Екатерина Преображенская
неподвижные письма
Тиресию
Ты, в сущности, ни юности не знаешь,
Ни старости: они тебе лишь снятся,
Как будто в тяжком сне после обеда
( У. Шекспир, «Мера за меру»)
Я, старикашка с дряблой женской грудью,
Все видя, не предвижу новостей
( Т. С. Элиот «Бесплодная земля»)
Послушай,
Что я скажу тебе, я – глупая девушка – одинокий старик? –
Разве я помню, как я возник?
Но уже и тогда я был стариком, а женская грудь мешала мне, –
И вот она сморщилась и усохла,
Семя мое бесплодно;
Сколько его ни разбрасывал – не проросло ни в одной,
А случись дитя, забрал бы себе, кормил бы грудью пустой,
Пока не погибло
Послушай, что я скажу тебе, я – глупая девушка-одинокий старик:
Я не знаю, что такое наилучшая айва,*
Наилучший укус комара на наилучшей руке
( Язык старика не помнит вкуса айвы, и комар улетает от него налегке)
Вот и в словах моих только гул,
Как в морской раковине, если поднести ее близко к уху,
Но и он приятен для слуха
Не так ли?
Послушай, я – одинокий старик
Возвращаюсь домой одной и той же дорогой.
Там, где нет светофора, там, где нет перехода,
И нельзя перейти на другую сторону -
Разделяю с ней поровну:
Расстояние
Ожидание
И деревья с траурными венками
Одинокий старик
Здесь ее поджидаю
На своей стороне -
Глупую девушку
С наилучшей айвой в наилучшей руке,
С наилучшим укусом на нежной щеке
* « Я считаю, что лучшие стихи классических китайских и японских поэтов - это вполне понятные афоризмы, и допущенный к ним слушатель почувствует радость, откровение, вырастет духовно и даже как бы физически. Стихи эти почти всегда особенно приятны на слух, но скажу сразу: если китайский или японский поэт не знает точно, что такое наилучшая айва, или наилучший краб, или наилучший укус комара на наилучшей руке, то на Таинственном Востоке все равно скажут, что у него «кишка тонка». И как бы эта поэтическая «кишка» ни была интеллектуально семантически изысканна, как бы искусно и обаятельно он на ней не тренькал, все равно Таинственный Восток никогда не будет всерьез считать его великим поэтом.» ( Сэлинджер «Симор: Введение»)
***
Туристка, попрощавшаяся на площади де Соль
С неким молодым человеком, и заливающая теперь
Слезами залы мадридского Прадо
От Веласкеса до Гойи, и дальше
Тьеполо, Караваджо...
Помнит о том,
Что публичная демонстрация слёз
Вышла из моды ещё до
Наполеоновских войн
О сладкие слёзы самоидентификации,
Прерогатива правящего класса,
Знающих точно, как, с кем, как долго и по какому поводу
Их проливать
А после - удел женщин, больных и аутсайдеров,
Неприличные слёзы внеклассовых границ
Слёзы, где и когда угодно
Туристка, неожиданно ставшая рекой, нескончаемым водопадом,
Волной вероятности
В сердцевине мадридского Прадо
Волной, уносящейся вдоль Сурбарана, Риберы,
Эль Греко и Тинторетто -
Вдаль, к произвольному разрыву
***
Ты вышел в магазин за хлебом, это был второй сезон, третья серия
Он расступился, и ты вошёл в его воду
У кассирши в уголке глаза было показано:
Не отлучайся от меня: cын, мальчик, друг невесомый, отец на пенсии
Вот сдача, которую я отрываю от сердца
Как и положено
Кто-то подкинул в корзинку лишнее мороженное
Ты вышел в магазин за хлебом, это был шестой сезон, пятая серия
Он расступился, и ты вошёл в его воду
В очереди на кассу тепло как в яслях
Хлеб, молоко и яйца сверкают, переливаясь в руках
Охранник в чёрной одежде заглядывает покупателям
Прямо в глаза:
Любишь ли ты меня так,
Как я – тебя?
***
Листья по-прежнему пустынны, -
Записывают и стирают воздух,
Записывают и стирают
По-прежнему безумны –
Прячут внутри куста как тайну часть ночи
Но ночь – не тайна
Она – добыча – для того, кто её догоняет,
И – охотник – для того, кто убегает
Деревья заняли свои места навсегда
И не пускают туда,
Где стоят, а земля
Земля – всегда повсюду, всегда на месте, и потому
Некуда перемещаться
О эти тёмные неподвижные письма,
Вечная бессонница Чёрного
Впереди – утро, позади – футбольное поле
Направо – мяч, налево – забвение
***
Ты испугался и превратился в яблоко,
Белый мужчина с голубыми глазами –
В жаркой тревожной петле
Закружившегося автомобиля
Ты испугался и превратился в яблоко
Это нужно было для твоей безопасности,
Так мы решили, потому что вокруг была такая чёрная толпа,
Что в ней исчезали рука и слова
Ты испугался и превратился в яблоко
И я несла тебя в своей руке вслед за той,
Что согласилась нас провести
Сквозь черные покрывала паранджи
Женщин разных размеров –
Крошечных и огромных,
Колеблющихся в такт поезду,
По трясущемуся лабиринту свободы
Ты испугался и превратился в яблоко, – ненадолго
Так мы решили, для твоей безопасности
И я, покачиваясь, быстро иду,
И волнуясь уже грызу это яблоко на ходу, и не выдержав - бью по нему,
Чтобы ты превратился обратно, но
Ничего
Не получается