Елена Ванеян
посвящается тебе
друзьям – живым и умершим
***
Прежде чем пройти по глади пруда,
Я в болезни легкой и смертельной,
В радости твоей с тобой побуду —
В сердце дома, в копоти котельной.
Ем да пью, по уголькам гуляю,
Прислоняюсь к душам-недотрогам,
Жизнь дарю, тебя благословляю —
Просто так, на счастье, ради Бога,
Очень нежно, как щебечет семя
С семенами, на пиру укромном,
Бескорыстной нежностью подземной
Разрывая низкий свод неровный...
Здесь трава трепещет как сосуды,
Обмирает, слова не находит,
В маленькой листве, по глади пруда,
Дрожь старанья медленно проходит.
***
1
Шуршит сухая в комнате листва.
Темно и больно. В грудь вонзает жало
Жизнь или смерть, или иная тварь,
Что Богу моему до крови сердце сжала.
Я здесь одна, куда же все ушли?
Я только видела, когда сверкнула спичка:
В глубоком сне раскрылась горсть земли,
Где мальчик спит, и девочка, и птичка –
Забытый, мой, в слезах уснувший прах
В горсти бесчувственной и одинокой…
О зрячих Таинствах, о слышащих Дарах
Что знаю я в моей земле далекой?
Как горько мне в ее родных руках,
В моей кроватке темной и глубокой,
В саду шуршащем, дряхлом и пустом,
Где нет еще ни времени, ни правил…
Здесь Бог ребенка своего оставил –
Исполнись мной, пустой неплодный дом!
Вот стол и кров, кроватка и стена,
Игрушки, хлеб, вино, прощение, вина,
Вот мальчик, девочка сквозь веки смотрит с пола,
Желает встать и шепчет он, она,
Страшась, любя безумные глаголы:
Моя могила щебета полна,
Ни жизнь, ни смерть, ни ночь, ни глубина,
Ни Ангелы, ни Силы, ни Престолы…
2
Кто звал Отца в саду пустом и хмуром,
Кто трогал гнезда, плачущие тонко,
И лисьи норы под листвой и хвоей бурой –
Он в детской, где так горько быть ребенком…
Он здесь останется, и время по-другому
Захочет длиться в комнате холодной.
Любовь мой дом и сад напротив дома –
Еще пустой, застывший и неплодный.
Куда идти – нигде нельзя согреться,
Но звать и плакать в тонкой колыбельке.
На голом древе, в середине сердца
Господь и Бог не спит в своей постельке.
Он больше не уйдет из смертной сени,
Отец и Сын не будут неразлучны.
Мой плач, летящий в темноте весенней,
Благословляют маленькие ручки.
1994-2007
***
1
Я не поймала воздух ртом,
И как мне в яркой быть природе.
Меня в другой, бесцветный дом,
Побыть – умершие приводят.
Как жаль, что я не вижу их,
Работе медленной повинна —
Их, любящих меня, Твоих,
Сопроводить – до половины.
Им так понятно, что со мной,
Когда я так плетусь усердно,
Горящей чувствуя спиной
Их нежность — холод милосердный.
Ни руки мне нельзя согреть,
Ни жгучий ком в груди не тает,
И долго ли стоять, смотреть,
Как воды скрытые питают
Пустое хрупкое белье,
Бессильные сухие жилы.
О, все сокровище мое,
Какое я Тебе сложила.
2
Если б только ум мой очнулся
И без робости поглядел —
Кто осмелился, кто коснулся,
Ризы кожаные задел?
Больно ходит под мертвой тканью
Чудо-рыба, внушая страх,
Все острей плавника мельканье,
Резь в груди, темнота в глазах.
Внутрь меня, как в плывущем храме,
Где не вижу я ничего,
Плачет раненое созданье
Ради Господа своего
И, не зная горького вкуса,
Жизнь вкушает в моей темноте —
Видит только Царя Иисуса,
Одного, на голом Кресте.
2000-2007
Все Святые
В уме прямом, ослепшем и оглохшем,
Ты каплей будь, смягчая неизменно
Источник слез, чтоб руслом пересохшим
Два нищих сна брели по тонким венам.
В глубоком сне звенела электричка,
И дрозд клевал оранжевые кисти,
А в хрупком сне серебряная птичка
Рассыпалась, как крошечные листья.
В разбитый мир приходят Все Святые
(Я вижу их воротники и спины)
И, взяв под плащ, уводят из пустыни
Родные имена своих любимых.
И вас прямые храбрые глаголы
Ведут без страха руслом смертной тени.
Из ветхих снов на свет выходишь голым,
Насквозь одетый светом предпочтенья.
Здесь рады все, что нет тебя любимей
Какой-то мной и Господом Единым.
И хорошо, что утром ярко-синим
Свет украшает сетка паутины.
Мама и Рождество
Заалеют Запад и Восток,
Раб усталый приоткроет веки,
Выпустят сиреневый цветок
Робкого багульника побеги,
Покивав созвездиям простым…
Шепчутся, как волны за плечами,
Рыжеватый свет со светом золотым,
Язычки со встречными лучами.
Скачет колобок в лиловой темноте,
Чтобы горечи на сердце не осталось,
Чтобы не обидела детей
Смерть твоя, немыслимая шалость.
2004
Мама и собаки
На крыле коровка принесла,
Животом улитка начертила:
«Белого на Небо я взяла,
Черного в корзинке опустила.
Старой крови капля пролилась,
Было страшно гибели минутной.
Ныне жизнь другая началась —
В милой бесконечности уютной
Звезд святых белеет молоко,
Винни не боится дня и ночи,
Видят Свет мгновенно и легко
Вечности серебряные очи».
2004
***
Бродит Кора, юная старуха,
Превращает землю в горстку пуха
Для растущих, шепчет умным ртом:
«Умягчи комок убитой глины,
Оживи комок, святая Нина,
Виноградным осени Крестом...»
И в зиянье перепонок рваных
Барабанных горький и бесправный
Тоньше мысли вьется голосок:
-- Как узнать, что мы на свете были?
Потеряли ритм, слепились с пылью
Бабочек раздавленные крылья,
Кровь травы и сердца темный сок.
август 2008
Благовещение
Кто легко воскресает при Слове Завета,
Кто на голос родной поднимается сразу…
Ядовитое горе — зачем тебе это,
Друг, забавный как Марфа, влюбленный как Лазарь...
С мокрым смешаны ветром, несут исцеленье
На веревках белье и промытые флаги,
Только плачь – и подействует пестрое бренье…
Держит белую лилию храбрый Архангел —
И ее воплощает Пречистое Зренье,
Сизый ослик в окне, в голубом полумраке…
Море в небе живет и, как черная пашня,
Семена окружает валами и рвами,
И на синей Земле прорастать им не страшно,
Потому что Господь говорит не словами.