Константин Матросов
Ганс Эренбаум-Дегеле (из книги «Тысячный полк»)
Ганс Эренбаум-Дегеле (1889–1915)
(Hans Ehrenbaum-Degele)
Ранний немецкий экспрессионист.
Сын богатого банкира. Дед — известный оперный певец.
Ганс Эренбаум-Дегеле участвовал в Первой мировой, на которой и погиб.
Любовник известного режиссёра Мурнау, того самого, который снял «Носферату, симфония ужаса».
На войне Дегеле писал сонеты, фиксирующие фронтовой опыт. Лирический герой не всегда сам Дегеле. Сонеты интересны как внешне (свежими на тот момент схемами рифмовки терцетов), так и по содержанию: это такие небольшие то ли клипы, то ли зарисовки с натуры, то ли дневниковые окопные записи, то ли фотохроника войны. Схемы рифмовки терцетов, кстати, даже сейчас выглядят довольно экзотично: обычно, в классических сонетах их схемы сводятся к «абабвв», «абабаб», хотя возможных схем около пятидесяти.
Перед смертью в увольнении Дегеле успел составить из сонетов сборник, который опубликовали друзья уже после его гибели. Сборник состоит полностью из сонетов, написанных старым добрым пятистопным ямбом, и называется «Тысячный полк». На русский язык поэта почти не переводили.
Для подборки я отобрал лучшие стихи, а из них лучшие — как мне показалось — переводы.
***
В жару волочим ранцы, котелки
И каски, раскалённые от зноя.
На наших лицах чувство боевое –
Задор поверх унынья и тоски.
Мы пили бы, упав ничком, из лужи,
Но это нам, солдатам, не с руки:
Солдат обязан бравым быть снаружи,
Как ни были б страданья велики.
По аду, что раскинулся вокруг,
Нас гонят, как загубленные души.
Болят, гноятся стёртые ступни.
Средь духоты плывущей мы одни.
А капитан, молчание наруша,
Затягивает басом песню вдруг.
***
Тревожно ночью зрение моё.
Верны приказам, как цепные псы,
В ладонях сжав до судорог цевьё,
Мы медленно крадёмся сквозь овсы.
На горизонте город, как чутьё
Подсказывает. Каплями росы
С небес ракета: смотрим на неё
За поворотом лесополосы.
Быть может, снайпер в поле. На прицел
Берёт сейчас он наши силуэты,
Внушая нам во тьме кромешной трепет.
Сейчас, ещё мгновение — и влепит!
Должно быть, наша песенка уж спета.
Возрадуйся, что ты пока что цел.
***
В оранжевых и хлёстких огнегривах
Атака быстро катится с холма,
Как алчущей руки внезапный вывих,
Которой красть не дали задарма.
Траншея стала чем-то вроде склепа –
Там жёлтая граната взорвалась
И шарят в облаке токсичном слепо
Бойцы, выкашливая с кровью газ.
Приносят вскоре медики носилки,
С носилок дождь малинового цвета.
По бездорожью, будто захмелев,
Бредут они. И рдеющей прожилкой
Змеится вверх сигнальная ракета
И тает, впихнутая ночи в зев.
***
На грудь мою сел красный мотылёк,
Ключом скрипичным прилетев с опушки,
И я, рукой накрыв его, прилёг,
Устало слушая, как воют пушки.
Всем телом бьётся он в мою ладонь,
Над нами день развёрнут жаркой бойней,
Но яркий несмолкающий огонь
Для нас теперь всё тише и спокойней.
Мне вспомнилось: в постельное бельё
Меня мать пеленала, будто в саван,
Я болен был, и день тот стародавен,
Как сказка. А в лесу лишь ветра скрип,
Во тьме могильный крест к холму прилип…
Сбылось теперь предчувствие её.
***
Нас алым смерть отметила клеймом
И выдернула — чуть живых — из боя,
Заставила дрожать, лежать ничком,
Рыдать, бледнеть, ползти, от боли воя.
Цепочкой возвращаемся назад,
Поглядывая на разрывы в звёздах,
А раненые стонут и кричат,
И запахом страданья полон воздух.
Нас ждёт палата тесная, матрас,
Бинты и холод в сером лазарете,
Усталость, заставляющая спать.
Мы возвратимся к жизни на рассвете,
Когда другие в тот же самый час
Остались в мокрой роще умирать.
***
Глаза уже не источают слёз:
Пересыхают, как в июнь озёра.
Мы все умрём поочерёдно скоро.
Нам день туманный луч в окно занёс.
О, прежний наш огонь былого взора!
О, в штурм стремглав бросающая кровь!
Теперь в телах — смирись иль прекословь —
Заключены и ждём лишь приговора.
С трудом заметив призрак медсестры,
Мы чувствуем её лицо, как лёд,
Нам красота, уродство — всё едино.
Уколы разложения остры,
И койка нас по времени несёт,
Как по реке отколотая льдина.