Илья Леленков
Илюша продал штаны
братская любовь
«заметил, самый легкий — первый снег», —
сказал он
машинально со скамьи
сметая снежный пух
брат постарел
и высох
прежний лоск
исчез
одет небрежно
руки чуть дрожат
и каплет
с подбородка талый снег
на грязный шарф
свалявшийся и блеклый, —
такой же
как и брат
мы на скамью
присели.
разговор
не клеился.
когда-то неразлучны
мы были
камень
что укрыт
под шапкой снега
нас развел
развел
и вот, —
соединил опять
«повремени, зайдем, помянем ольгу. —
но ненадолго
у меня билет
на 19»
я собрал на стол
на скору руку то, что было в доме
брат выпил стопку
быстро захмелел
заговорил…
а я смотрел
смотрел
с неодолимой болью на кадык
похожий на елозящую мышь
«не провожай», — сказал в дверях и руку —
не протянул, — скорее, дал понять
что хочет протянуть мне
взял пальто
распространяя кисловатый запах
несвежего тряпья
спустился вниз...
я выглянул в окно:
он шел сутулясь
горел фонарь
кружился легкий снег
новый год
я ехал в метро, читал а. родионова,
книжку которого купил только что в букбери.
на станции в вагон зашел мужичонка с елкой
встал рядом, щекоча мне лицо колючими мокрыми ветками.
в сумке у бабы, что сидела с тетрисом справа, заблагоухали марокканские мандарины
запахи били в нос
захотелось вдруг выпить шампанского и уткнуться в любимые волосы
пахнущие сладкими духами, домашним теплом и немного табачным дымом...
я втянул посильнее мандариново-хвойный запах... баба
играла в тетрис, мужичок развернул газету.
... в начале девяностых
я подрабатывал сторожем на базе, напротив северной тэц, на осташковском
и выпало мне в январе дежурить со второго на третье...
в половине восьмого вечера пришла доярка из соседней деревни
пьяная, с живым поросенком, звали доярку наташей.
поросенок обосрал всю сторожку, а потом куда-то съебался
и мы его полночи, валяясь в снегу, искали.
а в третьем часу, под утро, пришли два мента, тоже пьяные
один из них пытался вмазаться вещдоковским героином
второй отговаривал, убедительно размахивая табельным
макаровым. и убедил — вскоре менты уехали
за водкой в медведково
и больше не приходили
короче, дежурство как дежурство — бывало и веселее.
выпил чай, дождался сменщика, побежал на автобус.
в автобусе мужичонка тоже вот с елкой
еле держался за поручень, и мужичка крутило.
можно представить, что ждет его бедолагу дома
с этой облезлой елкой третьего января.
хотя и мужичка понять, наверняка, не сложно —
встретил друзей...
то да се...
такая вот распердыка
с каждым случиться может.
но елку не бросил, стоит, падлюка, кривляется, а елку везет...
запахи били в нос
я вышел из метро. на табло обозначилось:
25 декабря; минус 14.
йопт
а ведь году кирдык
и еще один год к петухам собачьим.
и еще один ожидается
новый год.
свадьба
в день своей свадьбы
я очнулся за столом
в полном одиночестве
перед огромным куском орехового торта
на эстраде цыгане вопили самозабвенно какое-то ритмическое "опа-опа"
— ай-нэ-нэ! — обратился я к ним. —
любите ли вы маркуса миллера так, как я люблю херби хенкока?
цыгане, обнажив золотые зубы, заголосили что-то сонно-аризонное из бреговича, имитируя надрывными голосами а-ля николай сличенко неподражаемую манеру игги попа
и куда это подевались все гости?
вот жопа
я привстал, покачнулся
и цыгане, потеряв точку опоры, опрокинулись, сверкая зубами, браслетами и глазами
превратились в диковинных птиц
хлопали крыльями
улюлюкали
и, не переставая петь и играть, кружили по залу
я подумал:
это уже совсем ни к чему
пойду отолью, пожалуй
в это время
в туалете
моя жена и мой лучший друг обсуждали — какой бы мне подарить подарок:
отреставрированную "победу" 1948-го года выпуска,
или двухкомнатную квартиру на проспекте полярников
и я вроде бы разрешил их горячий спор (и они уже больше никогда не спорили)
но что приключилось дальше — увольте, устал, не помню
___
я проснулся в хорошем настроении
в своей общаге на раскладушке
на полу были разбросаны мятые деньги
вещи, стаканы, стул с отломанной спинкой
текла вода, кто-то насвистывал калинку-малинку
плескался в душе
на подоконнике оказалась початая бутылка, какая — не разобрал
(ром, а может быть граппа)
когда я собирал деньги, пришла эсэмэска:
поздравляем, желаем, целуем
мама, папа
годовщина
«...тогда за мной ухаживал
второй
секретарь
краснодарского обкома»
«тогда уж — крайкома.
ты рассказывала эту историю.
ты говорила — третий.
только он был из сибири — из омска или из томска»
«да нет, из красноярска.
мы познакомились в гаграх, в санатории цк»
«ты говорила — в сочи
в пансионате вцспс»
«он залез на скалу...»
«ты говорила — уплыл на надувном матрасе
в турцию»
«ах, как он ухаживал!
заваливал шампанским
цветами
конфетами»
«ты говорила — пел дурным голосом
серенады всю ночь
под балконом»
«а потом снял самый большой ресторан
в кисловодске
выписал цыган...»
«ты говорила — льва лещенко
и он так надрался, что не мог петь
зато смачно рыгал и всем дамам целовал руки»
«ну что ты, совсем не рыгал. и не лещенко
а николай сличенко.
мы кутили до утра!» —
она поправила губами съехавшую вставную челюсть. —
«мясо опять не прожарилось». — казалось, она вот-вот заплачет
«да нет, нормальное, мам»
«а ты в москве предъявил отцу компромат
маленький предатель»
«винные этикетки
но это было в семьдесят пятом в алуште
тогда еще был этот, дядя жора
из нижневартовска»
«он хотел увезти меня в свой ростов»
«в красноярск»
«а потом пришла телеграмма —
внезапно умерла его родная сестра»
«вторая жена»
«и он сразу же улетел»
«я пойду, мам»
«писал длинные письма»
«стихи. мам, я ушел»
«поцелуй мать
всё-таки из ростова.
как же его звали...
его в восьмидесятые переводили в москву
в аппарат цк
но он отказался...»
уже в ботинках я вернулся на кухню
хотел спросить — любила ли она отца
но передумал —
точнее вспомнил.
вспомнил
что прошел ещё один год
она стояла у раковины, шмыгала носом
и сосредоточенно мыла посуду. всё как всегда
я собирался тихо уйти.
и она обернулась.
каким-то образом она почувствовала, что я здесь. то есть — там. вместе с ней. —
«тебе сколько сейчас лет?»
«уже пятьдесят, мам»
«как летит время!»
звёздное небо
если бы у меня была дача —
я бы предпочел жить под самой крышей
на чердаке
я бы купил подзорную трубу
заказал книги по астрономии
и карты звездного неба
после вечернего чая с мятой
я бы говорил деловито:
всё
я к себе
кряхтя
поднимался бы на чердак
доставал припрятанную
бутылочку вискаря
и тупо бы напивался
пил бы
всю ночь
слушая оркестровки
беснующихся насекомых
глядя в стакан
и ни о чем не думая
утром и днем я бы дрых
храпел бы как недобитый дракон после яростной сечи
с добрыней никитичем
дыша огненным перегаром и
раскинув руки-крылья
обстановка была бы такая:
по всему чердаку
в беспорядке разбросаны карты
звездного неба
в моих карандашных пометках
на подзорной трубе
огрызок малосольного огурца
на столе блокнот
в блокноте единственное слово меркурий
написано нервным почерком
и три знака вопроса
вот так:
МЕРКУРИЙ???
теща бы сказала:
опять этот ненормальный
всю ночь наблюдал за звездами
день рождения
можно заказать шашлык или люля-кебаб
овощи на гриле, хачапури и лаваши
поджаренные на палящем солнце, ароматные каракумы лавашей, масляные острова хачапури и горы шашлыка или люля-кебаб
а потом неделю мучиться приступами гастродуоденита
отмывать со стен, пола и потолка жир и соусы, гоняться с веником за окаменевшими кусочками разбросанного по всем комнатам мяса
а потом еще через неделю
вытряхнуть на свежесваренные макароны из бутылки кетчупа
россыпь кровавых окурков
можно заказать суши и роллы
это удобно — суши и роллы —
выпил водки — взял пальцами рисовый комочек с рыбой, бросил его в соевый соус —
и выпил водки еще раз
да, надо заказать восемь бутылок водки —
восемь бутылок водки — это в самый раз
и, кстати говоря
тоже очень удобно
а можно заказать пиццу
да, именно пиццу
кальцоне или пепперони
или сырную пиццу
пиццу похожую на автомобильную покрышку, закопанную в саду
в которой цветут фиалки и маргаритки
это крайне удобно —
взял кусок пиццы —
не надо ни вилок, ни ножей, ни тарелок —
выпил водки, взял двумя пальцами тягучий кусочек пиццы —
и выпил водки еще раз
и еще раз
уже скоро
скоро они придут —
я уже слышу — как они стартуют
как укладывают провизию —
как выписывают длиннющие чеки —
как подмигивают друг другу —
улица вешних вод? — ага, улица вешних вод
осталось только лечь в ванну
успокоиться — и лечь в горячую ванну
взять бритвенный прибор —
и пусть они переминаются с ноги на ногу —
и пусть они звонят в дверь —
пусть стучат и ругаются —
это точно
улица вешних вод?
я же говорю — успокоиться —
взять бритву —
и медленно, очень медленно
осторожными, но твердыми движениями
сделать двадцать галлонов горячего томатного соуса
гости —
это всегда так хлопотно!
штаны
когда я вспоминаю мать
я всегда вспоминаю про штаны —
историю про штаны
как-то лет сто назад
мать достала мне
(в те стародавние времена вещи не покупали, а доставали)
штаны
импортные
шерстяные
чёрного цвета
такие обычные — импортные шерстяные чёрного цвета штаны
хорошие штаны
и главное — моего размера
но так распорядилась судьба, что служили те штаны мне недолго —
как-то вылезая из каких-то дремучих кустов
я зацепился штанами ещё за более древнюю арматуру —
и
штаны порвались
очень неудачно порвались —
не по шву
а как-то очень неудачно
придя домой
я немного погоревал над штанами —
мол, хорошие были штаны
импортные шерстяные чёрного цвета и главное — моего размера
с каменным лицом я
изрезал их и изорвал в хлам, чтобы никому не достались
(примерно как в фильме "осенний марафон")
и выбросил в мусоропровод
как говорится, шли годы...
года три прошло, а может и больше
и вот как-то раз мать сказала моему старинному другу по телефону страшным голосом:
— А ТЫ ЗНАЕШЬ… ЧТО СДЕЛАЛ ИЛЮША?
— не знаю, светлана сергеевна — сказал притихшим голосом старинный друг
— ИЛЮША ПРОДАЛ ШТАНЫ!
понимаете?
что всё это значит?
что все эти три года она носила в голове эти штаны
злилась наверное
напридумывала себе…
да что ж мы за люди такие?
почему так живем? —
молча...
…и вот опять сидим за столом
вспоминаем мать
и я опять — понимаете, опять! — втираю всем про штаны
как будто ничего другого и не было
в нашей жизни —
доброго
светл...
— она так переживала за вас, за детей — говорила смахивая слезу валентина васильевна
— душу всю отдавала — говорила смахивая слезу александра фёдоровна
если бы я видел сны
я бы во сне
шёл бы по полю голый
ну или не голый
но по голому полю
но лучше — голый
а в небе вместо птиц — летели штаны
целая стая штанов
а штаны —
это ушедшие навсегда
дорогие мне люди
с которыми я хотел поговорить — но так как следует и не поговорил
у которых хотел попросить прощения — но так и не попросил
которых хотел пожалеть — но так и не пожалел
но снов я не вижу
и поэтому — это…
только штаны в небе
просто штаны