Нина Ставрогина
Стихи
***
Поблизости
ни души, все эти
тебя
прорастающие
побегами, пригвождающие
взгляды принадлежат
дальним галактикам, до которых
миллион
таких жизней
Неспособность быть
чистым светом
и сопричастность
кладке
камней и клеток, странно
мешающихся, помещают
тебя в космический
зверинец, укрытье от
чести,
достоинства,
браконьеров
***
Сорная неистребимость
подрывного творения,
вызревание спор
слов: молочное братство
молчания и речи
не родство
Бессловесности
древесная, травяная
завеса
рвётся, когда к твоим
корням
ребёнка-маугли, воспитанного
тростником
и бамбуком, вобравшего
всю зелени
злость, всю ярость
растений, брызжет
кровь жертв
аварии, вызванной
перерытым, заасфальтированным
рассудком твоим – участком,
оказавшимся на пути у
строителей новейшей
магистрали
***
Воздуху –
но незримая, ненавистная
микстура,
поднесена, слоится
на судороги и запах
земли, меняющей
бесконечные кожи:
кромешной мошкарой,
чумной пыльцой,
навозным кажденьем, –
вся же
надежда – на расторопность
рабов-
анаэробов, влекущих
в лучи, прокаливающие
прокажённое,
на стол
бальзамировщика, что очистит
от лишнего, сподобит
остолбенеть, вздымая
вместо черепа –
зонтик
папируса, –
в бетонный
Ахетатон
***
Бег по кругу
секунды, на миг
прерываемый
чем-то мельком
увиденным боковым
зрением – слишком ясным, тотчас
разлагающим зримое
в хаос
Причиной
твоей неспособности
найти выход
из памяти
саванта страдания – некто,
кто мнёт
непробитый
билет, занесённый ветром
узнавания из чужого
черепа
сюда, на пустующий
вокзал
сознания, где мысль
является как результат
расшифровки
кем-то другим
протокола
болевой миграции вдоль
блуждающего
нерва, уводящего
в дурную бесконечность
стран, где все
тобою пре-
ступаемые границы
слагаются
в секвенцию шпал
полотна, следуя по которому
в неизве-
данном
направлении,
локомотив, построенный по твоим
предусмотрительным чертежам, стирает
незакреплённую
трепещущую границу
тебя
***
Maldigo del alto cielo…
Violeta Parra*
Мгер проклял мир.
Армянский эпос.
Один из
чёртовых пальцев,
что, руководимы
творящим проклятием, истрепали
розу мира
на корпию
для раны
данаид – и онемели
от боли
боли
быть утоляемой,
смыкается
вокруг тебя,
как Агравакар
за Мгером, чья ново-
рождённая –
слепая – брошенная боль,
блуждая по миру, натыкаясь
на предметы, что тебя
некогда составляли, стесала
вершину Арарата, голубиные
клювы,
выкорчевала
мирт
*Проклинаю [звезду] на высоком небе… Виолета Парра (исп.) .
***
Вос-
падение бывшего
самородным:
сквозь больше не твои
плечи, сменившие
сотни
звериных голов,
не тобою
разрезанного, разрозненного
живого –
железная
стружка, хватка
в выявленный
магнит,
не упасший
разума,
ныне разбредшегося
по разорённым полям – золотым
напыленьем, поверх
унавоженным тьмой, –
до сгущения
звёздных песков
с приисков
преисподних – в старателя-
скарабея, что близится
свет и мрак
совместить
в непрере-
каемой
форме
***
Всё меньше
меня –
минимум,
ещё оправдывающий
есмь:
от светового
скелета, рассеявшего
плотную тьму,
от звена
из стекла
между солнцем
и сажей –
к просвету
в прамрак останков
канувших в нефть
миров,
к взрезанной
с той стороны
сквозняками алмазной музыки
скважине, тенью скользящей
рука об руку
с Небетхет,
к частице
угля, хранящего
чистоту
купели присутствия
***
(полотно)
Ни облака – а небо
в молниях
трещин
над нисходящей в потёмки
травой, по былинке
сражаемой, как потомство
Ниобы, Лаокоона, –
агрессией тьмы
стрел
и змей
из луков
и волн,
написанных
иными красками,
иной рукой,
слоем ближе
к холсту
***
Меркурий, в падении
увлекающий
и Софию
в альтернативу: сон
головою на мёрзлой
колоде –
или колоть,
согреваясь, ум
в щепы –
до возгоранья
от незримых свечей,
выведших копотью
vae victis по стенам
тюрьмы
из ветряного воя,
трескуче вторящих
шипенью двужалой, двутелой
змеи, распятой
на сторонах
света, в муках
отторгающей кожи
двуокиси углерода –
на дышащие
жертвенники
клокочущие покровы, –
разносясь, возносясь
без следа, без скелета
под смолкающий
хрип, под немолчный
шелест
***
До встречи стопы
и креста-
скорпиона
я
было тем, чем
не являюсь
теперь,
при свете будущих
костров
тщеславия, пронизавших
землю – огнём и
разломами: все ведут
в средоточие моего
настоящего, пере-
секая
тропы истории –
провалами перво-
памяти,
крытыми лапником
западнями
древним и диким
зве'рям, обличаемым
молнией – в тихих
цветах
***
Подобрано
водой и взято
в науку, воде
подобно:
пить, плыть
не ведаешь,
усвоив
струиться
и застаиваться,
течение, пороги, омуты,
благочестивую
чуткость
к звоннице
водопада, низ-
двигнутого подземными
лозоходцами на незримом
реликварии
рамки, вмещающей
колыбельную
лепту
и за твою
мысль скольжением
рыб, колыханием
водорослей,
массивами икры и ила
и частностями
камней и вёсел,
не досягающую до
границ
в проницании
чужеродного – ради
познания распинающей
засухи,
росного
воскресения,
возвещенья прибрежным
пескам
о стекле
TENKENDE PÅ TOR ULVEN
-15-
Щепоть толчёной
памяти
о доме поджигательницы, мимо
какого все в посёлке
проходили с опаской,
напополам с чужими
воспоминаниями – на раскалённую
плиту, завалившую
вход:
дым нужен, чтобы
выявить
твой силуэт
в раю из рыбьих, птичьих
косточек, лоскутов
старческой кожи,
у несокрушимой
юрты из шёпота
смертельно больных
обитателей;
ты читаешь
писанное углём,
ныне
заснеженным, при свете
пламени, что в упадке
плошки
вспоминает расцвет
пожара
да озирается, ища
чего-нибудь
сухого – и ветра, что таковое
подбросил бы или
пресёк
горение