Виктор Качалин
Челоумец
КРАТКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ К ЧЕЛОУМЦУ
«Челоумец» - в будущем, как и его истинное прочтение. Не хватало еще, чтобы я, как Конфуций, написал И-цзин с Крыльями, а затем и толкование на него и на себя самого. Итак, вкратце.
У Бориса Григорьева есть рисунок «Хлебников в будущем». Там Велемир такой хороший, примиренный, рядом с ним Подага, а сам он – Жрец времени в пальто. И больше никого. «Челоумец» - это попытка выйти за пределы рисунка, за пределы привычных представлений о времени, Хлебникове, поэзии, истории, пространстве. Велимир в моей пьесе попадает в будущее, но там его не просто осмеивают, там он заново заключает брак с Числиней, с Жизнью и Смертью и понимает, что мимо России он фатально прошел мимо, разве что зацепил краешком. Это при его-то уме, вселенском размахе, славянорусской планетности и странствиях. Похороненный на погосте Ручьи рядом со староверами и перезахороненный на пристойно-масонском кладбище в Ново-Девичьем, он обретает в будущем новое место, уникальное, им самим не предугаданное. Пророки обычно не знают собственной судьбы. Велимир становится Делимиром (в турецком DELI значит «безумный», а VELI «святой»), лучом, шутом. Он не делит мир и не велит ему слушаться законов событий, где точка отсчета – «я-мы». Он слушает мир и освещает его, сам не зная, как.
Потеря ума влечет за собой сверхумную радость.
5.12.11 Москва
«Челоумца» читали Геннадий Айги (в отрывках), Олег Асиновский, Тарас Сидаш, Андрей Тавров, Сергей Пушкарев, Оксана Бондарева. Больше никто.
ЧЕЛОУМЕЦ
(Преображенье в четырёх порывах)
Олегу Асиновскому
Тарасу Сидашу
ПОРЫВ 1-Й
ХЛЕБНИКОВ
(стоит один, льёт воду в пустоту):
Я – повелитель без «я»
Источник без сновидений
Вино без рождений
Вода без нытья
Рот – без песнопений
Язык – «ты» без «я»
Без выкупа нет житья
Без купания нет любви
Язык – юрдон бытия:
Цена головы.
ХАФИЗ
(подбегает с чашей, окатывает Хлебникова
и исчезает):
Я упьюсь теперь, друзья,
Даже если Я – не-Я!
Хлебников ощупывает время – свой узловатый жезл из чисел.
Видно, что он почти слепой. Входит Числиня, берёт его за руку.
ЧИСЛИНЯ:
Взяв числяк в поводыри –
Думай, Хлебников, твори.
ХЛЕБНИКОВ:
Числоумец – я?
Числогудом годую кровь.
Очи-слобожане – зрят:
Резали руны и руды,
Рассекали на жилы, на кости, на уды
Тугое время.
Не поддаётся!
На дереве двоек и троек
Светлой маской смеётся:
«Где ж числома?»
С субботы на воскресенье
Магдалина не спала – плакала до свету возле пещеры,
Ходила туда-сюда. На дороге – двое апостолов;
У гроба – ангелов двое: ничего они ей не открыли!
Так: увлекли, поманили
И оставили – быть.
Третьего жди – он же и есть Единый,
Желанный, неприкасаемый, неизъяснимый
Садовник и Царь.
Телу, бичом иссечённому – в р е м я дай пережить.
Воскреснуть – не заманить
Он желал, сам из земли воссияв,
Числа солью бросая в свет.
ЧИСЛИНЯ:
Где же твой
Числовой слух,
Хлебников-ноль,
Хлебников-дух?
ХЛЕБНИКОВ:
Я не критик и не Русь.
Всё равно не побоюсь
Спорить с Богом до конца.
У Числеца
Был я, конечно, коин,
А не лучистый воин.
Был я счастливый Авель,
А не костлявый Каин –
Звёздо-
И числобожьем побитый зверь.
(Поёт:)
«Каин с Авелем косили ковыль,
Камень Якова обоживал сны,
В прахе звёзд заворковал наш Иов,
Соломону не хватило казны,
А Давиду не хватило мудрых слов,
Чтобы выразить Вечности рык.
Зуб Синая похож на Будды зуб,
Хоронимый да в земном Раю…»
Я вправду – пою?!
ЧИСЛУНЬИ
(Налетают, словно снег в солнечный с туманцем
мартовский день):
Числодей и вещедух –
Ты пропал,
Поелику мыслишь вслух;
Утопал
Ты не раз, не два, не три,
Там где Взвад
Всё поёт: «Утри, утри
Невпопад,
Велимир,
Утри свой ум!
Ну-ка!
Ну-с!
ХЛЕБНИКОВ: Судари и идарки – мой сударион лежит свитый от-
дельно на возвышенье вдали от других одежд. В этом-то вся раз-
гадка. Найдите его и возьмите себе на память – в нём Воскресенья
Двойное око. А Магдалина – одинока.
ЧИСЛУНЬИ:
Ты безумнее нас всех –
И мудрее: чистый грех!
Надо о тебе помолиться
И поскорее удалиться –
В числоомут, в числоречь!
Нам всем всегда
Простится всё!
ХЛЕБНИКОВ:
И в мире скроется Лицо.
***************************
Числиня и Хлебников бегом летят от Старца Сатурна.
ЧИСЛИНЯ: Он любит прикидываться старцем – седая борода,
Длинный лик… Он нас догоняет!
ХЛЕБНИКОВ: Кто?
ЧИСЛИНЯ: Сатурн. Хронос. Время. Но и мы не хуже его. Давай
я буду нежной Евой, а ты – древним Адамом. Рай – всегда рядом!
И мы в нём поживём.
ХЛЕБНИКОВ: Я действительно очень стар.
ЧИСЛИНЯ: Ну что – попробуем?
ЕВА (Числиня):
Во рту твоём редки
Райские речи,
Во рту твоём, МИЛЫЙ,
Вместо языка любви
Вырос зубок премудрости.
АДАМ (Хл.)
Слово я скажу -
Миру обряжу
Пусть оно коряво –
Ну и что, МАЛЯВА?
А начало сущо
В нём конец берущо
Смерти не имущо –
ЧИСЛИНЯ: Нет, так не годится. Погоня нас разгадает. Лучше
Давай-ка я буду часовенкой, а ты – старчиком. (Превращаются).
ЛЕБЕДЯНКИ: Где Хлебников – ты не видал его, старче? Где
Числиня? Где Время?
Хлебников в виде схимника поёт «ПРООБРАЗ»:
Лень ковать мне лей
Мир поёт мне: «Мий»
Устьице – отвей
Голову – возьми
Сердце – отведи
На последний пир
Там где Числодей
Разобьёт потир
До одна незрим
Явен из неяв
Зеркальце бытий –
У лица Ея!
Хлебников кивает лицом на Часовенку-Числиню. Но легкогрудые
Лебедянки улетают. Хл. Срывает с себя схиму:
ХЛЕБНИКОВ: Ух! Душно…
ЧИСЛИНЯ: Тогда я буду Марией, а ты – Младенём. (Поёт):
Ты рождаешься? Молчи!
Скоро бог убьёт мечи.
Будут радости игры
Возле аспида норы.
Поклонятся тебе звери,
И морские даже змеи
Тебе пурпур принесут;
Пастухи-цари на суд
Тихо, празднично идут:
Вдруг созвездья прозвенели!
На её глазах Хл. Превращается в младенца-старца.
ЧИСЛИНЯ: Он уснул!..
СКОРОПИСАЧ
(с запалом, азартно): Как влияет Хлебников
на искусство смерти?
ХЛЕБНИКОВ (прокинувшись): Умираем в банях! Верьте
Слову, верьте детям бога Гмерти!
Хлебников, повозившись, засыпает на руках у Числини.
ПОРЫВ 2-Й
ХЛЕБНИКОВ
(пробудившись):
Мир мой полон, словно печь –
Только некуда убечь.
Дом пылает ,словно князь
Гикнул, в чаше растворяясь!
Зима. СНЕЖАНКИ поют-хороводничают:
Имя – время,
Луч – побег…
В мир идя,
Растаял снег.
Луч – ночлег…
К Хлебникову собираются гости.
ВЛ.МАЯКОВСКИЙ:
О Солнце,
Обнажённый бык:
В руках у музыки-убийцы –
Кромешной палочки звонки!
ВАСИЛИЙ КАМЕНЬ:
Вздохнул морозец –
Он свеж и душен, как бахмал,
Бухарский бархат-чистоцвет.
Сосулька острым червецом –
Из неба – в рыхлый снег:
Хребет её освобождён
Двуперстием луны.
СМЕРТЯНИЧКА-СМОРОДИНКА:
Солнце-веретеница
Сматывается сквозь тучи.
Смех – в конце ноября
Сразу до пасхи мчит.
ХЛЕБНИКОВ:
Шумит алатырем вода;
Я чист всегда,
Преследуя миры черней икры.
Я одиноче одиночества,
Ясней урочества.
(Поёт Числине):
Очи дух помазал
Алыми крылами
И покончил разом
С огневыми снами
Ты молчать велела
Недругам и другам
А сама взлетела
Над цветущим лугом.
ЧИСЛИНЯ:
Днесь и присно и вовеки
Храмы в каждом человеке
Высыхают как трава
Окроплённая едва
Боли нет – и смерти нет
Только странствия и трепет
До костей тебя зацепят
До конца грядущих лет.
ВАСИЛИЙ КАМЕНЬ:
Царь-виноград
Поделиться рад:
«Сам я – Константин,
У меня богат
Потаённый ад
С небом зауряд!
ЛЕБЕДЯНКИ
(играя с ним):
Шути-шути да не защучивайся!
Лети-лети да не закручивайся!
Дай лучше яблочка
Да с древа крепкого
С сердечка верного –
В одностай против первого!
ХЛЕБНИКОВ:
Я уехал в свет
Возвернулся в тень –
Без меня прошёл
Неподвижный день.
Я хочу навестить храм добропобедного Будды. Я воскрес.
И хочу отдать свои пелены слуге жреца. (Уходит. Праздник
продолжается без него).
***************************
ЧИСЛУГА
(ревёт):
В нашем мире обнаженья
Откровение глубин
Совершает утром Время –
Нежноокий властелин.
ЧИСЛЯРЫ:
Ветвистых огнемётов
Раздор полётов:
Неве – дань!
Из синклинали Пальмиры
Взметнулись скалы и лиры:
Живит Ярдань!
ЩЕЛЫГА
(насмех):
В русовитых повадках
Вон идёт Винодел:
В подземельном точиле
До конца изрудел!
СИВИЛЛА
(исступлённо):
Чаши. Ароматы.
Царские палаты.
Пали два креста.
Меркнет красота.
Д.БУРЛЮК
(кося под Гераклита):
Сивилла-несмеяна
Устами исступляна
Неприукрасы вещает
А голос её через бога
На тысячелетья летит.
ЩЕЛЫГА:
Кто храпит? Чей крепок скит!
А кто бодрит? Чей храм разбит!
А кто ослеп – взял целый мир.
А кто прозрел – взял в руки хлеб и сыр
В Страстной Четверг.
И всё отверг.
*******************************
ХЛЕБНИКОВ
(на берегу Волги):
Я продал свои жемчуга. Я размёл свои стога. Я прославил свой
побег. Я возымел свет. Разломал все мытницы. Распечатал житницы.
РЫБАРИ: Это что же тебя вынудило? Это кто же тебя выудил?
ХЛЕБНИКОВ: Рыба, рыба таинственная жемчуг мне дала –
Покруглей земли, попрозрачней стекла, поогневистей небес.
Океану рыбу не приневолить. Сокровищам царей не удостоить.
Даётся оно одним числарям.
КОСАРИ: А косарям?!
ХЛЕБНИКОВ:
Надо взяться за обед –
А не то придёт Тибет.
(Обедают).
ПОРЫВ 3-Й
ЧИСЛИНЯ:
Разбился, стал ничем
Кумиротворец-день.
И ночь в очах твоих
Выводит пламя дня,
Желая посмотреть,
Что от тебя осталось,
Нагими звёздами
Светя бесстрашно.
И я обнажена
Перед Царицей-Ночью.
И с глаз моих,
Причудливых и странных,
Упали веки.
Я вдаль теперь смотрю – как звёзды:
Светло и страшно;
И без страха
К тебе взлетаю.
(Звёзды унизывают её. Она взлетает в небеса.)
ХЛЕБНИКОВ: Я шёл по пустыне.
Не было ни воды, ни хлеба.
Числа – как песчинки.
Я крестился песком.
И причастился звёздами.
Я тебя – обнял?
Обняв – потерял? Потеряв – воскрес?
ЧИСЛИНЯ:
Обнажена – одна –
Средь звёзд
Я лучик
Я бесплотный мост.
Согрею во плоти – лети!
Сивиллу, милый, навести!
Лиловый луг изборозди!
Пространство вмиг изобрази!
(Падает.)
Хлебников видит себя падающим вверх. Наверху – синегорье.
ЙОГИ и КАЛЛИСТ. Собираются и другие ведатели. Хор.
ЙОГИ
(поют):
Жизнь – кому она мила?
Тем, кто жнёт дела,
Кто разбрызжется в телах,
Как в изнеженных мирах,
Как в неведомых гееннах,
Естеством неутоленных.
КАЛЛИСТ:
Я – потайный созерцатель,
А не старец, не старатель.
Я вам вдруг не дам ответ,
В духе ль я? А духа нет –
Он ушёл тропой безвинной,
Пребессмертной, уязвимой
Разве только для словес,
Потерявших соль и вес.
Вы слепцов своих спросите:
«Где огонь гнездится?» - «В сите!»
И пробит, и заклан он –
В теле божеском закон.
Хлебников медленно сходит с гор в долину. И идёт к Сфинксу.
Хл. – Что ты? Или кто ты? И что ты тут деешь?
Сф. – Я самосозерцаюсь. Я задаю вопросы самой себе. Я – Сфинга.
А ты кто, красавец?
Хл. – Я – Шалоумец, потерявший имя.
Сф. – Давай я тебе новое имя дам!
Хл. – Новое может дать только Бог. Но я возьму его сам.
Сф. – Ты посмотри лучше на меня. Я – не просто Сфинга. Я – Русая
Руса, тридцати братьев сестра и любовница и мать. Я – Русь. Давай
я разверну перед тобой мои русые волосы, русы груди, русые крыла.
Видишь?! Теперь – ты видишь? И теперь ты знаешь своё имя?!
ХЛЕБНИКОВ
(смотрит сосредоточенно на Сфингу):
Но стал ли я нетленным?
Судить я не берусь!
Успел за жизнь-мгновенье
Узреть нагую Русь.
Но буду ль я вселенным –
Сссссссссудить я не боюсь:
Успел я на мгновенье
Укрыть нагую Русь!
ХЛЕБНИКОВ набрасывает на СФИНГУ свой плащ. Тогда СФИНГА
С криком: «Ты – слепец!» кидается в море.
ПОРЫВ 4-Й
ЯРМАРКА – Я, МИР
ХЛЕБНИКОВ:
Сто вил и сто правил
Я на мир направил.
Извольте – у мертвеца
Поцелуйте спил лица!
ЩЕЛЫГА: Я не пещеровед – изнутри не увижу след.
А вот тебе должно быть стыдно. Вокруг так тревожно.
Ты лучше время не мирячь! Времечко – не мяч!
ХЛЕБНИКОВ
(заученно): Время – мъра мiра…
ЩАЛЫГА: Смотри – мир-времямерец сам подсматривает из-за
Дверец: за тобой, за тобой! Он живой. Хоть и необитаем.
Сам себе говорит: «Сыграаааем!»
СИВИЛЛА:
Время сминает сроки,
Но гибельные восторги,
Унеживающие слух,
Знает один лишь дух.
Время – утратило веру?
Исчезло ещё до побега?
Зверцают в дзуарах выси,
А небо – призрачней рыси:
Алмазного света нега.
В Калугу из Оксиринха
Несётся мира телега.
Проскакивают, похмеливаясь, ГОРОХ и СВЕТЕЦ.
- Ну что, Горох-Гороюрий? Развариваешься? Расхваливаешься?
- Ну что, Золотой ус, как тебе голая Русь?
ВЬЮГОДЕВЫ – С ЩАЛЫГОЙ
заводят колдовской хор:
- Мы болеем. Мы болеем…
- Долго ль будете мереть?
- Мы виреем по коленям…
- Дольго ль буквице колеть?
- Мы виляем, мы вилеем…
- Долго ль будете рылеть?
- Вьётся ангел-огневил…
- В человеке – сколько рыл?
- Бьётся ангел-огнекрыц…
- В человечке – сколько лиц?
- Зреет ангел-лозогой…
- Человек – прочтён Ягой?!
- Мы зелеем. Мы жалеем…
- Долго ль будете велеть?
- Мы лелеем, одолеем!..
- Закольцованным – не леть
Челоумца оживеть!
ВЬЮГОДЕВЫ набрасываются на ЧЕЛОУМЦА, сиречь ХЛЕБНИКО-
ВА. ЩАЛЫГА глядит, как ХЛ. Сажают на лопарский трон. Шутовьё.
ЩАЛЫГА:
Ну, сиди на троне –
Царь Андроний:
Кто ни пройдёт,
Всяк воздохнёт.
Кто это? Коло-кол?
Ой, петух закуракал!
Да нет, это – посаженный на кол!
В Тихвине – Ярмошка.
В Тотьме – Тимошка,
В Архангельске – Митрошка,
А в Самаре – Трошку сломали,
В Зарайске он – Дрон Дронович,
В Воронеже – Чурило,
А во Пскове он – Птица Глаголь.
Угадай, где у него огонь?!
СВЕТЕЦ:
Ну что, Горох-Гороухща,
Где тебе лучше –
На Руси
Или на Луси?
ГОРОХ (полон рот):
Ты со мной шутить не плох –
Ведь я тепель Голох.
(Горох пробует выплюнуть изо рта репу. Пробует голос.
Но ничего не выходит у него. Похоже, вместо Р теперь везде Л).
ОГОНЬ (Щалыге):
Глаз-подглядаз,
Улыбнись хоть раз!
ЩАЛЫГА:
А, Всеосол Всеосолович явился! Пришёл. Ну слава Богу, значит,
весна!
(Подмигивает.) Сейчас мои птички для тебя будут петь.
Про тебя!
ОГОНЬ: Да я не за этим!.. (Показывает, что он хочет Числиню)..
ЩАЛЫГА: Да погоди – дай ублажить!
(Делает знак, чтобы птицы
запели.) Птицам-однолюбам – лучше помолчать!
ГОЛУБЬ: Гоху-гокоро!
ЯВАНСКИЙ ПАВЛИН: Кей-яа! Кей-яа! Хаоха!
ТРАГОПАН-САТИР: Вэй-ваа! Ооа-ооааа!
ПОГОНЫШ: Фить-фить!.. Тьюи-тюититю!
БЕКАС: Текэ, текэ!
ВАЛЬДШНЕПЫ: Чак! Чак! Чак! Чекчёк, чекчёк, чек-чёк! Чи-шши!
ЖЕЛНА: Крю-крю-крю! Кьи-и-я!
ДУПЕЛЯ
(хором): Биббелиби бибиби, биббелиби, бибиби…
КОСАЧИ: Ку-каррл!.. Карррл!..
КУЛИЧКИ-ПЛАВУНЧИКИ: Уить-уить-уить…Уэду-уэду…
ВЯХИРЬ: Гху-у-ухуху…
ЗИМОРОДОК
(по-австралийски): Кукабарра!
ТУКАН: Хи-кнук! Хикнук!
ВОРОН
(по-японски): Ахоо! Ахоо!
ЛЕБЕДЬ
(однолюб, не утерпел): Ганг-го! Ганг-го!
ХЛЕБНИКОВ: Жа-вода! Жда-вода! Сестра-вода! Р на Л меняю я!
ВЬЮГОДЕВЫ: Худо-бедно, но вода
Вспоминается всегда.
Ты не рви её, не рви!
А не то пройдёшь в крови!
ХЛЕБНИКОВ (он же ЧЕЛОУМЕЦ):
Сел на отца,
Сжёг до конца,
Оставил мать
Рядом рыдать.
ОГОНЬ: Эта загадочка не про меня. Сами догадайтесь, про кого.
Я ухожу.
ЩЕЛОЮР: А есть ещё загадка… про него!
(Тычет пальцем в
Челоумца):
Заумумный мудрец
Против овец
Молнию обна-а-азжил
В тысячу жил!
Неба небец – кцынь!
(ОГНЮ вдогон):
А огонь Фробак
Ползёт как хробак!
Уходи весной!
Приходи зимой!
В месяц Дей
Солнцу порадей!
ХЛЕБНИКОВ: Рассыпался огонь. Театр гонит мои сны. Театр –
Тигр. Что-то будет?!
Д.БУРЛЮК:
Январской молнией прошитый
Сон наяву!
Ярило солнечное сито
Свил в тетиву.
И звёзды зёрнышками сыра
Рассыпал Скиф,
Дорогой млечно-молчаливой
Подзакусив.
ЯДУХ:
Вон идёт Прачка –
Её спрячь-ка!
Р – ризположение,
С – самосожжение,
Я – чеснок,
Прачкин сынок:
Новые звуковичи
Лезут, брат, в буковичи.
Это ж надо так разойтись –
Жизнь сжечь в жись!
ЧЕСНОК:
Не отягчённый рефлексией,
Я управлять хочу Россией.
СИВИЛЛА:
Горело Хлебникова – поле,
Сияло Хлебникова – море,
Пылала, Хлебникова зля,
Необыменная Земля.
Один Огонь катался, зря
Царь-Царь-Царя…
ЧИСЛИНЯ:
Друг мой, чудесный Сон,
На скалу вознесён.
И Сирин поёт его дырище,
И Мирин клюёт его сирище,
И дым его духа
Будет во всём.
Благоумирище!
ВАСИЛИЙ КАМЕНЬ:
Ты – на брусничном берегу
Нагая Калевала –
Неопалимую пургу
В себе утаивала.
Раскинься – камушком на дне,
Премудрой наледью,
А Вяйнямёйнену доверь
Тебя откалывать!
ВРЕМУНЧИКИ:
Лускори-лускорихи,
Время мы ускорили.
(И так поют без конца).
ВЬЮГИНЯ:
Растворена и игрива –
Буду вечно терпелива…
ВАСИЛИЙ КАМЕНЬ: Кто ж тебе угоден?
ВЬЮГИНЯ: Только не Ругодень! Радостень – весел, да не свободен.
Я б его одарила, бессолнечнорылого зверя! Но я на радужке пою.
Я – краса земли и неба.
(Свиваются и уходят).
Появляется СТАРЕЦ-СИНЕСУМЕЦ. Он в снежной схиме. Глаза –
улей.Слез с саней и поёт:
Варлааму-то – Хутынь да Видынь,
А в Москве – дыходух, духодын.
Варлааму – валуны
Да круглый год в скуфье,
А в Замоскворечье – Пятницкая в огне.
Варлааму – туесочек небесных смоковин,
А Киеву – гуд подземных пчелищ.
Варлааму – обречённый
На мосту через Волхов,
А Новгороду – Детинец нищ!
Что мне до ваших любовей-сомнений!
Что мне до ваших нагих знамений!
Огонь – под чаном,
Звезда – беспощадна,
А я проживу – прожгу мураву
Молнией умолчанного.
ХОР ВЬЮГИНЬ:
Зима, зима, Варлаам,
Размела терема. Варлаам,
Пустыню взяла, Варлаам,
Целует твой ус, Варлаам,
И в очи вечность пылит!
И вьюге властность дарит!
ХЛЕБНИКОВ:
Небытием болеет зимнее небо –
Петры и Павлы! Макушка лета.
СИНЕСУМЕЦ:
Не бойся, то Божий снег –
Червей попалит у корней.
********
ЧЕЛОУМЕЦ и ЗЕМЛЯ.
ХЛЕБНИКОВ:
Ну что, Земля,
Старуха с проперчённым теменем,
Выдержишь ли ты,
Если я хлысну тебя плетью
Из двоек и троек?
Рассядешься? Расширишься?
Или разинешь рот –
И из него вырвется ветер,
От него же протухнет свет?
Тяжко быть под тобой –
Легче быть на тебе.
ЗЕМЛЯ:
Мир – муравей,
Муравей – бурав…
Господь-то в буре,
А Никола – прав.
Светел и тёмен Иран.
Молод вран –
Кости разнесёт, убелит.
Так закон велит…
На пустой колонне –
Исчезни, вспомни:
Ты оставил ли чистыми
Землю и огонь?
Вниди в лонь.
(Раскрывает ему своё лонo).
Д.БУРЛЮК (видя сию тайну):
Поэт свистит на юру
И держит в руках юлу.
- Лучше бы ты вертел пилу!
Стоит. Беспредельно чуден!
И мир его неоттуден.
ЧИСЛУНЬИ:
Неотступно,
Неотсюдно,
Неисследно,
Неостудно
Слово Челоумца,
Эдипа-старичины,
Летящего в пучину!
ЛОЗОХОД:
Зло родится от злата,
А добро – от сребра,
Злато – поросль свинца,
А сребро – дитя яйца:
Лунного, благосклунного.
Доброта – Сребро
Оброта ребро
Брота Эбро
Ота бро
А О
ЗАРЯНИЦА:
Семя неизлитое –
Молчит.
Слово неразрытое –
Звучит
И раздирает сеть.
Д.БУРЛЮК:
Когда-нибудь время уймётся –
И человечество вернётся
На островок Уймон
Досматривать желанный сон.
Тогда поэты, облачась
В первозданносвета одежды,
Разрежут свои вежды.
ПОЭТЫ:
Нам нужны первозданные воды одежд –
А не виды
Нам важны говорливые Веды невежд,
А не мудрых обиды.
Нам ответит
Сам Бог –
Нам бы речи восторг
Да правдивость Океаниды.
ЧЕЛОУМЕЦ:
Я видел в пустыне тополь,
Полный людей. Они были изрублены мечём.
Время его поторопит – стань же звучьём!
И я дальше летел через горы,
Скрученный в свиток,
И вдруг во сне запотел:
Лес пыток раскрылся где-то вдали,
У подножия Гиндукуша –
Но пророчеств о нём не смогли б
Выдержать ничьи уши.
И, осурмлённый сумраком,
Захотел я петь во вратах,
Где никто никого не учит
И каждый – познает всех.
И в полусонном мирозданье
Несу я бога одеянье.
ЗЕМЛЯ:
Мир не стоит обручать –
Он один во всех мячах.
Слово «мъчъ» устарело,
Да не крестное число.
Каждому – по снисхожденью!
Каждому – по наважденью!
Гречка да горох – одни! –
Созерцают мир-подвох:
Цело-нацело,
Рассыпаясь нацветно!
ЧЕЛОУМЕЦ:
То не мечтанье ли ума?
Летят часы, духовинки,
Чадиночки-часовинки.
Запутаны столы
Разновремённые –
А под стопами Богородицы
Встают столбы новозацветные, разноимённые.
ЧИСЛУНЬИ:
Мниха образ принимая –
Искушаешь ты Мамая,
Брачный образ выбирая –
Погибаешь в сердце Рая!
СИНЕСУМЕЦ:
Не заменит откровений
Узнавание явлений –
Лиц, сердец и милых тел;
Только б дух не отлетел!
Дух и плоть – необычайны:
Бьются ночью,
Дружат утром,
Спорят днём,
Что любленье было тайной,
А не просто дивным сном.
Жизнь ушла себе на дно.
Я ищу её давно.
ЧИСЛОТКА:
Это свойствие мужей –
Превращаться в ежей!
ЧИСЛИНЯ
(Челоумцу):
Умереть – сложнее нет;
Проще – не быть, утонуть…
Стань – суть-да не суть!
Ну же, верь,
Живя во внезапно-чудном,
Изумрудном уме!
Лозоходице во тьме
Легче ступить о бугорок алмазный,
Чем мне – пойти на праздник праздный.
ЧЕЛОУМЕЦ:
Я свеж. И рвётся рана
Из крепкого Ирана –
В Онежье и на Каспий.
Там горлом светит Ра.
А слов гора-игра
Подскажет: «Ты – ничто».
Что не было – то есть.
То Хлебникова честь.
ЧАСТЬ МОЯ
И ЧАША –
ЗВУКА ОСЛЁНОК,
БОГА ГРОЗДЬ.
А Я – НЕСВОБОДНЫЙ ГОСТЬ.
(Видит ЧИСЛИНЮ.)
Опоясана мечём –
В тысячу прекрасней,
Обнажённая лучом –
В тысячу опасней!
ЧИСЛИНЯ:
Я со всеми соборуюсь
И со всеми мируюсь –
И горюю, и бьюсь –
Но ни с кем не целуюсь
И во век не мирюсь.
Слово «Да» сказать посмей –
Скиф ли, варвар, иудей
Или перс в кругу друзей;
«Нет» - молчаньей овладей,
Дерзкой кровью изрудей.
(Исчезает.)
ЧЕЛОУМЕЦ:
Ты ушла, не попрощалась –
Тихо звёздочки вращались.
Упреждной удар!
Мир – ни нов. Ни стар.
О святой улов!
Мир – небесный ков.
Взгляд и колокол миротворицы.
Неугаданный – успокоится!
ВИДУХ:
Ветер веру унесёт –
Ветер так ретив!
Ветер истину влечёт,
Ночку прихватив.
ОБОЯНА:
Это масло жгучее –
Спит оно, бегучее,
Бездною рогучее –
Без конца берущее,
Сказкою поющее,
Имясловством бьющее.
БЛИСКАВКА:
Раскалённые ножи
Спят бесстрастно как стрижи –
А шерстистые носки
Режут небо на куски!
В просвете между туч ЩЕЛЫГА тащит ХЛЕБНИКОВА-ЧЕЛОУМЦА.
ЧЕЛОУМЕЦ:
Насильно я не согласен –
И добровольно нейду.
Пусть будет огонь напрасен
В разноцветном аду.
Мне полночью крикнет Дева,
Одинокому муравью,
Дойти до любовного Древа
В многократном Раю.
ЩЕЛОЮР:
Будет тебе подсказка – ласка!
Не ошибись в темноте!
Трёхглазка сны твои видит –
И любит! Поёт да голубит
Сама себя; а зрачок её третий
Вынули дети.
ЧЕЛОУМЕЦ:
Мрачноват он, это Рай!
Впереди – желаний край?
Прокисает, провисает глубина.
Мир попьёт нерастворённого вина.
В царстве мёртвых распоётся Купина?
(Очнулся. Световидное, но не пустое поле.)
Пью белое вино: Свет.
Сгущаю боль – не рассекая
Благую ночь.
А в это время Тьма
Пьёт чёрствое вино.
Глоток – и вскрик:
«Где ж сорван грозд
Суровых звёзд твоих?!»
(ЧИСЛИНЯ показываетя. Она идёт быстро, сквозь травы).
ЩЕЛЫГА
(Числине):
Где сорван мир –
Там содрано живое веко.
Взгляни, вещунья, на него!
Пьёт жадно утро,
Даже не поняв
Преображенья света в воду.
Иову брат – а будто и не рад!
Проснись, Числиня!
Великая богиня!
(ЧИСЛИНЯ молчит. Каменная – из-под век виден свет).
ЧЕЛОУМЕЦ:
О, Т р и окна неисчислимых
Для мыслей вслух!
И д в о е нас.
И лишь о д и н – всевидящ.
(Дальше говорит, затихая, почти невнятно:)
Савва да Никола,
А ещё Амвросий,
Антоний Сийский,
Нил Столобенский,
Анны Зачатие,
Года скончатие,
Спиридон-поворот
И Даниил-пророк
Со отроками тремя –
Ввергните время в мя.
Варсануфие и Иоанне,
Вы хранили меня ранее,
Чем я вас узнал –
Распахните же мне теперь
В миросердие дверь.
Раз--Будущее вмиг прошло
Иглы чело.
Москва 11.9.05 – 5.3.10