Иван Соколов
голем учится ходить
Очнувшийся глядел на окруженье,
С трудом разняв дремотные ресницы,
И, не поняв, что под рукой теснится,
Неловко сделал первое движенье.
Х. Л. Борхес
—
в такие дни чувствуешь как неплотно
прилегает к телу чужая кожа
зме
иное платье меняем-линяем спим
в глазницах прорастает овёс
ломкий как вчерашнее завтра
свет бьёт в зрачки и из них
прорастает овёс
ломкий как вчерашнее завтра
так иголка слепо целует кромку
изнасилованной десятью граммофонами разом
старчески/змейски шипящей пластинки
\\нужное подчеркнуть\\
клейкой тинкой
взгляд заволакивает вереница швов
простроченных в виниле вручную/навылет
\\нужное выписать на обороте\\
-запомнишь или тебе записать-
каждый следующий трек долго стоит в ушах
слаженным топотом слабеньких тонких*
так под полями панамки цвета фуксии с молоком
(так и не различаю мадженту индиго и ультрамарин)
вместо девочкиного лица прячется пук пастернака
* — как гласит моя справка _кости больного перенаселены термитами_
ВОЗДУХ ДЛЯ КОРОЛЕВЫ
Исцеляющей от беспамятства, слишком сильного
одуряющего запаха —
Будь то близость мужчины,
Или запах шерсти сильного зверя,
Или просто дух чебра, растертого между ладоней.
Осип Мандельштам
в еле слышный запах его тела
королева ныряла когда жалюзи
отрезали комнату по контурам
сбитой несвежей простыни не
давая вымолвить и прощайте
любимым бабочкам цвета бельма
на глазу / он был энтомологом
и королева не брезговала брать
в руки сачок чтобы украдкой
поцеловать его в шею пока он
скрючивался над очередной ним
фалидой / четыре пары глаз
сводя к одному знаменателю
в постели однако ни разу из
них не выросло зверя с двумя
спинами разве что не хватало
меча между его холодным крест
цом и её стрекозиными бёдрами
наутро он улетучивался / эфир /
спозаранку отправившись в/от
королеве оставалось разлепить
веки прощальным его склеенные
поцелуем и досчитав до семи
окунуть сиротливое личико в
подушку что только и оставалась
живою в разрезанной на лоскутки
спальне задыхающейся от тоски
королева не плакала не ревела
только молчала и выдыхала | смело |
в комнату с вырезанной атмосферой
умирала над малость взопрелым
еле слышным запахом его тела
кедр багульник лимонник
—
как птенец который однажды осознаёт
мамочка я неоперившаяся стрела
как тёплая небесная кровь
бродящая в кучевых облаках
пока не выльется вином
мамочка это называется время да
нет солнышко это дождь
как превращение черепахи в планету
гороховой в адмиралтейство
дрожащей секунды в септиму или полдень
как посмотреть
мамочка мои клетки правда размножаются делением
нет дорогой просто с утра
ты всегда не тот что шёл накануне в постель
как невесомая гиря
как ласковая гравитация
как грозовая волна
—
неврождённость
твоего тела в моём
вот что казнит
каждая невстреча — разрывная
пуля // в добыче воды и ветра
стреляй.
метко.
Д — значит дом
Словно в шкаф платяной — в плотяной,
Между этим и этим ребром,
За границею кожной, мясной, костяной —
В непреложный прижизненный дом.
Мария Степанова
д. вырастает из д.
крыльцо расправляется в поджелудочную
мысли дрейфуют по печной
синие клапаны красные вентили вспухшие гениталии
ставни еле сдерживают неумолимый пульс настенных
полусгорбливается трахеей скрипучая винтовая
ночное дыхание унося вниз к
воздушным тканям лёгких ковролиновых
д. урчит переливается всеми цве переваривая хозяина
трогает запачканными паль дверные холестериновые
в ванной открыт кран
д. выворачивается наизнанку вытекает в самого себя
спальня складывается переламывая хребтину
снова встаёт причудливым оригами
о цветок она цветок или даже серп
отсекающий стебель у дома
спальня мыслящий травосек
в доме которым стал Джек
—
и горы раздвигают твои моря
и одичалые реки
—
Я хочу лежать в твоей середке,
Как во гнездах неопрятные наседки,
Как в жестянках плоские селедки.
Составлять твои грудные клетки.
Мария Степанова
и вот когда || твоё тело станет моим
и прянично-пегая бабочка брызнет пыльцой
на молочные руки кисельные поцелуи
воздух выйдет из берегов обернётся водой
сухой пресной тяжёлой чужой
часы захлебнутся кашлем зайдутся лаем
как же ветрено в дни когда мы умираем
и вот когда || моё тело облепят стихи
по числу родинок на твоём / память
не глядя прочертит рейсфедером / азимут
на получившейся планисфере
я пожалуюсь небу на то что тобою
выжжен ослеп расщеплён изнемог
и вот когда || твои пальцы пройдут
как песок сквозь мои
а в твой яблочный голос проникнет
грубый ядерный привкус / ни один
зодиак не ответит сколько мы стóим
роза ветров негранёный кристалл цветок зверобоя
вверх
детские цыпки на детских костяшках —
холод меня воспитал и вложил ребро,
пресекая выдох и вдох,
в неразумное мясо, как ножа,
ждущее кожи, как ласки:
в детстве мы расцветаем нутром,
сглатывая со слюной ни на что не похожее
морозное семя, а также мама-завяжи-мне-шнурок;
подгрызая исподтишка ноготок,
подбираешь коленки, весь готовясь к броску:
сквозь редкий, сквозь божий невод терять ложные
эндо- ли эпидермы. (да, мороз тропосферы жесток.)
но ты знаешь одно и кричишь сокрытому в небе стрелку,
не стреляй, не стреляй, ни по детям, ни по животным, ни по флажкам:
кости умерших пребудут в непобедимом полку.
—
— а что впадает в океан?
— солнце.
море умирает ракушкой
а лучше раковиной
средним звеном недостающим истинной слабины
винтовым переходом от
вещего сердца
до горькой воды
лёд сковывает позвонки
Лёд сковывает позвонки,
когда гаснет ночник и ночнушка падает на пол,
застывая пеной у ног богини.
В воздухе вязнет шёпот: «Поцелуй меня в шею».
Когда гаснет ночник и ночнушка падает на пол,
ты спотыкаешься о табурет, подходя к изголовью,
а в воздухе вязнет твой шёпот: «Поцелуй меня в шею», —
вот о чём думал поэт, говоря о море.
Ты спотыкаешься о табурет, подходя к изголовью,
нами движет любовь, нами движет зов плоти и крови, —
вот о чём думал поэт, говоря о море...
Море, море спины бороздят ладошки-кораблики.
Нами движет любовь, нам движет зов плоти и крови:
ты на вкус — горький сок одуванчика, сладкая пижма.
Море, море спины бороздят ладошки-кораблики;
наши ноги сплетаются в обещании сыновей.
Ты на вкус — горький сок одуванчика, сладкая пижма.
Пересохшее горло, взмокшая грудь, из сердец летят искры,
наши ноги сплетаются в обещании дочерей, —
и взлетает ракета, и короткое замыкание, и терпкая тишина.
Пересохшее горло. Взмокшая грудь. На сердцах тлеют искры,
застывая пеной у ног богини.
Терпкая тишина: терпкая тишина.
Лёд сковывает позвонки.
……………………………………
Лёд сковывает позвонки
Каждая косточка как нерождённый ребёнок
Вернись дорогая мне не хватает ребра
Над сердцем протекает река
Или это твоя рука
Весь в испарине слипаешься с пододеяльником
Свальный грех с постельным бельём
В наказание стреляет в ушах
Видно подушка мстит за измену
Глаз откликается лопающимся сосудом
Ночь ложится привкусом зверя
На растрескавшиеся днём губы
Я смотрю тебе на спину
На родинки тёмными звёздами Ориона
Космос ложится и обнимает нас за плечи
Мне кажется я обезглавленная стрела
……………………………………
лёд сковывает позвонки
саламандра ложится лапками вверх
как дороги нам эти секунды тянкие волокнистые
дай руку здоровается дедушка
прощай щёлкает шторка зенита
каждый день всю неделю топорщится парус платья на бельевой верёвке за окном
прекрасный как улетевший самолёт
тонкий силуэт бесконечно летящего наконечника стрелы
ударяющей небо в его хрупкое сердце
небо распадается облаками дышит неровно молчит
прячется в частые волосы
с них стекают частые капли мокрые ладошки запахивающиеся плащи
всё ближе и ближе всё теплее и теплее
только подводят мышцы лопаток
крылья растут внутрь удушая лёгкие
лёд сковывает
позвони
во имя отца и сына
тишина везде в каждой минуте
_тихие безучастные
__оранжево-красные
___листочки-от
____сыплются
_____в
песочных часах
это время расписывается в бессилии
лихо-лишко как с тобой тяжко
воет козодой умирает папоротник
ветер сгребает персть в щепоть
сеет в лицо
будто горохом
и говорит деду
ох
тот кряхтит во имя отца и сына и чур тебя
вздорный морщинистый ветер
—
робкий тик горьковатого века
взбивает воздух в прогорклое масло
отмотать 87 лет назад пальчики маленькие побеги
складываешь лодочкой заглядываешь
темно пахнет яблоками и прелой листвой
думаешь как бы я хотела
шепчешь в получившийся кармашек
эмма бовари это я
FLEDGE
(found poetry: ABBYY LingvoUniversal)
1) выкармливать птенцов
(до тех пор,
пока они сами не смогут
летать)
2) выстилать пухом и перьями
(гнездо)
3) оперять
(стрелу)
ЛИЧНАЯ СМЕРТЬ
Тане Гордеевой
омый глаза мои господи
и положи мне денег на счёт
это ведь только так
ты можешь радеть обо мне
………………………………
и во всяком твоём взгляде
и даже в пожатии рук
есть что-то от смуглой леди шекспира
вернее, нет ничего. что хуже.
………………………………
и во всяком моём взгляде
слышится частый стук:
бог пишет тебе письмо — в эфире
помехи. где уж. куда уж.
………………………………
не говоря о поцелуях: два.
………………………………
и будь я мидией то есть что это я девчонкой
разинув рот
прыгающей только по красным
квадратикам (только!)
но ни в коем случае не по жёлтым или тем хуже упаси боже по серым — и только вперёд
я бы непременно
сложился вчетверо прикинулся плоской картинкой главное не упасть
когда закончится ты-ра-ту-ар.
непременно.
………………………………
разве что ты подхватишь
и обратишь в металл
………………………………
а чё, как личная жизнь? — угу. нежизнь. личная.
личная смерть.
полый суховей.
………………………………
рук твоих золото мидас
рук твоих воздух протей
[ОСОКА]
вырастают из-под земли хрупкие сабли зелёного спокойствия рубят небо поворачиваются к пальцам вострыми | краями это только русалочку не испугаешь ножами
—
Т. Б.
любовь вплетая в пальцы
в пучки рук веером от груди
в колыбель для кошки в лямки от ранцев
надеваешь ему на плечи целуешь ранки
смазываешь алоэм веришь / он
в твоём теле к каждому кварку
привязан за ремешок
любовь вбивая в самый низ
позвоночного колышка клин клином
зарядив ею все пистолеты
разгибаешься ворочаешься спишь на ходу
распрямляешься по сигналу походя
на падающую из гнезда звезду
он летит к тебе уменьшаясь
в объёме / сгорая // ракета
любовь рано отнимая от груди
цепкий мальчишка маленький вундеркиндер
срываешь одуванчик дуешь муссоном
торнадом волком на каменный дом
старой мельницей на сбрендившего идальгу
сумма сменных слагаемых даёт
непредвиденный результат
чёрный ферзь закрывает рукой
глаза белого короля
целует в лоб ставит мат