polutona.ru

Анна Долгарева

Не было никакого страха

***

Иван-дурак приходит к бабе-яге, 
идет по мху серебристому, по камням. 
Она его ждет, закипают щи в очаге, 
с одежды капли падают на пол, звеня. 
Он говорит: верни мне сердце. Оно 
иссохло, стало как мертвый изгнивший плод.
Оно ведь пело, стыло, цвело весной, 
а нынче только молча о ребра бьет

Они встают, и жалобно закричав, 
к двери бросается с ними прощаться кот.
Они идут в молчании среди трав,
идут путем цветущих черных болот. 
Идут по полянам, где по колено нога 
в зеленый, пушистый проваливается мох. 
Не передумал, спрашивает Яга. 
Он говорит: передумал бы, если б мог

Верни мне сердце, неведомая моя, 
верни мне сердце, бессменный страж бытия. 
Болотами и трясиной иду за тобой, 
верни мне сердце, единственная любовь

На севере небо выше, да ночи нет, 
да голые камни выходят из-под земли. 
Она говорит: там дальше нездешний свет, 
иди один, гляди, как мхом поросли 
стволы деревьев — иди же туда, где мох. 
Я дам тебе зайца, он будет проводником. 
И шел он долго, шел он покуда мог, 
и заяц вел его к северу далеко

Как смерть Кащея, в утке сердце у дурака. 
А может, и вовсе то было не сердце, а смерть. 
Но вставил в грудь, и не холодела рука, 
и стало два сердца биться в грудную твердь. 
Живое и мертвое, словно два родника, 
и шел он сквозь лес, и пели вокруг соловьи: 
два сердца нынче у нашего дурака, 
два сердца — живой и мертвой воды ручьи

У Севера сказки темны, как полярная ночь.
Не слушай дальше, не впитывай этот яд. 
Верни мне сердце, давно не поет оно. 
Верни мне сердце живое, любовь моя


***

Снилось, что после смерти Ленина
Генсеком стал Лев Давидович Троцкий.
СССР был самой популярной страной для экскурсий
(и я не только про криотерапию на Колыме).
Интервью с Лаврентием Берией,
Самым красивым безопасником,
Перепечатывали все американские СМИ.
Тинейджеры носили его портрет на футболках.
Великой Депрессии не случилось:
Выручил Советский союз.
Про это писали в Вашингтон пост и Дэйли мэйл.
Рамон Меркандер охотился исключительно на нацистов.
Не с ледорубом, а с "Новичком"
(его изобрели раньше
И намного более эффективным).
До сих пор портрет Троцкого печатают везде:
Например, на сети русско-американских ресторанов KFC —
Лицо человека, спасшего Запад от голода.
Проснувшись, я вышла курить на балкон.
Процарапала запястье ногтями, царапины покраснели.
Это был неправильный сон.
Наш путь — это путь смерти.
Может быть, мы неправильные.
Может, уроды.
Может, нам не место вообще в современном мире.
Но мы идём путем смерти,
Мы не боимся всматриваться ей в глаза.
Это она в итоге боится нас,
Потому что больше никто не набирается смелости
Идти путем смерти


***

Были у девочки цветок на окошке,
Мама да две подобрашки-кошки,
Белая да рыжая, и так они славно жили,
Дружили с соседями, здоровались даже с чужими,
Покупали летом черешню и вишню,
Радовались, если солнце на небо вышло,
Радовались, если дождь стрекотливый.
Рыжая кошка хвост распушала длинный,
Белая кошка мурчала.
И длилось их счастье без конца и начала

Но однажды к девочке пришла смерть, и так она ей говорила:
"Никогда так не будет вечно, кончатся силы,
Заберу я у тебя маму, заберу и рыжую кошку,
Заберу и белую, и тебя посажу в лукошко
С твоими беленькими косичками, розовыми ноготками,
Унесу туда, где все становится камень,
Где одна чернота, где нет никакого дальше.
И цветок на окошке зачахнет даже"

И заплакала девочка, и плакала, а потом встала
И пошла по рельсам из ржавого металла,
Мимо заводов и кладбищ, мимо ГЭС и АЭС,
И дошла до севера, где миру конец

И она стояла, и лежала вокруг вода,
Много тысяч веков лежала вокруг вода.
И были лишь камни, да волны, да птичья драка,
И тогда в девочке вдруг не стало никакого страха.
Потому что была ее голова скалою и камнем,
И были старыми рельсами руки с розовыми ноготками,
И цветы эдельвейсы росли из тела,
А девочка стояла, говорила, смотрела,
И волосы ее были брызгами океана,
И было ей смешно и странно,
А страха не было вообще никакого.
И тогда она смерти сказала такое слово:

"Ничего не возьмешь ты, я стала сильнее камня,
С белыми косичками, розовыми ноготками,
Лишенная страха, как северная вода.
И никого не возьмешь ты у меня никогда".

И когда она вернулась, мама стала немного старше,
И кошки, но это не было больше страшно.
И она сказала: " Мама, я видела смерть, но я стала ее сильней,
Я тебя и кошек никогда не отдам ей,
И налей, пожалуйста, суп.
Ибо мы живы в любви и пребудем
До самых архангельских труб"


ФАНТАСТИКА

Диета девяностых
(жвачка бабл-гам и сосиски из ничего)
Сделали мясо Марианны максимально мягким,
Элитным,
С утонченным привкусом бабл-гама.
Поэтому ксеносы и любили ее.
Тем не менее, от отца,
Родившегося в 1962 году,
Когда советский космический корабль впервые вышел на инопланетный контакт,
Марианне досталась сверхспособность взрываться,
И в критические моменты она взрывалась,
Как сверхновая.
Она и была сверхновой девочкой.
Поэтому встречалась Марианна исключительно с ксеносами.
Терпела, пока они объедали ей ляжки и плечи,
Ставила водку на стол, по бабьи подпирала лицо,
Любовалась их щупальцами и многочисленными глазами.
А потом что-нибудь шло не так,
Внутреннее давление зашкаливало
И Марианна взрывалась.
Ксеносы, как правило, не выживали.
А Марианна каждый раз собиралась из кровавой лужицы
В красивую и вкусную женщину.
И, поплакав, шла на поиски нового ксеноса.
Ее называли Ван Хельсингом планеты Земля.
Столько убитых ксеносов на счету
Не было ни у одного охотника


***

Подающий надежды поэт Иван Полтишок
К сорока годам состоит из слов.
Слов, которые он составлял в стихи.
И от слов этих толст живот Ивана и нос бордов,
И они проступают на нем, как на камне мхи

Но в какой-то вторник двадцатого года Иван Полтишок
Открывает книгу и чувствует легкий шок:
Он не видит ни одного знакомого слова.
Буквы пляшут, складываясь в незнакомые сочетания.
«Перепил вчера, — решает Иван, — оттого сегодня хреново»,
Но чем далее, тем поганее

Входит в комнату мама, что-то ему говорит,
И Иван привычным ухом чувствует ритм,
Но опять-таки — словно она говорит не на русском.
«Что за черт», — думает Иван Полтишок.
«Я поехал кукухой с утра или что?».
И глядит за окно он грустно

И он видит с пятого своего этажа,
Как трамваи с незнакомыми надписями дребезжат,
И на магазинах вывески незнакомые.
И Иван понимает: это язык небес,
Ангельский язык открылся ему под конец,
Прежде чем он выходит с балкона


***

тополиный пух, парашютики одуванчиков,
голые коленки и руки, острые травы.
у подъезда играют мальчики
неизбежно в войну, победу и славу

девочки танцуют неведомый танец.
мама, мама, я помню как быть маленькой,
как брели мы через туман к реке,
и хожу теперь в этом тумане

но впереди еще целое лето.
целое лето велосипедных шин и цветных мячей,
прозрачной воды, где под ярким светом
видно, как водоросли шевелятся,
словно это клад
специальный
ничей,
проходящий сквозь пальцы.
лето — это когда только загар и остался

и еще пыльца
то ли гречиха,
то ли с крылышек фей,
на носу и щеках оседающая пыльца,
и вода в колодце такая сладкая, ледяная —
бери и пей,
чтобы вспомнить когда-то потом в ожиданье конца


***

Со временем сборники стихов
Превращаются в некрологи
Смерть лежит на диване
Раскрыв свои бледные ноги
Прокуривает твою квартиру
Выстуживает твою квартиру
Становится больше целого мира

Но никто не пишет
Как вибрирует нос у кошечки Китти
Когда она тянется за колбасой открытой
Дрожит ее черный нос
Выбриссы мерцают
И вся такая она
Невероятная блин такая
Живая

Мы пьем из фляги коньяк
На столе порезана колбаса
Наших мертвых из-за окна доносятся голоса
А мы держимся
Пьем
Передаем привет
И кошечка Китти
Дергая носом
Лезет на свет


КРЕЙСЕР

Вождь просыпается ночью
одного тоскливого ноября.
Вождь, как сказочная царевна,
Откидывает саркофаг.
И восковыми губами
Вдыхает воздушную рябь.
Похорошевшей (как вы заметили)
Столице
Демонстрирует фак

Вождь выходит на Ленинградку.
Стопит попутку, пустую газель.
Что ж, говорит, батенька, рассказывайте, как вы тут без меня.
У Волочка они с водителем
Расстаются парой друзей.
Вождь ловит дальше какую-то фуру.
Звезды звенят

В Питере он высаживается
Рядом с Обводным, и дальше идет
Поступью тяжкой,
И Медный всадник с его дороги уходит прочь.
Красные кости стонут под камнем,
Встают и шагают вперед,
Вслед за вождем.
Почти кончается ночь

Вместе они подходят к Неве.
Вождь и толпа за ним.
Сумрачные титаны.
Живые в обнимку с не.
Вместе они проходят на крейсер.
Над луною кровавый нимб.
Крейсер сходит с прикола.
Несет их навстречу весне


ПРОСТИ

*
слово прости растет вырастает из
легких и сердца становится деревом иггдрасиль
больше земли становится больше моря
и заслоняет идущую с севера осень,
кошку с котятами возле входа в подвал
пьяных бомжей у магаза 24
все заслоняет слово прости

*
детсадовцы, двое
такие круглые в своих ста одежках
шелестят по осеннему парку
держатся за руки крепко преочень крепко
а то налетит ветер
подхватит поодиночке
унесет за синие леса
за далекие города
котик братик спаси меня котик братик
так вот держитесь крепко

*
видела двух стариков, идущих из магазина,
он с тяжелыми сумками, она его держит под руку
и причитает: «Лешенька, не оступись».
лужи затянуты льдом, и они семенят,
словно две птицы, чудесных два алконоста,
не приспособленных для земли

*
через свинцовую осень с запахом смерти,
через дороги в асфальтовых серых заплатках
через кленовые листья в дырочках тления
происходит слово прости
пульсирует в бурой земле, где спят семена.
господи, даждь нам прощение
даждь как дождь
каждому, как золотой шар,
чтобы никто не ушел,
не остался в темном углу, ковыряя стенку,
не лег на ночь спать не помирившись,
чтобы мы все стояли живые
мокрые, словно только родившись
и принимали прощение, льющееся с небес,
и сами бы всех простили, и все бы стало совсем хорошо