polutona.ru

Звательный падеж

Ольга Яковлева

Родилась 19 ноября 1987 года в городе Курске.
Сейчас - студентка РГУ им. Канта, факультет филологии, 3й курс. Публикации: интернет-журнал "Русский Глобус" (международный), журнал "Балтика" (Калининград), альманах "Лалангамена" (Калининград), сборник "Выигрыши" (Калининград),
ссборник «Дети бездомных ночей» (Калининград),
сборник«Молодые голоса» (Калининград).

Кроме публикаций, участвовала в нескольких литературных фестивалях. В 2006 году в составе небольшой творческой группы участвовала в организации фестиваля калининградкой поэзии вне форматов "Сквозняки" (который будет продолжаться в этом году с уклоном в молодых авторов).
Живёт в Калининграде.







"Они все едут и едут,
а нам - полминутки, полсекунды..."
Неизвестная бабушка на переходе


Неожиданный дождь
рассыпался
в центре города,
живую трещину неба
некому залатать,
дождь принялись собирать
плечи, ботинки,
рукава, ресницы и бороды -
короче говоря,
все счастливые люди,
оказавшиеся без зонта.

А я бегу к тебе,
мне все остальное неважно,
ударь меня, если хочешь,
а если не хочешь - прижми к груди,
я здесь, я - настоящая,
не электронная, не бумажная,
мне бы только минуту
обнять тебя,
а потом - иди.

Иди, покуда подошвы живы,
беги, покуда не упадешь,
плыви и лети,
ползи,
цепляйся за жизнь,
она тебя тоже держит.
Спасибо тебе за кофе,
за мед осенний,
за этот дождь,
сейчас тебя обниму,
только дотянусь
до твоей одежды...

Да что-то опять не так,
что-то опять прикоснуться нечем,
некогда, не до этого,
столько слов мне наговорил,
что же - спасибо тебе,
спасибо, спасибо,
пока, кузнечик!
Живи, кузнечик,
дыши, кузнечик,
гори, кузнечик,
гори!


А дождь все не унимается,
люди нервы свои заваривают,
протыкают друг друга локтями,
столько локтей, что жизнь не мила.
Прихожу домой -
а тут еще лифт со мной разговаривает.
Вот такие дела, кузнечик.
Такие дела,
такие дела.

*
Этот желтый фонарь
как светящийся ломоть сыра:
вечерами слетаются птицы
болтать и ужинать,

а земле полусонно,
тесно, темно и сыро
и разбитые стекла
искрятся в ней
как жемчужины.


*
Любовь,
закутанная в запах яблок,
под тонкой кожицей
дрожит румяный взрыв...

и вот -
ты в яме,
и тебе не выбраться из ямы,
а ты смеешься,
сам себя зарыв,
а ты - смеешься!..

Падают ладошки
всей теплотой своей ромашковой в толпу,
и пчелы как на мед, на их садятся кожу,
и пух летит -
румяный, рыжий пух.

... а дождь проткнет тебя,
положит и оближет,
и ты запомнишь этот миг - простой и ватный,
когда цветочный луг в твоей постели дышит
и солнце в мыльном пузыре
плывет по ванной.



Будьте здоровы

Один упал,
второй пропал,
третий сам себя закопал,

четвертый мал,
а пятый - зол,
шестой с утра хлебает рассол
(и думает, кстати,
что очень скоро присоединится
к числу погибших).


Осталось - что?
Купить пальто,
уйти в нору,
побыть кротом,

побыть слепым,
про все забыть
и чаю крепкого попить.

И вот тогда,
и вот тогда!
пройдет мигрень,
пройдет беда,

ведь есть еще,
еще один

человечек-витамин.
Человечек-витамин!

Минутку.
А это - кто?

Человек-витамин -
это такой человек,
которого принимаешь
редко и малыми дозами
(без назначения врача),
но когда его примешь -
у организма откуда-то
берутся силы.

Откуда-то появляется иммунитет.

Прочь, болезни,
кашель, мозоль на ноге,
ухо заложенное,
нос еле слышит,
прочь!

У меня есть настоящий
человек-витамин,
он сможет помочь.

Он - сможет помочь.



*
Будь со мной
в сумасшедшую, злую грозу,
будь со мной,
если мудрости режется зуб,
если дождь ледяной
или ветер сквозной -
будь со мной.

Будь со мной,
если солнечный, радостный день,
если кровью рыдают колени,
будь!

Если палец ушиблен,
лопатка болит,
если кончился кофе,
а чайник - кипит...

Если брызгами света искрится фонтан,
говори "я тебя никому не отдам",
говори "я тебя не отдам никому",
если свет отключили в дому.

Кроме этого - нечего больше просить
и желать, и обиду под сердцем носить,
ты поймешь,
что смертельно бывает - одной,

будь со мной.
Пожалуйста.
Будь со мной...

*
Как пальцами тремя проводят по песку
и остаются три глубоких следа,
они не начинаются и не кончаются,
а просто - тянутся,

так несколько теней ресниц,
приумножаясь в свете фонаря,
бросают на щеку огромный сонный лес -

и в нем шумит,
качается и стонет
одна из сосен,
переломанная ветром.




Объявление

Разыскивается Друг.
Приметы его особы -
он носит в кармане небо
и спит как рыба,
укрывшись листом осоки,
его кроссовки
истерли уже полмира.

В его глазах
самое дикое море не помещается,

если кто-нибудь видел его -
п о ж а л у й с т а !

Он однажды ушел
и не попрощался...

Порой мне кажется,
что на самом-то деле
его никогда и не было,
но я знаю,

что он бы не стал
руками своими белыми
душу мою вытряхивать
наизнанку,

он бы не стал
зачем-то казаться больше,
ему достаточно знать,
что он просто - Друг,

он бы не стал
еще кого-то искать,
потом забывать звонить
и сдавать сокровища,
что потеряли ценность
в ночной ломбард.

Он бы не стал,
он не чудовище!

Кто-нибудь,
если видели
или слышали,
очень прошу сообщить,
неизвестность - давит.

Впрочем, возможно,
кто-то, когда найдет,
просто возьмет
и Друга себе оставит...



*
И ты - никогда
(никогда никогда никогда)
меня не заставишь
об этом заговорить
и, стало быть,
ни сегодня, ни завтра, ни здесь,
ни где-то
за это не сможешь меня
ненавидеть.

Я - тысячу раз, словно цепи,
рвала эту нить,
она - вырастала опять,
как стеною обвитый
плющ,

и душила за горло,
и жглась, и болела опять,
по старым укусам
царапая новым жалом,

а ты говоришь,
что действительно доверять -
это искусство,
а люди - художники.
Мне - жаль их.

И я говорю -
доверять - это беречь,
закрывая руками
твое беззащитное сердце
от ошибок и глупостей,
прочих случайных встреч,
моих - переломов.

А перед глазами - вертится,
как от спиртного -
мыслей круговорот,
расстроенный плач
давно пожелтевших клавиш,
но:
покуда холодной рукой
не зажмут мне рот -
ты меня никогда,
никогда говорить
не заставишь.



*
Расчесать -
да волосы заплести,
уходи,
пока не проснулся день,
уходи сейчас,
уходи с пути
и не спутай
женщины в темноте.

Ты спускайся вниз,
да спусти собак,
им скорми остывшее,
догоревшее,
не смотри назад,
положи пятак
на глаза любови своей
повешенной.

Нам ли горевать?
Пусть горит костер,
за горами новь
протирает очи.
Но куда б ни шла я
вот с этих пор
золотистый луг
да лукавый взор
у меня на сердце
цветет, хохочет.


Морская болезнь

Пойти за хлебом -
и дышать взахлеб,
уткнувшись в дома сонного
шершавый лоб

(как будто воздух пал,
как будто май,
дыхания, прошу, не отнимай),

все память эта -
жестяной листок,
к ней кто-то добр,
а кто-то был жесток,
кого-то бог растит,
кого - простит,
но этих вот царапин
не свести.


Шалеет сад,
легка деревья поступь,
тих шепот птичий,
речья дрожь длинна.

И запах хлеба
тает,
и растет волна,
огромная, звериная волна

и памяти
морская глубина.

Глотай меня,
глотай меня сполна...

... и вот я дома,
вот не узнают -
какой болезни я дала приют?




Тсс

Спрячь меня
от своих откровений,
теплой ладонью
сокрой
смертельную рану
тайны.

Пусть мы - песок
за стеклянным окном часов,
и нам выходить
не дОлжно.

Этой копилки чувств
не коснется невидимый молоток.

Губы свои зашей
золотистой нитью
ошибки
несовершенной,

и мои.







Крыша в Париже

Этот дом - живой,
его стены дышат,
чешуя блестит
на промокшей крыше
после дождя.

Эти руки - видят,
они ведут
в обесточенном,
дымном, слепом аду,
наощупь.

Этот голос - лечит,
блестит у рта,
высыхает
и лишний удар отдает
сердцу.

Дом живой,
руки-глаза раскрой,
излечи,
пожалуйста, не молчи.

Дай мне помнить.
Дай мне помнить.

*
Бывает, когда тебя отделяют от прочих,
как желток от белка,
как черные пуговицы - от цветных,
как свежую ягоду
от всевозможного сора,

поздравляют тоже особенно:
всех - и тебя,
говорят привет всем,
и привет - тебе,
вот тебе пряник,
вот тебе кружка чая,

я же знаю, мол,
что тебе - холодно.

Ты принимаешь все это
и улыбаешься,
потому что знаешь -
вот настоящее счастье.

Если, конечно,
оно тебе нужно.