Александр Месропян
оставаться тихим. фотография зеркала
You have the right to remain silent.
If you give up that right, anything you say can and will be used against you.
Typical Miranda warning
У вас есть право оставаться тихим
Предупреждение Миранды в переводе PROMT
* * *
если что-то останется я тебе непременно отдам
все что останется медленно разожму кулак
все что берег для себя медленно чтоб не спугнуть
выпорхнет не поймаешь я проверял
все что осталось вот на скажу жри подавись
я уже не хочу
* * *
остается дым
по стене плывет виноград
все идет как надо погода в меру капризна
всеми крыльями птицы бьются в последний сад
на кончиках пальцев стынет сердечный приступ
я и не знал бы что называется дождь
если б не те вдоль канала в тяжелых робах
они говорили мне будет куда ни пойдешь
все одинаково ты мол мужик и не пробуй
я и не пробую
я и не пробовал если честно
с тех пор как выучил от перемены места
остается пыль только эхо лампочка в 40 ватт
хлопнешь дверью качнется смутив газеты на окнах
на каком языке неважно я виноват
главное цвет и это чем дальше охра
никого не красит
скорее время чем цвет
выходя из грязи
вернее сходишь на нет
что я помню кроме
как все валилось из рук
то что голос крови
скорее почерк чем звук
сбивчивый неуверенный с хрипотцой
порывистый до умеренного с трещинкою по краю
с лам-ца (это истерика) дри-ца-цой
справа налево но я другого не знаю
и уже не успею
уже через пару лет
да что там через неделю уже не вижу
это я или клинопись или оставил след
виноград по стене взбирающийся на крышу
* * *
понедельник скажу сентябрь пожалуй всё
голос колокола в тумане что твой Басё
только горы и воды но горы и воды там
где монахи мирян метелят что твой Ван Дамм
а у нас понедельник сентябрь еще тепло
я запомнил время что мимо меня текло
помню в этом времени не было ничего
помолчу немного и вс:е скажу Рождество
* * *
за красную розу цена - подорожник и тысячелистник
скупая полынь а потом оголтелый шиповник
за красную розу за теплую булочку в полдник
за музыку пряной строки о горбатом Тифлисе
за верность грамматике и сновиденное право
провидеть судьбу и почти ничего не запомнить
за красную розу тебе эти странные травы
а ты все не веришь: За что мне За что мне За что мне
* * *
Помнить ли мне шепот шелка? спрошу
тревожнее ржавчины по ножу
тоска по минувшему захолостью
уже проходит почти прошла
Помнить ли жизнь от угла до угла?
еще чуть-чуть и совсем отпустит
А что на утро? Осадок сна
на дне граненого стаканá
медленный цветом подсохшей крови
и все что кроме нехорошо
вернее муторно помню шелк
шепота по камышовой кровле
так начинался дождь а потом
так начиналось все что помню
оторопь снега темень тронутого стыдом
слова боярышник словно зашторен полдень
и совсем не хочется выходить из дому
жужжание августа в Поуглам Протянутой Паутине
гости все реже издалека особенно издавна
Все хорошо говорят Вот только дождь поутихнет
и будет все хорошо пахнет дымом
птица имени я не знаю да и зачем
зябко нахохлилась на плече
я не дышу или она не дышит
затаи желание жизнь стиснув зубы
дверью хлопнуть на все забить перебить посуду
если кто уж совсем достанет скажи Пошел ты
а лучше закрой глаза вспомни шепот шелка
заучи пути сквозняков по саманной хате
но она открывает глаза и кричит мне Хватит
Что ты мелешь
я же просила не-ос-та-нав-ли-вай-ся я же просила силь-не-е
найди себе другую дуру и разговаривай с нею
и скажи себе честно скажи себе честно скажи себе честно
ну признайся что ты ничего ничего не умеешь ничего не умеешь
ничего не знаешь ни в чем не уверен Ты резал вены?
Пытался повеситься? Знаешь как пахнет газ?
Кто читает твои стихи? Где твой сын? дождь идет а если
Хоть одну молитву сумеешь прочесть без запинки?
это тебе не плести словеса ночами
это скорее ты чё в натуре начальник
потому что мой город тобою так и не прожит
уже уплывает речью тебе невнятной
обозначенной синим что красная кровь под кожей
на карте где только сны и белые пятна
к своим сорока годам научись хотя бы
отразиться в зеркале там переждать октябрь
чтобы шепот листвы под ногами тебя не выдал
если все-таки выйдешь в осень пропасть из виду
СТИХОТВОРЕНИЕ ОТВЕТА НА ПИСЬМО ИЗ НОВОСИБИРСКА
From: Alexander H. Mesropyan
Sent: Saturday, November 27, 2001 4:45 PM
To: Andrei Schetnikov
Subject: Re: Проект Манхеттен
> -----Original Message-----
> From: Andrei Schetnikov
> Sent: Saturday, November 24, 2001 8:48 PM
> To: Alexander H. Mesropyan
> Subject: Проект Манхеттен
>
>
> Вот, на днях написал - посмотри.
>
>
>
> Без названия:
> (Проект Манхеттен)
> R. W.
>
> сегодня (а не 11 сентября) я вспомнил
> и теперь перечисляю всё по порядку:
>
> атомную бомбу, сброшенную американцами
> на Хиросиму
> спокойствие японского лётчика-камикадзе
> перед вылетом
> и призыв муэдзина к вечерней молитве
>
> я надеюсь это что-то значит для тебя
> и зима не будет слишком холодной
>
всё
время скажут иди учи снегопад падать
и что тут встану пойду учить
оденусь только найду ключи
всё время теряю
крепче сожми в кулаке теплую сталь
не отпускай меня если идти в расход
мне бы еще поспать сосчитай до ста
или наоборот
вот тебе здесь место скажут и всё пиздец
ну и чего ну место ну будем жить
соседу слева шьют дело о краже курицы у соседки справа
я полагаю что все это следует шить
выключи радио
выключи свет кино абзац по формату
всё
снегопад посмотри в окно падает так как надо
не до конца не сразу не ливень он тянет время
или может он просто ленив и нелюбопытен
но завораживает сволочь
ты смотришь тополь видишь дым
на верхней полке слышишь полночь
ты-дым ты-дым ты-дым ты-дым
ты смотришь ночь и видишь бездну
стихи не стоили стыда
столь невесомы сколь отвесны
плоды напрасного труда
и скорый из москвы до н-ска
та-дам та-да та-дам та-да
всё птицы мне что птицы что стрекозы
летите голуби оно вам не накладно
я говорю а ты меня не помнишь
и ладно
я говорю а ты автоответчик
хлопочет моль голодная по дому
сохрани мою речь пожалуйста
хоть ненадолго
пока не отыщу семьсот отличий
полета по теченью снегопада
от нестоличной тьмы увязнуть в глине
не дольше боже дольше даже в падлу
а дальше что ж придушишь зимородка
он кто такой я здесь таких не помню
и ну гадать на склизких потрохах
а помню полдник
в детском саду и пленку на теплом какао
пленку на теплом какао детского ада
в черном-черном лесу где отдай мое сердце
и не страшно уже и не больно но больше не надо
просто не надо больше и всё в доме тепло
все ушли я остался один даже время вышло
между мною и снегопадом только стекло
как между уборщиком уронившим стаканчик горячего эспрессо и осенним боингом
и декабрь всё ближе
всё
ближе
89vs90
две трети декабря терпеть страну
дожди длинней улисса в иностранке
не отличать афганскую войну
от головокруженья на фонтанке
за то что здесь родился навсегда
две трети декабря одна забота
следить как вертикальная вода
припоминает правила полета
огромного где снег и невесом
кто помнит ад особенно вначале
и рыбы вертикальные как сон
молчат в саду особенно ночами
раскинув руки разевая рты
стоят и смотрят в нас холодной кровью
ну типа гений чистой красоты
на цыпочках по краешку по кромке
потом зима становится зимой
как на картинке снег деревья люди
а бабы водку пьют и милый мой
зовут мужей как бабы в голливуде
ворочаясь в постели до утра
они еще надеются на чудо
и на вопрос пора мой друг пора
да говорят мне нам да я хочу Да
* * *
ты видишь только то что станет сном
все остальное не имеет смысла
бежать в крови июля зреет зной
копытца растекающихся мысью
по высохшим обоям скок-поскок
чем ближе звук тем время непонятней
особенно когда оно песок
уже закончился а завтра только пятни-
царапина пройдет по кромке дня
по смутному стеклу дагерротипа
где ты едва ли различишь меня
в виниловом шуршании мотива
ты слышишь только то что стало мглой
когда игла скользнув над суетою
давно не здесь но темень под иглой
потрескивает пыльной пустотою
и я тебя едва ли отличу оттуда
от облака на выдохе а ты
сама то помнишь где наверное
вон та
вторая справа
с белым бантом
* * *
ура-ура
в ладоши хлопай радость правда
мы едем в семикаракоры там во вторник
растут деревья с грустными глазами
и пыль на площади и пива нет в киоске
а я не вышел ростом мне похоже
не быть орлом на тамошней монете
но больше некому а значит моя радость
мы завтра едем в семикаракоры
теперь поспи автобус в 7:15
пока-пока
всему помашем ручкой
мы не умрем не плачь мне обещали
что будет дождь плыть по реке на запад
что я хотел тебе сказать уже не помню
а вот сварю нам кофе и на запах
потянутся глазастые стрекозы
слепые ласточки сквозные переулки
трави мне кровь терпеньем повилики
истерикой репейника и славы
скажи нам жить сегодня и вовеки
хотя бы до утра
а там посмотрим
* * *
занимаюсь любовью
и смертью
любовью и смертью
никого я не убивал
просто всякое лихо - в строку
чем же еще
любовью смертью
иногда жизнью
но это уже дизайн
детский босх
альбом такой в магазине
видел
даже в руки не взял
страшно представить вспомнить что внутри
видели?
дитё упирается и ревет
а его за руку волокут в
детский сад
у двери целуют в щечку
пока говорят
будь умницей
сами не входят
что?
страшно?
* * *
я больше так не могу больше
так в марте терновник в саду рубить в кровь
руки и по щекам больно потом
будет вам лето
сказал а сам думаю
на пустырях обочинах свалках там
пижма ли пылью пахнет или
пыль сама по себе наполняет время собою
пока меня нет
пальцем напишешь на мертвом стекле монитора
один из восьми иероглифов ожиданья
* * *
мы с тобою почти знакомы я уже видел
как тебя звать в koi-8 win mac транслите
ты уже окликала мой сад в прошлую среду
только я не приеду к тебе
вообще ни к кому не приеду
потому что опять
едва зацвели жердёлы
нас берет за горло мерзлый глинистый воздух
потому что Анна выросла
скоро в школу
потому что Москва не верит
и просто поздно
думаешь я не знаю что ты не спишь
я оставлял паутинку в проеме сна
вдоль русла апреля даром горит камыш
стынет в жилах спирт
такая вот блин весна
* * *
я вот что хотел рассказать тебе
иногда
мы отражаемся в некоторых зеркалах
это такие штуки ну вроде льда
или когда вода вспоминает страх
глубины
или птица утром роняет крик
теряет голос имя идет в сторожа
в новолуние просыпаясь на всякий скрип
по глазам отличает ласточку от стрижа
так вот
иногда я вижу тебя во сне
это похоже на сон только страшнее
или всю ночь а под утро подступит снег
начнется жизнь
и что теперь делать с нею
* * *
хрупкая оторопь огорода
ждет выходящего из народа
хнычет хватает за рукава
спи если помнишь под куст ракиты
мы будем спрятаны и забыты
как по утряни болит голова
бедная бедная моя голова
на сервер брошенные слова
обретают как водится право налево
и уже нипочем не узнаешь кто
то ли дух святой то ли конь в пальто
назначает время вина и хлеба
пить кровь
есть плоть
потом идти огород полоть
пить пот есть жизнь здесь
и не рыпайся
с утра обещали заморозки
неясное но высокое небо
совсем не такое как я бежал
по кольцу
путая имена бульваров
* * *
кроме некоторых слов
как всегда не получилось
стоит ли скажи на милость
ради некоторых слов
как дурак
а впрочем пусть
ну и ладно вот и славно
поначалу вроде грусть
а внутри зачем-то сладко
поначалу мучит стыд
но потом конечно по хуй
только глухо бьется стих
между жизнью и эпохой
только выпить серебра
в пролетающем ростове
потому что мне пора
а тебе еще не стоит
в остывающей крови
не живет большая рыба
кроме некоторых снов
ну и ладно
и спасибо
СТИХОТВОРЕНИЕ ПОВОДА ЕЩЕ РАЗ ПРИЙТИ
ничего не помню разве что всякий раз
на твое деньрождение улицы через полдень горячая пыль пахнет полынью
розы уже отцвели и водомерки замерли на оловянной воде
может просто устали
а ты за свое середина жизни кризис веры
не торопись
тронь тишину и смотри как бежит водомерка пока не умрешь
не бойся она не страшная глубина она
живет сентябрем в одиночестве хризантем со дна
нескольких рек трех морей колодца под вишней
поднимаются сны и ты говоришь луна
похожа на зеркало в комнате из которой вышли
все
вернее на
старую фотографию зеркала в комнате знаешь
все писавшие в стиле вэньжэньхуа
избегали применять цвет для воплощения духа
поэтому демоны и драконы похожы на демонов и драконов
а девочке с букетом бессмертников достаточно оглянуться
чтобы время остановилось
не торопись
на том берегу серая цапля долго ли коротко
ждет беглого почерка почитать а ну как не разберет
разозлится рубиновым глазом и все что я помню
иду на твое деньрождение с плюшевым что ли псом в целлофане и розою
жалкой
но розы уже отцвели неудержимо письмо в разговоре за чаем
сверху свиток прижми сахарницей там где здравствуй
у нас уже третью неделю дожди
жестяные тазы во дворце императора сводят с ума золотые рыбы
медленные как тушь расплывается утром я сам не смогу объяснить
а ты читаешь на каком языке неважно
я виноват не я только сорок лет
сколько жив ты старше меня навсегда послезавтра
в конце июля те кто вернулись видели свет
крови особенно если смотреть на запад
вечером ветер вернее смотреть на закат
в бормотании бабочек различая латынь ли идиш
представляешь какой это кайф ни за что за так
видишь
мне больше никто не нужен господи видишь мне
больше не страшно выключить свет вернее свет не включать
вернувшись домой все что помню зима будет вне-
запной несколько книг одна из которых часть
речи все остальные тоже части
все больше предлоги и разговор не клеится
только совсем немного похож на счастье
в потерянном времени храп задремавшей пленницы
а еще в темноте нетрудно представить ночь
особенно если закрыть глаза и представить время
неподвижное зябкое даже летом до мурашек по коже
что взгляду следящему бег водомерки
что босиком идти по самой кромке
оловянно сливается в перспективе с небом с нею
немного смущает отсутствие
линии горизонта похожей все-таки на берег
зато видимая бесцельность судьбы придает ей качества прогулки
когда время и место не имеют значения главное повод
деньрождение вот
и роза тебе всякий раз
СТИХОТВОРЕНИЕ ДВУХ ЧАСОВ СНА НА БОКОВОМ СИДЕНЬЕ ПАЗИКА
кровь по спине четырьмя коготками не ври
но параллельна противной воде из под крана
Парка ли Верка по мне у обеих внутри
мокро и жарко
не то чтобы жалко
но странно
кровь почему подчиняется календарю
и отличая не глядя четверг от субботы
делает вид что не слышит как я говорю
или не слышит как я говорю тебе кто ты
сука ты больше никто после этого сна
в сторону августа выгнула потную спину
время пока аспирин опускался до дна
вовсе не вечность а только ее половина
потом я тебя убью звал по имени рыл когтями
глину пока вода не взошла по горло
на мягких лапах так из-под двери тянет
смертью и всё Через час наступает город,
где опять не знаю куда себя деть от головной боли всегда: все кого я любил давно живы другими, встречи не сулят ничего, кроме "а помнишь" и "как дела" и почему-то важно не смотреть в глаза. Наверное, все-таки стыдно, что самое главное — найти повод проститься. Или просто голова болит так, так она устроена — эта боль — что взгляду, непрозрачному и тяжелому, нужна точка опоры: окурок на тротуаре, болтающаяся на одной нитке пуговица, скомканный мимо урны обрывок, наверное, чьей-то вчерашней бессонницы, короткая жизнь осы на лотке с пирожками (с чем? — с мясом, конечно — они же хищные).
Как в детстве на карусели: потеряешь из виду родителей, машуших тебе рукой — и весь мир становится бешено кружащейся воронкой тошноты, отдельной от тебя внезапным пониманием, что остановить это все может только толстая тетка возле желтого ящика с кнопкой, которая не знает как тебя зовут, никто ничего не знает. Тетка, оттопырив мизинец, жует огромный лосняйщийся чебурек, похожий на человеческие внутренности. Сок стекает по подбородку и она вытирает его левой ладонью. На билете, надорванном с краю, остались жирные пятна, чтобы смотреть на них, не отрываясь, потому что ничего надежнее, неизменнее здесь все равно не найти, потому что не успеть, потому что иначе меня просто разорвет на кусочки. И сожрет на хер.
Через двадцать лет каждые четыре с половиной секунды на мгновение, пока трамвай не накроется тенью очередного вяза, твои зрачки сужаются и глаза меняют цвет: карий-карий-карий-карий-карий-зеленый-или-карий-карий-небоскребы-небоскребы-аяма-ленький-такой-карий-зеленый-культурылиотдыха-centralpark-светофор-зеленый. В Нью-Йорке опять собираются строить Light Rail. Можно будет стоять в пустом почти вагоне от Far Rockaway до 42 St и думать ни о чем, поглядывая украдкой на ветвящиеся тропы болтовни глухонемых, когда они втроем войдут на следующей остановке и тоже не станут садиться — Чтобы лучше слышать друг друга? — быстро-быстро, как вологодские кружевницы, выискивая узелки смыслов в неявном нам воздухе. Можно будет стоять в пустом почти вагоне и считать до ста. Сбиваясь где-то между тридцатью тремя и тридцатью четырьмя говорить: "Вот сволочь," — и начинать сначала. Можно будет выучить наизусть вывески на магазинах вдоль всего маршрута и ждать перемен.
Глухонемые сошли сразу за мостом и тут же стало тихо. Кроме стука колес. Только он не такой, как в поезде ночью: я не могу вспомнить этот ритм.
пока рука тянется к огню
согреться нарисуй мне лабиринт крит
и коготками по стеклу ню
скребется бедная совсем ничья днем
возьми себе учи словам снам
вот это город повторяй в нем
есть рим содом и места нет нам
кровь завяжи узлом затяни
перечеркни вечер крест-накрест
они сюда ненадолго сегодня они
выходят из сумерек и убегают в август
где в чай с вареньем падают мертвые бабочки на веранде
история ни о чем чаще всего истерика
или Чехов
только уехав
отсюда куда подальше
два часа на автобусе до областного центра
понимаю как мир огромен почти бесконечен
если никто не вспомнит
как мне страшно
ближе чем ночь
раздета совсем на фоне пустого окна коммуналки
сказала поздно уже скоро утро только
не влюбляйся пожалуйста слишком сильно
* * *
вот так всегда
падает
и разбивается
только придумаешь выстроить себе реку повыше
выше неба
падает и разбивается
вниз по течению к дельте туда где по берегам
еще не повытоптали ковыль и золотая рыба
клюет на хлеб или просто поговорить но сразу
выскальзывает из рук падает и
разбивается
ну разве не странно скажи
осколков гораздо больше всегда
чем было посуды можно даже
сложить слово вечность
получить весь свет и пару новых коньков
только руки мерзнут пальцы не слушаются время
чиркнуть спичкой о стену успеть
увидеть как во вчерашних комнатах задернуты шторы
здесь до сих пор никого не ждут
одна из них вяжет вяжет все остальные
помнят меня по именам загибая пальцы
в ночном коридоре госпиталя в Кандалакше
в пустой общаге после нового года
после всего на кухне в подъезде в лифте
в последний раз
только руки мерзнут губы не слушаются выговорить
смотри
падает не успеваю и разбивается
* * *
ты будешь приносить мне апельсины
смотреть в окно пока я просыпаюсь
на гаражи и парк с кирпичным моргом
кефир в пакете письма на бумаге
ты сможешь говорить мне ну до завтра
надломленную светом вербу в банке
через неделю вспомнишь а медсестры
не носят под халатом ничего
не потому что бляди просто жарко
и потихоньку курят в туалете
как школьницы Марина Лена Лиза
и потихоньку плачут от любви
как школьницы а кровь бывает страшной
ты сможешь пить мне черную микстуру
из чайной ложки сонной погремушки
и жирную оттаявшую землю
глаза закроешь поднести к лицу
закрой глаза пока я засыпаю
вдохни мой запах
я не стану старше
ты в этом воздухе себе приснишься голой
по коридору
к двери
насовсем
* * *
что за жизнь такая пошла вот вернулся март
бедная девочка ты меня помнишь помнишь
а я все портвейн подгнившее яблочко бард
я больше не буду а ты меня помнишь помнишь
веришь любишь ли помнишь как бы не выпал снег
все начнется раньше чем можно себе представить
вот вернулся март мой маленький как во сне
свернулся калачиком чтобы к утру растаять
ты меня видишь скозь двор проходной сквозняк
зябнет себе не меньше чем эти трое
один из них я второй из них просто так
спросил прикурить а третий темнее крови
тянет свое весь город из центра к морю
изо всех щелей лезут позорные суки
что ни напишешь сразу волною смоет
и весна на басах западает вторые сутки
поцелуй меня в щечку собачка я растаю только
я колючий лапками перебирать по пустому пляжу
тусклый пергамент сухой мандариновой дольки
не похож на праздник бедная девочка даже
если я тебя знаю знаю совсем другою
или даже совсем другую все дальше больше
не дотянуться тебе до меня рукою
боже
* * *
пока студеная вода
темна лицом и пахнет хлором
я буду помнить города
где пью один а гибну хором
я буду видеть иногда
бесстыжих баб в соседнем доме
пока студеная среда
темна в оконном окоеме
мне было холодно забыть
что здесь теперь не станет ближе
особенно хотеть убить
любую блядь в любом париже
особенно в конце концов
проснуться трудной головою
что мир берет меня в кольцо
что не заплачу то завою
что может быть сейчас помру
а может быть еще останусь
оставлю время и к утру
узнаю что такое старость
вот вышел дождь из-за угла
и все даст бог начнется снова
пока темны его дела
и неисповедимо слово
* * *
я конкретно отвечаю за базар
все что было гадом буду было зря
жмется к пригороду жалостный вокзал
цепенеющей дворнягой декабря
я не помню кроме глины и травы
ничего что отражается в воде
жили были не сносили головы
дальше больше мы не встретимся нигде
что по имени полынь да лебеда
то по жизни не закончится никак
то ли железнодорожная вода
то ли как это по-русски сам дурак
помню астры пахнут пылью и тоской
тянет временем в открытое окно
старый город над минувшею рекой
как ни мучайся закончился давно
жить недолго помнить больно никому
не скажу как называется зима
потому что отъезжающим во тьму
все достанется почти что задарма
кроме глины и травы и до сих пор
снег протоптан через двор наискосок
в бывшем городе холодном как в упор
в тихом возрасте нестрашном как в висок
* * *
никогда никому не скажу что я виноват
потому что ну не виноват я и всё ни в чем
скажу что я больше не буду
потому что я больше не буду и всё
никогда
мальчик должен родиться
вот вырастет встанет
небритый голодный злой
в понедельник в одиннадцать в мокрый снег вода
затекая за воротник делает жизнь совершенно невыносимой
а еще этот город
биенье его белья на балконах пустые птицы
приходят сюда умирать и живут всю зиму
он протянет руку погладить или проститься
а она молчит и смотрит невыносимо
отбежит немного
куда не добросить камень
и все вместе зайдутся лаем она одна
молчит и смотрит
так словно знает знает
уже началась или завтра начнется война
кровь подвешена страшно на тонкой
ниточке пуповины
ты ж моя ты ж моя перепелочка
девочка рядом с мальчиком
так и останутся у черно-белой ёлочки
пухлой снежинкою и лопохим зайчиком
кровь протянута страшно сквозь долгую пуповину
мы тебя ждать не ждали не ждали
пили мокрый снег за жисть аж ломило зубы
что чужие комнаты где мы проснулись встали
видеть голые стены и горы грязной посуды
заживают раны пеплом пустых подъездах
остывать осыпаясь хлопьями волглой известки
мальчик должен родиться все время и место известны
а пустые поля просто следуя правилам верстки
пусты до края
можно сойти с ума
лучше уехать отсюда куда глаза глядят
в ноябре закричать по-английски Зима! Зима!
и понять к рождеству по-русски что сам виноват
* * *
пусти кровиночку расти большою кровью
над вечно протекающею кровлей
пройдут пути огня и винограда
воробьиная мята раскинет ветви
широко и больно расправит крылья
что тебе уже ничего не надо
только поверить пока не пошла зима
что все они все равно вернутся домой
теряя по звуку кругами расходится тьма
что ветер квадратных дворов то один из них мой
твоя до сих пор только кровь прорастает ветвясь
в тяжелые сны изабеллы недетским терпеньем
особенно утром что необязательна связь
письма и бумаги так пахнут паленые перья
что необязательно ангел особенно здесь
когда я не помню названия хлипких проулков
а ты все равно пропадешь в этом возрасте гулком
и воздух сомкнется свернется захлопнется весь
в морщинках и трещинках весь в пубертатных прыщах
все тот же вдовец айзенштадт на пархатых плечах
держит мир и по прежнему негде достать пипольфена
отвори себе вены
выпусти
дай мне ножницы
дай мне обрезать косы
пусти меня вырасти
в лесополосах абрикосы
сгнили жердёлами скользкими чикатилами
были сладкими мелкими с горькою косточкой милыми
вот такими вот стали
тихими как вода
только дерево-лебеда листвой шелестит
над водой что они все равно вернутся сюда
и что их все равно все равно кто-нибудь простит
* * *
и слетаются птицы сглатывыя слюну
что ли хищные блин во всю своих ширину
размахнутых крыльев а моря здесь не было никогда
одна только пахнет судьбой дождевая вода
окунул бы лицо всей мордой своей туда
открыл бы глаза на дно и пошел ко дну
посмотреть как совсем и совсем почти навсегда
полегла страна во всю свою ширину
там темно и такие бульбочки изо рта
искря и потрескивая как плохой контакт
выплывают на волю пока говоришь слова
а когда уже слов совсем больше нет почти
там включают свет сосчитавши до десяти
бьют под дых и зачитывают права
* * *
черно-белые снимки на фоне сквозных тополей
сексапильные немки на гитарах бухих дембелей
остается услышать как о брежневе плачет страна
у пивной на углу на углу ногой отбивая такт
где его звезды поет его золотые звезды
ах какие тогда были пизды и даже пёзды
ах какой был портвейн волжский по рубль девять
было людям счастье почти что совсем без денег
было в оглохшие дворики на станиславского день
сыпался тихой трухой деревянных лестниц еще
был переулок чтобы спуститься к воде
и перекресток чтобы забыть куда шел
было время стоять у пивной на углу ногой отбивая такт
песни про то как там хорошо где больше нас нет
хоть орлом хоть как упадет на ладонь пятак
все равно через две недели будет нам снег
и не будет нам больше так чтобы все прошло
чтобы проснуться к вечеру и смотреть
сквозь пустые сумерки надтреснутое стекло
на жизнь так похожую сразу на жизнь и смерть
bonus track
мы всё говорим о чем-то
то о чём говорим то не о чем то совсем ни о чем
то времени не хватает вечно
то зима
то о черной корове уходящей по красноармейской навстречу солнцу
вернется
а молоком нас уже напоили степные маки
и хлеб конопляный горел чтоб не дать умереть
чтоб не был железом огнем одиночеством
кто б ни был железом огнем одиночеством их до фига
как сорок тысяч братьев
не плачь казак не плачь казак не плачет казак
свернет самокрутку духмяной травы и танцуя джигу
на крыле ероплана говорит свою гордую песнь
любо братцев любить сорок тысяч но я ж им не сторож
распрягу свою конь молодецкую лягу пIд вишней
как под яблоней ой-да май лав помоляся аллаху
расхерачу нью-йорк чтобы знали кто в доме хозяин
в поле стелется путин прохладною тихою сапой
кычет жалким саддамом над доном бездомный бин ладен
ой-да ой-да-да ой-да май дарлинг скажи чё те надо
что ж ты вьешься как псих ненормальный
над больною моей головой
обалденные желтые мальвы
как собачий полуденный вой
поначалу пугают немного
а потом привыкаешь
но что ж
ты все ходишь один на дорогу
что ж ты господу спать не даешь
что ж ты все говоришь ни о чем то
а хотя ну о чем говорить
о том что времени не хватает вечно ни на что
зима опять будет медленною и теплой что дым
поднимается вверх и значит я
никогда не уеду из этой деревни
только держи меня крепче не давай мне
клясться на конституции
биться о стены
жрать эту землю
жить долго