настолько ли сильно я люблю говорить концентрированным языком,
чтобы отвечать себе на эти вопросы
на нем?

Они говорят: поэт должен задавать сложные вопросы миру.
Ну вот, например,
на днях в нашем городе заживо сгорели сорок человек животных.
И как об этом можно сказать или спросить на языке современной поэзии?


Открытка

англия - чудо, а не страна
и ты со своей
сахарой-самарой-саратовом-сомали
иди-ка на
и открытки свои
больше сюда не шли

сколько ни есть цветов
в сумеречном снегу
пофиг
их ровно столько
сколько и здесь
а я больше так не могу

прилетай, приезжай
слышишь, я, а не кто-нибудь
beg my pardon за этот дождь
за Биг Бен, королеву-мать
и всю королевскую рать

иногда под вечер портера перепьёшь
приснится какая-то дрянь
когда я в холодном поту
как вчера – но не в этом суть
я ведь так привык, вот ведь жуть
а теперь никак не дождусь


***

тук-тук, чей это домик
я, к своему стыду
-----------------
двухтомник Даля на холостом ходу

никого нет дома
хозяин уснул, не оставив свет
никого нет дома:
ни кого, ни того, ни другого нет

псы
охраняют его альков
каждый из них орфогрáф, пунктуален и тредиаков
они вас, вовочек, не умеющих русскаго языка
чья не дрогнет шапку одеть рука
на порог не пускают
сысстари
кофий их побери
вы идёте сюда, и ни бе ни ве
в незнайкиной голове

вы идёте сюда, и ни бе ни ве
ветер гуляет вилами по траве
не на порог - так вы через задний йот
фиг кто
вас потом в тесноте прибьёт

где же альков, где хозяин лежит во тьме
пусть восстанет и достанется лично ме

и, найдённый слепой рукой
вам достаётся некто другой
теремок-теремок
новые днесь жильцы
----------------
аффтар, рцы

всяк стучись в вавилонский дом
не о золоте - о серебре
хозяин откроет - внутре, он всегда внутре -
он же без вас помре



2017 г.