Илья Эш
Шорохи и тьма
верьте верьте
ватошной смерти
Введенский
***
по пунктиру, по слогам
сердце крадется к ногам
и никто не удивляется,
что оно забыло там.
если в городе туман,
есть ли в городе стакан,
чтобы выпил весь туман
бородатый великан?
в бороде у великана
живут триста хулиганов.
дайте ножик великану,
чтобы срезать хулиганов.
по осколкам, по словам
в горле прячется туман,
разрастаясь, заполняет
мне живота барабан.
и на небе есть слова,
и на нёбе есть слова,
межу этими и теми
волоса, глаза и тени…
по пунктиру, по слогам
сердце крадется к ногам…
ах, сердечко! будто печка.
будто печка, или храм.
***
пробирается потолком
побирается языком
кривотолками экивоком
только не прямо ходить, а боком
только на серое дно смотреть
сколько можно знать темноты
парус двери в облезлой раме
сколько звуков и нот пустых
ветер носит в своем кармане
***
хоронили буковки и тени
под ступенями в резных шкатулках.
всё на свете, как ни нарисуйте,
будет мимо сути.
расползались тихо и неловко
жильцы спичечных коробок
по карманам и ладоням белым,
по гранитным плитам.
в сером своде плафон метался,
будто экспонат музейный…
человек то возвышался, то кончался,
словно бестелесный гений.
***
мой вышний нынешний волчок
сплетеньем шерсти колтунами
он темнота он за плечом
и под кроватью
и в кармане
его безбрежье тишина
там, где не различимы звуки
где от машины до кота —
протяжной полон двор разлуки
волчок садится на окно
как Морра, и окно окнеет
холодным пламенем его
и шпиль останкинский как страж
и лев пижамный на стене
во сне покрепче сжав рукав
мы будем помнить обо мне
***
Все игрушки, которые я сломал,
все книжки, которые я порвал
вернутся ко мне во сне,
дабы дать понять, что я
средь других вещей —
такой же временный и ничей.
Что все слова в конечном итоге умрут,
а я — металлический прут-спрут,
распластанный на ветру.
***
жёлтое, серое город тенью тянул
запах скорой зимы прогорклого лета
разноцветным пятном, комаром
распластавшись на масляной плёнке
я гляжу на застышвий
воздушный гранит сентрября
комариновый воздух карминовый
тихо вдыхая, не слова выдыхает,
а тлеющий свет
вороватый мужик чьи-то книги
несёт от сарая
это время покоя бессмысленно чтит
обладатель бубонных конфет
***
колючий язык, то есть —
колючий вкус языка
во рту умение букв и слов
умение говорить, слизывать, забывать
говорить, слизывать, забывать
попадать языком в язык, как в перчатки
значениями в слова, тенью в тень
читать левой рукой
по страницам старой тетради:
живое будет живым
дыхание замерзает в полёте
и не долетает до тебя
словом
***
На морозе слова трещат,
искрятся, как повреждённая проводка.
На старых фотографиях люди поют,
и из открытых ртов облачко словно
душа ребёнка.
Слова рождаются из кукольной пустоты,
из затаённого дыхания невидимого трамвая.
Город плывёт как остров, но не касаясь воды,
слова летят, в кроны деревьев его ныряя.
На морозе слова крепчают и так поют,
что глаза приходится прикрывать рукою…
Солёное и живое падает на ладонь.
Всё на свете — солёное и живое.
***
даже выжив из ума
даже выйдя из тепла
даже если щёки в кровь
только шорохи и тьма
полутень и полутишь
окружают и кружат
шёпоты и лица
лица сосны лица_
только лишь закрыв глаза
только выжив из ума
только взяв ладонь в ладонь_
чтобы шорохи и тьма
лишь касались нас едва