Мария Батова
quinta essentia
ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ВАРИАЦИЯ
Кате Державиной
улица в тридцать один дом
если живешь тут давно
привыкаешь
иногда по ней просвистываешь,
когда бегом
иногда шагом
- удивительно -
говорят экскурсоводы, -
все дома внутри и снаружи
выполнены архитектором
по одному плану,
а какие разные!
каждый третий дом (третий, шестой, двенадцатый)
выше следующего на один этаж
а в домах четвертом, седьмом и так далее - танцуют
а еще эта улица не прямая
а гнется подковой
все время куда-то поворачивает
оглянувшись, видишь всё, а вперед - ничего
стоишь у доме номер один -
тридцать первого не видать
но старожилы знают
что первый и тридцать первый дома
мало того что идентичны
это вообще один и тот же дом
обратите внимание, на этом доме
скорбные кариатиды
а на этом - быстроногие кентавры
а этот - весь в плюще
а у этого - очень сложное крыльцо
а на этом - знаменитое Распятие
а вот тут, видите панно -
кто-то провожает
возлюбленного старшего брата
на страну далече
да, внутрь заходить тоже можно
тут давно никто не живёт
но тут живут всегда
и можно остаться
на сколько захочешь
здесь жизнь с избытком
накормят напоят
спать уложат
о, да
многие сюда специально приезжают
чтобы выспаться
и не забудьте посетить таверну
в доме номер тридцать
каждый дом
внутри и снаружи
выглядит как родной
словно ты знал но забыл
не зря говорит испанская поговорка:
Compania de tres - compania es
("Трое и есть компания")
Тут всегда трое
Отец, Сын и Дух
архитектор, экскурсовод и турист
а главное -
тайный советник со своей бессонницей,
многодетный и многотрудный капельмейстер,
юный клавесинист.
DEATH SPEAKS
смерть говорит: возьми меня женой
со мной - покой и теплый перегной
нет, говорит. ну разве что на час
ведь жизнь придёт и разлучит всех нас
смерть говорит: возьми меня с собой
тебе я буду ласковой сестрой
нет, говорит, уж больно ты востра.
меня качает жизнь моя сестра
смерть умоляет: милый, дорогой,
возьми меня, и буду я чужой.
так, говорит, изыди, сатана.
чужая мне живому не нужна.
отвергнутая смерть идёт-бредет
и нового рукой своей берет
и повторяет тот же уговор
как с давних-давних пор
когда же встретится мне - повторяет - тот,
кто нежно скажет: "Komm, o süsse Tod!"
quinta essentia
в городе должна быть река
чтоб дышала издалека
в зной гуляет тихий ветерок
где Господь Илию подстерег
принимает всех в себя земля
о втором пришествии моля
а в душе у живой у меня
должен быть мускул огня
персть дыханье влага пламя весть
мирозданья ропщущая смесь
ЛУЧШИЙ ГОРОД ЗЕМЛИ
Где ты
Волшебный горшочек
Каменной каши
Для камнеедовых
С каменными лицами
Горшочек
Безумной всепроникающей
Плитки
Адское домино
Где тот мифический
Персонаж:
К чему ни прикоснется -
Превращается в плитку?
Плиткой покроются
Наши дома
Изнутри
Потолки стены полы
Плитка
На завтрак, обед, ужин,
А асфальт - на десерт
Московский десерт:
Слой асфальта
Слой плитки
Слой асфальта
Слой плитки
Сдирают с города кожу
Ампутируют легкие
Сужают артерии улиц
Ломают хрупкие стариковские лица благородных фасадов
Видавших и не такое
Выбивают челюсти крепких улиц
Завешивают срам грязной мишурой
Загромождают площади шифоньерами ларьков
Юрий Долгорукий - и тот в клетке
Справляются и с безоружными дворами
Не щадят и детских качелей
Вгрызаются в древнюю брусчатку
Мучают бессонницей
Долбят вглубь
Так, глядишь, и треснет
По линии перфорации
И провалится
Но, о, ненасытный благоустроитель!
Пока плитка
Не дошла
До самого горла,
Успей крикнуть:
Горшочек,
Не воруй!
САНДРУ РИГЕ
Знаешь этот набор звуков:
Шин шуршанье, мотор у подъезда,
Шаги на лестнице, звонок:
"Телеграмма!"
Знаешь.
И стоит на этот случай
Уже собранный чемоданчик.
Смерть приходит не так приметно
В чем застанет - в том забирает
Подкрадётся, взломает, разбросает,
Наведёт страх, разрушенье и хаос,
Заберёт и заветный чемоданчик.
Вскроет - пусто:
Все сокровища на небе.
Не отрёкся от Бога.
Друзей не предал.
Начерти же на песке одной чертою
Звезду-аусеклис в знак упованья.
БОРИСУ КАЦУ
Был день как текст
Со внутренними рифмами,
Со скрытыми пружинами и ритмами,
Огромный, восхитительно подробный
И синтаксису Маркеса подобный.
Назавтра был совсем, совсем другой,
Наивный, как парижская гармоника,
Такой простой, и тоненькая тоника
Неслась по морю щепочкой простой.
Но страшно быть у белого листа,
В глазах закрытых - мрак и вопрошанье,
"казнить нельзя помиловать" мерцанье,
to be or not to be - и трепетанье
в явленьи жаркого горящего куста