Борис Херсонский
ВЫБРАТЬСЯ ИЗ ФИЛЬМА
*
Положение поэзии в современном постсоветском мире, включая эмигрантские анклавы, боюсь, никому не нравится, а самим поэтам - прежде всего, хотя по разным причинам. Название известной пьесы Э. Радзинского"Она в отсутствие любви и смерти" можно перефразировать: "Поэзия в отсутствие читателя, редактора, критика и (что важно) корректора. Вакуум порождает безграничную свободу в эксперименте, игре. Из этой игры рождается иногда нечто вполне толковое. Я как-то писал (не я один), что общий уровень стихосложения сейчас скорее выше, чем в тех же шестидесятых, включая и диссидентскую лирику. Выше и "разброс по средней". Мне, человеку, как бы сказать, зрелому, нынешний литпроцесс очень интересен, хотя и радует далеко не всегда. В вакууме очень легко двигаться - никакого сопротивления среды. Но невозможно дышать
*
Бытие поэзии всегда двойственно. Поэзия всегда живет внутри себя и для себя. Но и для мира - тоже. Внешний мир имеет дело лишь с наружной оболочкой поэзии, не очень интересуясь тем, что происходит внутри. С другой стороны, и внутренний мир поэзии не предполагает интенсивного контакта с обществом. 2000-е годы характеризуются прогрессирующей интроверсивностью поэзии, ее обращенностью к самой себе. Пожалуй, в силу этого, в глазах внешнего мира она превратилась в безумие подобно тому, как человек, публично говорящий сам с собой, производит на окружающих неизгладимое впечатление.
Впрочем, современность внесла сюда свои коррективы. Сейчас огромное количество людей ходит по улицам, размахивая руками и говоря в пространство. Но они, как выяснилось, нормальны. Это у них мобильные телефоны такие. Это не вербальный галлюциноз, это - техническая цивилизация. Высокие технологии.Так что поэзия - лишь частный случай. Сегодня человек, слушающий музыку, делает все, чтобы эту музыку не слышали другие. В одной маршрутке могут одновременно звучать десять различных мелодий, не пересекаясь: уши заткнуты наушниками внешний мир отключен. Если человек начнет слушать музыку громко, на него начнут шикать. Он мешает другим людям быть наедине с собой.
То же самое и в поэзии. Обращенность к окружающим - заведомо дурной тон. Самый низовой уровень.Стихи к юбилеям и торжественным датам, тексты песенной попсы. Попытка обратиться прямо к читателю ставит поэта в положение маргинала: он и есть маргинал. Он находится на самой периферии поэтического развития и разговаривает с массой, которой, пожалуй, понятнее всего язык маргинала. Более того, поэт, который сегодня хочет обратиться к читателю непосредственно, маргинал вдвойне - он будет отторгнут поэтическим сообществом, интересы и эстетические ценности которого далеки от всякой социальности. С другой стороны,и окружающий мир не пересмотрит свой взгляд на поэта, даже если он будет говорить на языке толпы.
*
Дашевский писал о "дефиците непризнаности". Как по мне, так непризнанность - лежалый товар, который всегда в избытке - хватит на всех. Это перепроизводство непризнанности происходит частично из невостребованности поэзии как жанра (феномен относительно новый у нас, мы с ним еще не свыклись), а также с явным компенсаторным перепроизводством стихов - быть читателем поэзии тяжелый и не всегда благодарный труд. В одной дискуссии кто-то бросил реплику: нужно, чтобы писать стихи было так же дорого, как снимать кино, даже еще дороже. Нужно для чего? В голову приходят термины: малобюджетная баллада, затратная поэма.
*
Быть поэтом - всегда "дорого", особенно если подумать, каков доход был бы от того же креатива вложенного в элементарную коммерцию.Компенсаторное перепроизводство стихов напоминает мне симптомы "горной болезни" - недостаток кислорода порождает повышенное размножение эритроцитов, но от этого повышается вязкость крови и новые неприятности обрушиваются на жителя парнасских высот.
*
Надо, чтобы нас меньше было, шутил Жванецкий, надо чтобы нас меньше было.
Вспоминаю список ушедших за этот год. Нас таки да становится меньше, сказал бы тот же Жванецкий.
*
Культуролог выступала на одном из круглых столов одесского Гоголевского фестиваля. Смысл речи - она бы потребовала, чтобы государство по меньшей мере на десять лет ввело полный мораторий на поэтические тексты и издания, будь на то ее барская воля. Я ее неплохо знаю. Она вообще говорит, что после смерти Пастернака и Заболоцкого поэзии русской нет. Это ее глубокое убеждение.
Для нее ни Окуджавы, ни Бродского, ни Левитанского, ни… ну никого нет. Вот закончилось и закончилось.
*
Порождает перепроизводство поэзии проблемы и у без того вымирающего читателя. Перед ним, ослабевшим и поредевшим, стоит титаническая задача - осуществить выбор из сотен наименований печатной продукции самостоятельно. Никто не спешит ему на помощь. Ситуация напоминает мне старушку-пенсионерку со слабым зрением, которая стоит около избирательной урны с бумажной лентой в руках. Ей предстоит сделать выбор из программ 53 партий, участвующих в гонке буквально не отходя от кассы. Бедная, бедная...
*
Чтение поэзии, увы. превратилось в научное изучение. Читал об этом когда-то в «Нью-Йоркере»: "Поэзия переместилась из сферы развлечения в сферу серьезного университетского образования. Не приходится удивляться, что она умерла по дороге". А профессиональные встречи, о которых идет речь весьма близки к научным конференциям. Как нечто застывшее воспринимаются и стихи гениальных поэтов недавнего прошлого. Пастернака читают? Позвольте усомниться - держу руку на пульсе, я все же университетский преподаватель. Очень сходные наблюдения у моих коллег из других городов. Кенжеев как-то говорил, что он пишет для людей с высшим филологическим образованием... Хоть это и шутка, но сильно сказано!
*
Как говорят комментаторы в футболе – «сильно, но неточно». Знаю я наших одесских филфаковичек. Не станут они читать ни Бахыта, на Цветкова-старшего, ни меня грешного.
*
Почему у графомана больше шансов? А у него глаза горят. А у него - голос заливистый. Он за читателя, между прочим, воюет. Сам я ни на что не жалуюсь. Стихи ведь не для критиков пишутся. Они - оттого что, а не для того чтобы.
*
Попса рулит и дает такой эталон признания, который заведомо недоступен поэту, претендующему на что-то. Наши дискуссии с чисто социологической точки зрения это довольно мелкие разборки у ног Ее Величества Попсы. Попытки как-то с ней сблизиться, которые видны у некоторых коллег выглядят смешными. Дай Бог подняться им до уровня внутренней признанности и сплоченности авторов КСП.
Опыт прошлой и будущей непризнанности и неприкаянности прекрасная почва для писания, для этого важно быть отвергнутым страной, женой, в любом случае - стаей, и почти отчаявшимся, даже в ситуации относительного комфорта поэт готов на лишения, чтобы вернуться в это состояние отверженности.. Лично я благодарен своему городу за то, что он поддерживает меня в этом плодотворном состоянии.
*
Признание и непризнание сегодня есть внутреннее дело литературных сообществ, внутри которых , вокруг каждого пишущего образуется защитная оболочка восхищения ближайшего круга, как оболочка вокруг простейшего. В этой ситуации выигрывает тот, кого оболочка НЕ ЗАЩИЩАЕТ, кто понимает, что река времен в своем стремленье - и далее по тексту.
*
О критериях литературной нормы говорить опасно – заклюют, а то и затопчут. Я как-то получил от юной дамы (она весьма слабый, начинающий поэт, но не без искры) прямо в лоб обвинение в имперском тоталитарном иерархическом мышлении. Я-де сформировался в советскую эпоху и несу в себе все свойства совка. Мыслить нужно, на ее взгляд , плюралистично и субкультурально.
*
Для меня субкультура – это почти субпродукты.
*
Все мои попытки рассказать о том, что образование моего поколения как раз-то и было плюралистичным оказались тщетными. А ведь мы знали толк в античной и средневековой литературе, философии и богословии блаженного Августина и св. Фомы, о.Павла Флоренского и о.Сергия Булгакова, но при случае цитировали Дхаммападу и Дао Децзин. Некоторые неплохо знали латынь – я и теперь более или мене свободно читаю Вульгату.
*
Но это не тот плюрализм, о котором говорила моя собеседница: она имела в виду право самого маленького литературного сообщества иметь свои критерии и свою иерархию. При таком подходе она сама могла считать себя человеком важным и совершенным (только зачем ей это?)
*
Поэзия феодальной раздробленности. Феодальная раздробленность поэзии. Параллельные литературные миры.
*
Параллельные литературные миры опасны, как опасны призраки, даже если их и не существует. Опасны прежде всего на фоне исчезновения референтной группы, экспертного сообщества, читателей, наконец. Одна моя знакомая сказала гениальную фразу: а чем вообще отличаются плохие стихи от хороших? И там, и там - слова... Речь идет о совсем не глупой женщине (ну- не совсем неглупой. но - образование высшее). В этой ситуации шансы найти читателя у графомана не меньшие, чем у серьезного литератора.
Появление же общеупотребительного термина "гениальный графоман" в принципе сделало вопрос "различения" неактуальным.
Сравнение с музыкой, разумеется, возможно. Но сравнивать нужно не попсу и классику, а великолепный оркестр и просто - оркестр средней руки. Многие ли слушатели всерьез способны отличить среднее исполнение незнакомой вещи от гениального? Мой друг, музыкальный критик, ходит на концерты с партитурами, а перед концертом слушает записи произведения, которое собирается прослушать - старается прослушать две-три записи. Говорит, что иначе не поймет замысла дирижера. Я ему верю. потому что и сам очень люблю музыку и только после третьего -четвертого прослушивания записи начинаю "догонять".
*
Существуют стихи, которые нравятся мне, и стихи, которые нравятся другим – писал Гаспаров. В смысле - все хорошо и все относительно. Все относительно хорошо. Людей неинтересных в мире нет. Нет и плохих стихов.
*
Нет и хороших, получается.
*
В условии неразличения уровня - участие в фестивалях, грамоты и премии, писательские удостоверения играют едва ли не решающую роль в общественном восприятии пишущего. Чрезмерный же выпуск грамоток и удостоверений ведет к тому же, что и чрезмерный выпуск денежной массы - инфляция и девальвация.
Профессиональное сообщество прекрасно различает, скажем, фестиваль в Лондоне (никогда туда не поеду!) и фестиваль "Литература осенью" в Вене. Но для журналиста разницы нет никакой. А для туриста - Лондон даже лучше.
И еще - графоманические сообщества значительно сплоченнее профессиональных и весьма агрессивны. Так было во все времена...
*
В "рулении попсы" есть один очень важный аспект. Это концепция постоянной смены кадра с частотой, которая не позволяет глазу увидеть дискретность. Нужно открывать и гасить звезды. Неважно, что вновь открытые не удержатся на попсовом Олимпе слишком долго: массовость не предполагает долговременности. Рыночный принцип: самый новый-самый лучший", процесс раскрутки и закрутки - вот технологические приемы массовой культуры. При этом остаются постоянные "монстры", это вроде осей часового механизма, вокруг которых вращаются колесики.Еще приемы - подсветка, подтанцовка, подтасовка.
Поневоле литературный процесс усваивает эту технологию. Имена мигают, появляются и исчезают. Это создает иллюзию развития, которого нет на самом деле. Мне это иногда кажется праздничным салютом вместо запуска спутника: принцип движения один, фейерверк даже эффектнее, но...
*
Помните ли Вы фильм Полански "Что"? В финале этого кино главная героиня, совершенно обнаженная (по ходу действия она теряет какую-то часть одежды) уезжает в кузове грузовика, перевозящего поросят. Герой стоит посреди дороги и уныло говорит что-то вроде: Не понимаю, почему бу нам не встретиться в уединенном месте где-то после пяти часов вечера...
Героиня кричит ему из кузова: "Для начала выберитесь из фильма!" "Мы в фильме!"
Иногда мне кажется, что все мы в фильме, из которого для начала нужно выбраться.