Алексей Даен
БЕШЕНАЯ ДВОРНЯГА
Бешеная дворняга
*
ДВОРНЯГА
бешен
ГОД за СЕМЬ
(считай количество веков…)
люби люби люби люби
МЕНЯ ЛЮБИ
или
FUCK OFF
!
Полночь
Двенадцать. Моросит, - мне фары подсказали.
Каналья! И не замечал круги на лужах!
Звонок: Где он? (подруга ищет мужа)
О ужас! Верно, пьёт у этой мерзкой твари…
Я выключаю телефон. Мне одиночество дороже.
Прохожих тени не испортят тротуар.
И не испортит тачку ловящий швейцар.
Фонарь, как истукан… К себе я должен быть чуть строже.
Пора…
Скитаться одному - уже немного лицемерно.
В таверне самому бессмысленно сидеть.
И глупо расставлять себе капканы, сеть…
Ведь… надо возвращаться…
Верно?
Рыбьим глазом
Пол-улицы сквозь призму объектива
Как ящерица оставляет хвост
Чтоб я свернул в другой квартал иль мимо
Прошёл чтобы её остыла злость
Вне поиска и без конкретной цели
Погрязнув в память словно лабух в "ля"
С желаньем спрятаться в чужой постели
Но это отзвук прошлого меня...
Подошвы мокасин поют под ноты
Хрустящего бутыльного стекла
А рядом чуть хмельные идиоты
Пересекают стриты Бруклина
Февралю - обрезание!
Февралю - обрезание!
Чтоб
Скорей
Наступила
Весна…
Мне же… вновь наказание:
Нет
Водки,
Работы,
Сна…
Ищет ветер щели в рамах,
Чтоб
В помещеньях
Согреться,
Покружить чуть-чуть над нами
И исчезнуть
За спальни
Дверцей.
А весной - грустить по снегу,
Чехлить шубы,
Слушать щебет.
В свитерке за пивом бегать…
Когда солнышко
Душу греет.
Стансы CT - NY
Полна луна циферблата
Жидкими пальцами
Стрелок от "раз - два"
До двенадцати
Ползут электрички-гадюки
Умножая пространство на скорость
А у нас с ней будней разлука
Ей известно что я пропил молодость
Штат Коннектикут Град Рай Станция
Не дожить мне до сорока
От того ли пишу стансы я
В самом центре Нью-Йорка
Где я пью одиночество сутками
Пусть ненужный в табачном дыму
И люблюсь исключительно с суками
И стремлюсь в истории урну
Юноша Виктор Володин
Вятка Урал На Танцы
Семнадцать Бичи Суки
Узкоколейка Работаю Скучно
Несподручно
Тоскует
Тарелка
ИЗО Незнакомое Слово
Трубы Заводов Евреи
Будущего Подкова
Свердловска С-П Америк
На задворках
Я пробежал по подмосткам
Сцену захлестнула блевотина
Бросился в поезда "Эмтрака"
Инженерного зодчества
Но
Прошелестел над равниной
Манхэттена и поэзии
И увы почти не ревнивый
Километры прошёл поверхности
А в итоге попал на помойку
В коей всё не уместится
Не изменились задворки
Лишь простонало сердце
Псина
Не помещается боль на весах…
Струбцины улиц сдавливают мозг…
Балконы нависают гильотиной…
Мне страшно;
Болен и промозгл…
Мечтаю о любви, о тёплой вкусной пище,
Ладони, нежно гладящей загривок…
Я буду предан и вас ради жить,
Служить…
Характером я гибок.
Я одноглаз, зарос, меня съедают вши.
И кровоточит хвост; хочу забыться…
Я прячусь за деревьями, заборами;
Боюсь
Вновь
Увидеть
истинные
человечьи лица…
Разметка
I
В попытках противопоставить
"А если б" "где-то" "может" "как бы"
Бессмысленно мечтать… гадать
Ещё глупей - петь дифирамбы
II
Автомобиль на тормозах
И унисоны светофоров
Ночи невидимая даль
Фигуры в головных уборах
И перекрёстки зажигалкой
Повелевают продвиженьем
Я не такой как был вчера
Я на асфальте контур мелом
И в антологиях лжецов
Я спотыкаюсь на пробелах
III
Вновь прохудился кошелёк
Мне не впервой привык к обманам
Разметкой нежно-резких строк
Себя я продаю задаром
Непрекращающийся шелест площадей
Непрекращающийся шелест площадей
В осенней гамме
красит листьев фрески,
Играющим джазистом на трубе,
Из лета бабьего
мне наливает виски.
И девочка, лет тридцати восьми,
Напиток на скамейке
попивает,
Мне кажется, я видел её здесь,
И кажется, что это было
в мае.
И в церкви вновь звонят
колокола,
И настроение привычно
скверное,
И здесь, где проходили
ты и я,
Я силы нахожу бродить
отдельно.
Медленная Экстрадиция
Экстрадиция - это только вовнутрь
Изгнать невозможно
Загнать сложнее
Не всегда приоткрыта та дверь
И рядом прости его Боже
Окопалось чужое мнение
Пусть дорогу не разглядеть
Лишь прищуриться
Принять лишнего
И в замочной скважине голые
Подглядывающему дать по роже
Пред ликом Всевышнего
Дожил!
Размолотить ежедневия мельницу
Молотящую одинаковость будней
Хотя до сих пор ещё верится…
Хотя становлюсь распутней…
Разыграть бы чужой марьяж
Ведь мне свой никогда не выпадет
Лишь жаль проиграть антураж
Созданный мною в выпаде
Проходят годы, а Вы все моложе…
Ах, как прекрасны Ваши ноты...
Прощание - начало всех начал.
Вы в Праге, я в Нью-Йорке, боги
Швартуют корабли на наш причал.
О Вас в раздумьях ежедневно
В метро,
такси,
далеких поездах.
Поверьте, это так неимоверно
Влюбленным быть в далеких городах.
Проходят годы, а Вы все моложе
В моем воображении простом.
Ночами в пьяном городе просторном
В Центральном парке
я расстреливаюсь
сном.
Я провожал Вас ночью до разъезда,
И предрассветно вербу покупал.
Мы встретились
на Пасху…
в церкви…
На ежегодный батюшкин аврал.
Между церковью и баром
I
То между церковью и баром,
То окунаясь в серость площадей,
Обзванивая морги и больницы,
Или идя по парку меж ветвей...
Искал тебя я здесь и за границей,
За гранью города, страны и лиц людей.
II
Я изучил все справочники мира,
Где телефоны множества людей
В горизонтальном шрифта положенье
Отождествлялись с бренностью вещей.
III
Метался в разных направленьях,
Заглядывал в окошки всех такси,
Мне седина подкрасила виски,
И стал терять к себе я уваженье...
А.К.
Было не поздно… Двое в полутьме
Он гладил карим взглядом её скулы
Весна чрез форточку покоем дула
Играла музыка… Были одни
Показывала фото детских лет
И лет чуть зрелых… Нынче она краше(!)
Глаза Щёки и Брови - Знайте наших(!)
Внимательно Ловил он её взгляд
Молчал… Несмело поглощал её уют
Когда смолкала… Говорил слова
Мелькали грациозно рукава
Теней… Играя на запястьях её рук
Он вглядывался в цвет её картин
Она меняла звуки в радиоле
Пила кофей… А ей звонила Оля…
Бесился кот (естественно) - апрель
Она сидела в кресле… Улыбалась
Светилась первозданной добротой
Оделся он… Отправился домой
В преддверии грядущего свиданья
Разрыв
Она ударила полисмена по роже
Когда сына забирал он в детдом
Ни разу не видел я вдохновенней
Человеческое лицо
Максимум что сделала - переспала с другим
Это ли не откровение средь разноцветности вин
Это ли не преступность оставить её одну
Это ли не безобразие повергнуть её на дно
Это Нью-Йорк где всё порознь
Где все порознь как в Москве
Я родом из Киевской волости
Облетевший в нью-йоркской тюрьме
Она сиганула с балкона
Есть те без кого не жить
На кроне повиснув клёна
Она порвала свою нить
В больнице
Эпилептик-негр на полу
Руки вверх! Как призыв Достоевского
Язык! и Сахар! Я кричу
Но у медперсонала (не подходи!)
Разностороннее поле деятельности
Бежевые занавески задвинуть
Завуалировать публику
Может он музыкант известный
Но в больничной робе мы все - по ветру
Армстронг сыграй панихиду
На золотой трубе больничной
Видишь откушенный язык
У ног медсестры в робе
Забрызганной кровью
Он захлебнулся!
Зовите же ангелов!
Пропиты!
Архангелы?
Допинг!
Я разбиваю больничные двери
Устал
Где трупы моих друзей?
В Киеве
Чечне
Москве
Нью-Йорке…
Покажите мне это кладбище…
Негр к Богу тянет руки
В припадке последней падучей
Закройте небо
Женские груди-тучи
Проведите ему биссектрису
От рождения до забвенья
Он ещё помнит звенья
Рабских оков
Не смотрите - орёт медсестра безглазая
Так мой лучший друг погиб
13 лет назад
Дура Старая!
Кровь разлилась по полу
И по чёрно-бордовой гортани
Кусок языка не способен на джигу
В больнице на Оушен-Парквей
А рука моя прячась в кармане
Меняет кулак на фигу
Люди и Волки
Закидайте камнями, судьбу маня,
Люди.
Разорвите в клочья, собаку меня,
Волки.
Себе подарите выход для злости,
Двуногие.
Четвероногим оставьте кости,
Вам верные.
Я дворняга, что мне терять,
Господи?
Человек, выбирай, твою мать…
Волк ли ты?
Колпак
В надземке шествую над кладбищем
Небоскрёбов в миниатюре
Чувства подвергая цензуре
Манхэттена - человека в шляпище
Недосерость метро поездов
(Опускающих брюхо на рельсы
В опостылой ритмике песни)
Барабанит: устал, будь здоров
Я здоров (сожалею) - морально
(Пока строки скользят по бумаге
Доколе у чувств в облаве)
И живу экспериментально
И вновь...
Убить! Глаголом расстрелять!
Сказуемым поднять на рею!
Себе, инфарктам я не верю!
Рак поборол! А помогла мне мать...
Жил с девятью и вновь один...
И "вновь" звучит как прошлое знакомство.
Гетеросексуальное искусство
Дробит меня, качаясь, как раввин.
Болезни, бабы, страхи, перепои...
Израиль - не родина, Россия - не приют...
Как максимум, - читать зовут,
Где чтут меня жиды, татары, гои...
Я издаю журнал и выпускаю книги.
Дарю себя направо и налево.
Где та родящая, рисующая Ева,
Способная мне подарить вериги?
Квартиры в городах
В метро усталом в полудрёме
Я вспоминаю разные квартиры
Где волей случая жить приходилось
Из них 4 в Киеве
Вот коммуналка 7 соседей
Параша кухня коридор
На нас две комнаты а нас 4
Человека прабабка я папаша мать
От всех коморок исходил
Заплесневелый ветхий запах
Полуеврейский полуукраинский
Центрально-киевский советский
То было на Красноармейской
Напротив гастронома кинотеатра
Да в гастрономе прадед мой работал там и умер
Переименовано там всё теперь
На украинский лад
Затем мебель но не вся купили новую
Перекочевала в кооператив
Этаж двенадцатый комнат три и кухня
Два балкона с видом на школу и кладбище
Эпистолярно но и там я не обрёл угла родился брат
С прабабкой громко причитавшей по-еврейски
И с запахом её лекарств я разделял квадратность метров
Комнаты в которой было пианино ещё был стол и кресло
И две кровати не на полу же спать
А на стене висел ковёр под ним водились тараканы
Затем изгнали их а с ними и ковёр
Потом на месте том плакат повесил Битлз
Когда женился кратко проживал на Теремках с роднёй супруги
Мне не давали закурить в квартире
Так переехали мы к бабке Ж.
На кухне в разделённой коммуналке на Ундервуде коротал я вечера
Зимою сыпалась побелка с потолка
А ванна громоздилась возле входа туда обратно тихо шёл сквозь бабкины хоромы
Что ежедневно смазывались жиром всё той же бабкой
В той зале запах был невыносимый
Град следующий Москва
И шумный уголок что на проспекте Мира
Так комнатушка - ничего стол стул тахта и книги
Но там я только ночевал весь день я бегал по делам
Издательства редакции усталости ведь не было
А вечерами за бутылками горючего
Просиживал на общей кухне было два соседа
К нам приходили женщины к соседу одному ещё мужчины
Но гравитация не свойственна была мне
И я в Нью-Йорке в старенькой квартире
Квартир в Манхэттене сменил я 7
В районах разных в зданьях непохожих
В домах с лифтами и в домах без лифта
На стритах нумерованных и нет
Были коморки с полом под углом
Были хоромы по 300 квадратных метров
Но в каждой запах был один
И верю после переездов долго оставался
Мой запах табака и книг и рукописей пыльных
И пролитого мною пива
Почти не слышный если не присесть и не вдыхать
Не знаю сколько суждено сменить обителей
Но хочется мне в этом городе остаться
Пока живу пока живой
А умерев уж никуда не возвращаться
Кройка
Раскроите юбку в брюки
Моей юности
Пусть показательно и дерзко
Вам боязно
Вытрезвители
Макар
Наряды
Полости
Пронесли мои силы
Во кости
Парализует структурный ряд
Нежность
Глядя на жизнь ищу в словаре слово
Верность
Пройдусь медиатором по спинам друзей своих
Ежели
Получу
Плевок-клинок
В спину
Бежевою
Надоело
Нет сил
Сгибаться
Над пропастью
Нарисуйте на моём пиджаке
Солнце
Пусть превалируют в жизни моей
Оползни
Но стойким останусь я
Горцем
Броским
Небоскрёбного города
И его тихих улиц
Бормотаньем метро
И прозрачностью лиц
Невыездным
Из-за отсутствия виз
Но простят ли
Поколения
Этот каприз
45 Градусов
Система координат соврала направлениям
Лобачевский просится присягнуть на Торе
Я хочу затянуть одиночества шторы
В сальто-мортале-с Кафки видений
По Карлову мосту средь ночи я бреду
В 97-м году
Бруклинского моста полемики
Вокруг меня аллергики
Что Город что Прага ведь я обойду
Постаменты козлиного блеянья
Что я пересёк
И что не про запас
Раздаётся сегодня в аванс
А коль безупречен в анфас
То явно у них преют ноги
И вот раздаётся залп
Не 68-го
Значит сегодня бал
На который приду я
Без тоги
Я и Она
Небоскрёбна индукция,
ветреная;
А дедукция прошлого
проще…
А Она под вербой
профильная…
И душою иных лучше.
И по ветру причёска
выше…
И собою милее всех…
Только годы для сердца -
грыжа…
Только пропит был мною век…
Истерика занавески
Истерика занавески
В проёме душевной рамы
Вспоминаю как юноша пылкий
Во дворах упивался "Агдамом"
У меня провальная память
Мозги и любовь пропиты
Жизнь для меня - наркотик
Аутентичности опыта
Вот прутся за мной сиренами
Полицейские ксенофобии
Выруливаю дерзко-резко
В любовь семантической дроби
Укус комара
Сигареты компьютер водка
Занимаюсь самокопанием
То есть нравственным онанизмом
И…
зубов скрежетанием
Я тебя посещаю с желанием
Приблизиться к яйцеклетке
Мне серпом по яйцам отчаянье
Бьёт курком как в русской рулетке
Утро…
вечно похмелье
Ненавистная с детства пора
На диван совершить приземление
Выпив рюмку
И снова пора
Выходить на густую улицу
Из молчаньем согретым двора
В отчужденье в рычащем автобусе
В обозренье субботнего дня
Послюнив укус комара
Прикуриваю от плиты...
Вчера мой мир рухнул…
(С. Шабалин)
Прикуриваю от плиты
(Нет керосина в зажигалке)
Себя мне вновь немного жалко
Где веский термин - "я и ты"?
Где телефонные звонки
С вопросами "а что на ужин?"
Себе я попросту не нужен
Раз расстоянья далеки
Прикуриваю от плиты
В чужом гостеприимном доме
Я бомж
Все спят
И я чуть в дрёме
И мысль: "сожжены мосты..."
К Людмиле!
Возможно тогда было утро
Но издалека воскресенье
Всё зависело от угла взгляда
А так же твоего сомнения
Похоже тогда было холодно
На немых перекрёстках
Людно
Мы не бежали наверх
Играли
быстроту поллитурную
Людмила моей пропитой
Любви
Не взглянула в глаза
мои
Я вижу - ты не на троне
Моего предтронного счастья
Бесконечно мечты суровы
Ведь
Люда
пред нами коварство!!!
В быстроте связующих вен
В затаренности пустых стен
Преодолев гравитацию чувств
Мчусь!
…К Людмиле!
(или как там её зовут…)
Женская погода
Тени, как каучуковый мячик,
Резонировали на стенах
поносного цвета.
Я, шатаясь, как в бурю мачта,
Брёл с ней,
накладывая на чувства вето.
В привычно-нетрезвом виде
Задавал вопросы
рецептурным почерком.
Она превращалась в немую. Видны
Были лишь жесты
стилистики Родченко.
Вынимал сердце наружу.
А она - солёную воду.
Так женщинам на руку.
Так они создают погоду.
Дистанция
Ради неё препарировать,
воскрешать душу,
Проводить трепанацию
сердца.
Она потом скажет:
это было не нужно,
Ты сам по себе - всё чего
мне хотелось.
Невозможно! Слишком часто доверие
бросало в зиндан.
Но прижму её к своей
неширокой груди.
Верить себе или женщине…
Dayen, come on!
Хотя ситуация, похоже,
безвыходная.
Я всегда стремился к богатству
душевному.
Избегал одиночества, - ведь я
сам себе страшен.
Дорогая, к чему привела меня эта
жизнь-шельма?
Ты молчишь. Лишь я не теряюсь
в догадках.
Дай мне руку, одежды сними.
Босиком
Мы измерим асфальта вертикальную
площадь Манхэттена.
В конце концов, жизни смысл
заключается в том,
Чтобы раздать и не потерять себя
в этом беге.
Тройной пробел
Элле Мильштейн и Грише Марговскому
Кому-то медведи наступают на уши.
Мне - только на горло.
Априори, последнее, - башли.
А третье, естественно, - пойло.
* * *
Второе, вы знаете, - бабы.
И, по возможности, - шлюхи.
Первое - это поэзия.
Четвёртое - мать-не-старуха.
* * *
Приоритеты - векторы жизни,
Бичи сосуществования.
Я себя ощущаю лишним
В антологии мироздания.
* * *
На судьбу надвигается вечер.
Свербит между сломанных рёбер…
Я себе скультурировал плечи…
Я себе подарил город.
* * *
Мне повезло в жизни.
Теоретически счастлив.
Друзья меня вдохновили,
Кто тенором, а кто басом…
* * *
Мало строк, на границе полночь
У черты выходных и рабочих.
Где-то в Вирджинии дочь.
И с сыном в Москве сына отчим…