Елена Баженова
Lepidoptera
Lepidoptera
уходи, уйди, ещё побудь
О. Мандельштам
бабочка tachycardia
вполголоса – из горла – лепестки: раскрылись маки,
выпростали крылья, вросли –
накрыло;
стильно мотыльки
летят на свет, ломая каблуки,
«не уходи, оставь меня, иди – и – »
точка, бабочка в груди –
tachycardia
цветочки в полости, агония
в цвету
бегония на цыпочках во рту звенит в ознобе
и дрожит от злости;
сухая косточка распахивает кости,
даёт побег; и золото, и ртуть
смешались в горсти – прочерк тчк твой чернозём
горчит и догорает;
ты иноземка, слипшийся изюм –
твои браслеты, крашеная краля,
твои наряды – крем и пастила, у края складки спряталась игла,
мерцая
бабочка бритва
срезаю слой, запёкшийся на ранке, туземка в рамке
дивно хороша,
прозрачная смешная иностранка,
по красному – сползает анаша, твой трепет обусловливают транки,
испанское вино карандаша,
пристрастный взгляд, вкушающий пожар
и живопись мечетей Касабланки
………………………………………………………………………………..
на срезе – роза, родинка, разряд,
два кубика простого димедрола, и рафинад, и гроздья корвалола,
и в ложечке зелёный виноград
тугая ложь, створоженная в завязь, на кромке ломки судорожно ждёт,
когда возьмёшь, неистово и праздно,
железный скальпель и, желейный грот
разъяв, увидишь медленные пазлы
полупустых шестиугольных сот
бабочка тчк
медовый полдень прячется в листву,
твой нежный профиль, сомкнутый и пышный,
поспел в пылу акации и вишни,
пришпиленный к тяжёлому стволу,
слетевший с губ невысказанный выстрел
сочится плод, созревший не к добру,
из чёрных почек вытекла микстура,
твой хоботок впивается в кору
щербатых вишен, вышитых на скулах, –
я не умру
на спазме штор, на судорогах лент
чернеет след, невидимая строчка;
косой покрой, узорчатый момент,
последний жест, отточенный и срочный,
атласный верх, сатиновый абсент –
всё, что могли булавка и сачок
остановить, останется надолго:
поставит многоточие в отчёт
мой милый врач,
мой лепидоптеролог
эксперимент для м.
1.
который час и длится ли минута, когда марина открывает счёт;
на самом деле всё наоборот:
марина только кажется кому-то – то вверх тормашками, то задом наперёд
ей снится сад, похожий на живот, сливовой тяжестью наполненное чрево,
таящее диковинный помёт: направо – мальчики, а девочки – налево;
марина окончательно прозрела и чавкает, надкусывая плод
она идёт, не чуя под собой, гниет с хвоста, но подбирает юбку,
который месяц не снимает трубку, всё начинает с чистого листа
летит под куполом, стреляет из ружья, задравши платье, дразнит кавалера,
которого ей прочили в мужья – теперь она законченная стерва,
и пьет шампанское, и верить ей нельзя
марина спит, и видит луч Его – случайный свет, и ключевые звенья,
но этот сон – как часть стихотворенья – сам по себе не значит ничего
она болтается, как шляпа на гвозде, рискует жизнью, как пингвин на льдине,
марина только кажется марине – в театре, в космосе, во сне, на субмарине,
в москве в москве и далее везде
2.
марина просыпается в ночи, вокруг неё солдаты и врачи,
она кричит и требует включить в свою биографическую справку
название лечебницы, но кто – она? тягучая слюна
стекает в ложечку, как в медную канавку,
на крепдешине вышивка и вши, дышите не дышите не дыши-
те лёгкие, прозрачные уловки, которые сулили барыши,
земной успех, бессмертие души –
увы, разоблачат боеголовки;
марина, как трагический актёр, меняет позу – занавес на месте,
ничто не остановит медсестёр, когда в апреле расцветают крести
на клумбе, черви в пламенном зобу ворочают остатки алфавита
и подполковник вертится в гробу – ах, подполковник, ваша карта бита
марина просыпается в поту, её собаки чуют за версту,
а ловчие командуют: «ату!», когда дворяне начинают травлю,
зелёный бархат, пудреные лбы – им нравится истерика пальбы,
полет свинца, износостойкость стали,
им хочется сморкаться и курить, за выпивку богов благодарить
и пить коньяк, пока не видят жёны –
марина начинает уставать, уже рассвет, и ей пора вставать,
кровать – как мельница – распахивает жёрнов,
чтоб оный сон торжественно распять
марина просыпается опять, в объятиях атласного покрова,
ей кажется, что это нездорово, она не может этого понять:
сквозь прорези железной полумаски ей виден зал, заполненный людьми,
ножи и копья – в качестве подсказки;
факир бормочет: полно, mon ami; ей неспокойно, дамы по-французски
лепечут в ложах чепуху и ложь, уже факир, затачивая нож,
боится эшафота и кутузки, марина пропускает эпизод – –
на нежной коже складочки и строчки, врачи закончили полуденный обход,
марине снятся кремы и чулочки, ей медсестра заглядывает в рот,
чтоб обнаружить прочерки и точки
марина непосредственно живёт, бессмысленная в каждой оболочке
3.
марина просыпается вовнутрь, вокруг нее таинственная утварь
кишит, а внутренность разомкнута под стать
сознанию, которое как сайт
висит, качается – марина входит в ступор
и видит сад
она не может многого понять – но пробует, и трогает растенья,
покуда эта часть стихотворенья вращается, наращивает звенья,
но не кончается, как песенка воды, как ровный гул растительной среды
марина околачивает груши, касается немыслимых дерев,
ей нравятся разрушенные души, стоящие на воздухе и суше –
кусками, гроздьями – под кожей и снаружи; марина погружается все глубже;
отравлен плод, разъят змеиный нерв,
на срезе розы изумрудный червь
марина хочет перевоплотиться, покрыться шерстью или опериться,
перевернуться и не повториться, нырнувши рыбкой, сделать ход конем,
возделывать венозный чернозем, который всеми соками сочится,
вскрывать кору и подводить итог:
в подкорке лезвие, на лезвии – цветок
……………………………………………………………………………………….
как замысел, марина созревает, сама себя питает и родит,
сама себя на глаз определяет – пустой падеж, несовершенный вид –
ничем не станет, ничего не знает
марина завершает свой транзит
доктор не отвечает на звонки
нет тебя, сниму на плёнку все дни без,
сколько лет моему ребёнку, почему я здесь,
останови кадр, мне не нравится супер-приз,
поцелуй меня в зад, дорогая, sweet kiss;
что ты рекламируешь, я не могу купить,
у тебя ни одной морщины, ты любишь Битлз,
средних лет женщина пытается бросить пить –
это называется кризис
когда принесут пиццу, надо открыть дверь,
снится ли мне посыльный, что у него с ней,
когда он видит проём, встаёт ли у него х..й,
врач заканчивает приём, не прощупывается пульс;
звенит в ушах голос, не думаю – твой, кто
ещё здесь, снова признаки паранойи;
хозяин квартиры – в Сочи, не отвечает, но
доктор не спит в три часа ночи
свежая кровь, я говорю, на золоте, на обоях,
нежный ресурс «uberite.ru» связывал нас обоих,
ничего не было, детка, тебе кажется, что всё плохо:
летний костюмчик сидел на тебе ровно –
воздуха нет, я говорю, в петле или под водою
мой терапевт скрывает от меня Олю
что происходит, пока набираю номер
доктор, я немедленно вскрою вены,
закрою глаза, вспомню её колени,
нелегко потерять подругу, закованную в сомнения –
лучше спрятать её в камере хранения;
нет у меня Оли, нет смысла существовать далее,
была бы я за рулём, жала бы на педаль,
ничего теперь меня не удерживает,
а когда кожу свою разрежу – больше не стану прежней
сначала мне казалось, вы меня понимаете,
потом я узнала, что вы пишите книги с матами,
поступаете как Оксана Робски –
спасите меня сейчас доктор,
у меня любовь остаётся в сердце как маятник,
скажите, что надо сделать, я буду паинька
длинные длинные гудки короткие
«доктор, она ушла от меня?»
Вера вернула к реальности, нырнула на глубину трека Ани –
в памяти есть одно обстоятельство:
никогда не забывай меня, дорогая –
игрой стала для Анечки каждая фраза
поза в кадре и резкий контраст
в качестве: сон –
и явь
Вера свела разрыв, кровь брызнула ярко:
вряд ли это любовь – опасаются – та развязка
которая их восхищала
изъять из языка
«я»; Вера на экране
мерцает в маечке, как мальчик – смущена и счастлива, что это не она
линяет в мае, Вера изумляет
и пьёт до дна;
скажи спасибо, если ты одна; под кожей млеет
солнечная мгла, игла и клей и –
(я тебе нужна)
печаль нежна, я выключаю плеер; печаль смешна, передо мной арагва
шумит, и волны сходятся на «нет,
я рада»
привет
не надо –
этого, отменим тет-а-тет, ты соглядатай тот ещё, подруга,
я помню твой нескромный пистолет,
твой стиль и цвет, как ты сжимаешь туго – и медный рубль,
и входной билет,
берёшь меня, мой выстрел или след,
навзрыд, навылет, выспренне, по кругу
мы порознь, Вера: хочешь, назови
меня по имени – мне сложно отозваться; теперь смотри, как тётя по TV
сморкается и пыжится в акациях,
а девочки пускают пузыри,
в темнице плачет жёлтый папарацци: на плёнке только пробник и двойник
следи за ним, он искренне возник, он может сделать с нами что угодно –
ты думаешь, что отрываться модно,
(в анамнезе – гашиш и анаша),
диагноз есть, но ты уже свободна и наконец не стоишь ни гроша –
твоя душа
спокойна, неизменна, бесподобна
из цикла «(сто)личное»
***
но что цветёт под кожей, под москвой – ты снова стала городской
всезнайкой, девочкой из койки,
где, распуская веер именной, сестра с утра рассыпала иголки,
свежа в халатике, как праздничный левкой;
желая всё, что трогаешь рукой,
возьмёшь ли, в целом, розовый и красный
глубокий сад, гранатовый, атласный –
до дна? до самого, которое горит (в пожаре вод – нерастворимый кремль;
река шумит и диктор говорит)
произойдёт – и сразу отболит;
(снимая швы, останется ли доктор доволен, многословен и небрит? –
с тобой никто так нежен и никто
не будет, поправляя одеяло);
ужель приснилось и не состоялось – цветастый вымысел, по-прежнему густой,
в разъёме складками собрался как попало
всё, что касалось, взятое извне, тебя – свелось к стерильному предмету,
печальным диагностам удалось соединить непрочные приметы,
вводили натрий, делали надрез, записывали в толстые блокноты:
«ветвистый сумрак, изумрудный лес», – и телеграмма:
«кто ты кто ты кто ты»,
и лёгкий рой незримых стюардесс, бессонные пернатые пилоты
и лёгкие, зашитые внутри, и почки, созревающие туго,
в больничном холле пьяная подруга, с увядшей розой, со свинцом в груди:
про дом, про школу, что-нибудь ещё;
очерченные заново сюжеты, приятели, соседи, протеже, – ты
точно так же: побоку, не в счёт,
как раз тогда, когда в тебе пророс –
из кожи вон –
замысловатый корень, витиеватый вычурный прогноз;
дежурный врач, как водится, спокоен, не отыскав ответа на вопрос:
как правильно сложить: и листья, и цветы?
всё сбудется – по линии иглы – непрочно, сквозь, как будто по порядку;
блестящие останутся ножи под кожей, золотые муляжи
на солнце, и оружие, и жи-
ши, непоправимые тетрадки, последние слепые рубежи
23
как будто жизнь качнётся вправо, качнувшись влево
И. Бродский
всё, девочка, пиздец; ажурное убранство – багрец и месиво,
а если разобраться –
сезон; кунжут на булочках (сезам!), матисс, сезанн
стой, девочка, в носках, воздушная, на шаре – в глазури газа,
под карандашами,
на шаг, на вдох опережая шах, на цыпочках, как будто на ножах;
наверняка, прыщавые кадеты, и кокаин, и розовые ленты –
густой мираж, салонное трюмо,
а ты останешься упрямой и прямой, не понимая, что с тобой и где ты
смотри сейчас, как твой эксперимент уже разъят на составные части,
разбитый вдребезги, разомкнутый момент
пульсирует на маленьком запястье –
и зреет осень золотом дотла на грубых гранях зримого стекла
шагни вперёд – качнувшаяся вправо, продолжи линию, как продолжают сон,
последнее, что ты услышишь – «браво!»
сезам, закройся!
так себе забава – октябрьский простой иллюзион
* * *
бывает сад, простой и золотой, на середине вышедшей из строя
реки он кажется, цветущий и пустой, устойчивым – но где это и кто я;
мне пишет Вера, любит ли она? допустим да, но всё-таки не очень –
она живёт и не находит дна, свивает в кольца тонкий позвоночник,
легко меняет цвет и имена
у Веры в горле горлица и ком, и шестерёнки, замысел и завязь,
она знакомится, но Вере незнаком
печальный врач, взыскующий анализ, дежурный участковый, управдом
на Вере платье стоимостью в, она в перчатках трогает пробирки,
читает бирки, пробует на «вы» общаться с горничной, которая из дурки
выходит в магазин за чем-нибудь,
помятая, как в пальчиках – купюра; забудь
меня, во внутренностях ртуть, сутулая моя кандидатура
решила так и приняла на грудь
последний раз – какое торжество цветов и кружев, водка на паркете
и горничная в сумраке и.о. английской леди,
протяжный стебель против часовой вращается на клумбе прикроватной,
конечно, я возьму тебя с собой, конечно, мы ни в чём не виноваты,
по лестнице высокой винтовой поднимемся, исчезнем из палаты,
пока за чаем дремлет часовой
…………………………………………………………………………………
бывает, Вера; всё бы ничего, но я в тебе не рыба и не птица,
я только вымысел, который раздробится, когда изымут исподволь его –
останется больница и нео-
романтика, и праздные медсёстры, и ты одна, вполоборота на
память, в чём-то выспреннем и пёстром, в густой воде похожая на остров
уже рукой коснувшаяся дна
* * *
А.Н.
дни – разные – на чёрной простыне, на ровном месте
и лицом к стене, не здесь, невесть где,
в заводи, на дне
болезни –
слепой удар смыкается во мне;
в кольце известий – ничего о ней; под кожей ходят черви пики крести
сложение – я помню, как солгать, слагая чёт и нечет, если сумма
меняется, то, надо полагать,
я не безумна,
лезу под кровать – чтоб отыскать осатаневший зуммер,
чей сингл поворачиваю вспять
(замри: тебя запомню натощак, такой, какой ты будешь угощать
своей любовью стариков и женщин,
в лимонных сумерках, в оранжевых хвощах,
на чёрном фоне мало ли несча-
стных требуют благоприятных жестов
замри: на память, в куртке от кутюр, курортница, замыслившая нежный
побег подземный, солнечный ноктюрн,
сливовый полдник, срочный неизбежный – на выдохе –
проигранный июнь,
тебе нельзя задуматься о прежнем, ты вся – сейчас, в остатке, на краю)
на кронах вен – цветущий димедрол, на полиэтилене – этикетка:
в чём смысл, детка? секс и рок-н-ролл
спасают редко;
на чёрный день не много ли монет? я говорю, но разве это стоит
того? и вот – нечаянный момент –
представь себе, что я схожу на нет, но что-то новое рождается из недр –
смешное, жалкое, как оголённый нерв,
простое
второе письмо Т.
1
чьё имя по стеклу – не узнаю, чей пистолет
к виску – мне это не к лицу, я вам пишу: привет,
(чего хочу, имею ли в виду, что получу ответ)
на чёрной кухне вскрою, как конверт,
тугую кровь,
ничью
я верю, вы не тот,
кто ждёт от жизни – – нежный поворот
(чего? сюжета, в скважине – ключа?) меня приводит в трепет и неча-
янно, но точно говорю: я вас любила, больше не люблю;
ах, улюлюканье и свист сведут с ума,
не дай вам Бог, уж лучше хохлома,
чем дети в пёстрых курточках на белом –
зима, зима
а впрочем, вы педант и сутенёр –
я пью за вас; postscriptum: монсеньор,
какого х…. вас несёт на юг? –
милее север; серверу каюк, когда вас нет, и связи тоже нет –
но всё, что было, не проходит, нет
2
восьмая за день – вредная привычка, и та нам свыше, сказано, дана;
знай, я другому (вычерк-
ну, не на-
до имени, ни скобок, ни кавычек)
на личном фронте – франты, и грана-
та в пальчиках, и белоснежный лифчик
прикинь, мне тридцать, я живу одна и пью до дна – я русская душою,
мне снится сад, пороша с анашою
и пористый молочный шоколад – не думаю, что счастья вас лишаю:
мой суицид оправдан и предвзят
в который вдарить? действуй наугад –
инерция пера облегчит выбор:
любая рифма хуже топора, – пора, мой друг, взять фотоаппарат:
щелчок – и кончено; никто не виноват,
никто не видел
цветы любви
1
– сомнение – на выдохе: я выгляжу как вода в кране, открой на раз-
два, убедись:
это любовь, эй
май
прячет меня легко, в лёгких, пуля метит висок;
сними меня в этой позе: девочка с персиками, девочка на шаре –
щёлк
видишь мои усилия, как я открываю рот? глубоко внутри порошок,
эдельвейс и лилия в сахарном переплёте;
смерть моя в имени, имя в конверте,
конверт в самолёте
кто ты, прими от меня любовь, ангельскую
прозрачную кровь из вены, измени
мне сейчас –
я помню, ты пела, двигала руками в такт;
«знаешь, я не могу
так»
«можешь» – что происходит, куда ушли письма,
какой в них текст?
слева от сердца новое бьётся, в нём ничего нет
2
ей чёрное не к лицу, у неё пояс по джиу-джитсу
доктор говорит мне, я вас спасу –
быстро тают во рту ирисы, медсёстры идут на риск,
медленно роняют слезу,
им белое не к лицу,
более ни к чему молотки и шприцы: у них на уме принцы,
принципы, лодочки и колодки, узкие юбки, розовые колготки,
вот одна наклоняется надо мной, мучается, бормочет:
«как скачать в интернете фотки»
её не было слишком долго, я выпила все таблетки
теперь меня нет, и –
3
…………………………………………………………..
и – вспышка – слишком тонкий миг, мой анальгин –
случайный блик, лениво
следи за ним, как медленно цветёт на кончике иглы
снег выстрел мама говорит не ссы
у кошки боли у собаки боли
* * *
я – знаешь – как могу? рыть землю, умирать во рву, во рту хранить, на языке, смотри,
блатные заводные словари, дышать на зеркальце, которое молчит,
брать волчью ягоду – мой волчий аппетит, мой жадный вкус ничем не утолить;
я, видишь, как могу? без сдачи, без отдачи, чтоб только слышать музыку твою,
(она, понятно, ничего не значит); весь долгий опыт мелких неудач и
злого прозябания в раю я отдаю – лови меня на слове, пока мне кажется: я это говорю –
за новый риск в формате А4, когда язык не брезгует ничем,
как меткий лучник в захолустном тире, берёт тире, катрены и рефрен,
всё пыльное в заброшенной квартире, любую вещь, лекала, свет и тень,
за чёрный порох резкого петита и знойный танец звонких и глухих,
потерю цвета, сна и аппетита, за нервный срыв строфы на полпути (так
падают искатели открытий в немую бездну – ты не любишь их);
в черте сонета, в липовых границах, медовых сотах неприятных рифм
чужое эхо медленно хранится на позолоте прописей твоих,
в тяжёлом теле искреннего микса, под кожей скальдов, рыцарей и нимф –
и я хочу – всё это – здесь и сразу:
точёный слог, отточенные фразы, проточный звук, неточную картечь,
так дай мне шанс создать на стыке разных имён и дат единственную речь –
невнятный джаз, неповторимый пазл
ИЗ КНИГИ
классический сюжет
1
другое время – переведи на зимнее, проводи меня;
резиновые призы в магазине, и ванилин
растаял; приятно только по любви, Аня, на себя посмотри
нет, я не похожа на Туту Ларсен, никому не нравится
как молодая женщина курит, купит
журнал – и качается из стороны в сторону, не стой на ветру
в куртке, в рубиновом ожерелье, в рубке;
ролики по TV раздражают: крупный
план, глупые риски, любой креатив
крик –
выключи; почти растаял вкус приятных быстрорастворимых
привязанностей – сахар, кофеин –
не верь мне, милая: зачем я говорила
«на всю жизнь»
2
поезд отправляется, резко вздрагивая –
что за толстыми стёклами я увижу, не дым не дым
старая дама с зонтиком улыбается: билет в Крым
Аня, как же мы будем общаться в чатах,
о чём я тебе напишу о своей любви
это не водевиль, не «Война и мир» и не пьеса «Чайка»
ты меня не зови
не знаю, куда мы едем, где рельсы кончатся
я становлюсь прозрачной, как мармелад
старая дама меня угощает пончиком
сетует: «Ленинград
нынче не тот, испортили город, сволочи»
женщина, вы ведь в возрасте, спрячьте свои понты
Аня, я знаю, в моей электронной почте –
ты
3
плохой портвейн, классический сюжет:
фальшивый свет, безвкусица пейзажа; знакомый мэсседж, правильный ответ –
уже не важно
протри очки: становится темно; за окнами – пространства без названий
позавчера ты говорила: «но,
Аня,
быть может, мы увидимся ещё?»
и тусклый луч лежал в её бокале, а утром ты стояла на вокзале
отсчитывая деньги на бельё –
и жизнь прошла; она, как в буги-вуги, стремительно описывала дуги
вокруг своей же собственной оси
пока ты плакала над пропастью в грязи
пока твой враг, потея от натуги, предсказывал нелепые недуги
и нищету, и смерть в Караганде
в москву в москву – там чистые подруги
живут на дне, и Кремль – как в огне – взрывается в сверкающей воде
вернись туда из бешеного круга
вернись в Сорренто я не знаю где
специальный репортаж
с места событий: закрытый город, прости-прости
через дефис пишу тебе не стихи
Оля не любит больше мой щелочной баланс, мелкий бес
провались она пропадом, как работник шахты, который здесь
лежит в моих объятиях, чёрный, немолодой повеса –
такую подруга сделала мне подвеску:
в центре этого янтаря снег и морские гады, по краям – кровавые смс:
«vash balans sostavljaet no4ju po gorodu – 2»
далее – смутно помню причины разрыва, путча –
вижу холодный взгляд, окоченевший труп;
трудно было вытаскивать, родственникам заплатят сумму
более десяти тыщ руб.
вот и представители ОАО, здравствуйте, скажите пару слов:
«готовы взять на себя ответственность; кто вы, кто вы,
зачем делаете нам больно, снимаете в профиль красивую Маргариту,
режете вены ей бритвенным станком?
делаем всё возможное, молимся, пьём водку – –
pogovorim potom»
Оленька плачет, остался один бычок
выкл, гудок, щелчок