Борис Херсонский
ВЫБРАННЫЕ СНОВИДЕНИЯ О НЕСЧАСТНОЙ И НЕВОЗВРАТНОЙ ЛЮБВИ-3
*
Вернувшись домой с работы я прилег и проспал двадцать минут под григорианские хоралы в исполнении ансамбля "Органум". И даже успел увидеть сон. Мне снилось жаркое лето, плетеное кресло на даче, грубо сколоченный стол. На столе стояла пепельница, наполненная окурками сигарет "Космос" с отпечатками помады на фильтрах.
За столом сидела одесская интеллигенция и отмахивалась от мух антикварным китайским веером, на котором были изображены осы, цветы и драконы.
И знаете кем я был в этом сне? Мухой - зеленой, блестящей, с красными глазами и слюдяными крылышками. Мухой, от которой отмахивалась одесская интеллигенция.
Когда я проснулся, ансамбль "Органум" пел "Аминь".
Gloria Patri et Filio et Spiritui Sancti sicut erat in principio et nunc et semper et in secula seculorum - подумал я про себя. А потом пошел кормить кошку Басю и варить кофе для жены Люси.
*
Перебирая свой гардероб, значительную часть которого, как вы знаете, составляли смирительные рубашки, я сказал Люсе:
а почему бы нам не купить к лету пару смирительных рубашек с короткими рукавами?
И сам засмеялся над нелепостью своего предложения.
*
Приходила Одесская Литературная Общественность, листала Толстый Столичный журнал и наткнулась на мою публикацию. Гримаса отвращения исказила ее и без того не слишком доброе лицо.
- И как только такой недотепа как ты сумел туда пролезть и зацепиться?
- Попрошу без антисемитизма - сказал я, - и, вообще, полежи с мое в Третьем Отделении Психушки, а потом спрашивай...
- Насколько я знаю, это мужское отделение! - резонно возразила Литературная общественность, - ты бы меня еще в мужскую баню послал!
Я было хотел напомнить ей о сауне в санатории имени Второй годовщины Первого съезда советских писателей, но вместо этого сказал: не возбуждай и не смущай меня!
Эта фраза значительно подняла ей настроение.
*
Я поднял глаза и увидел Храмовую гору во все ее величии. Золотой купол мечети Омара сиял под лучами полуденного Солнца Правды. И вдруг на моих глазах этот купол треснул, как яйцо, и оттуда вылупилась огромная птица Рух, названная так в честь Народного Руха Украины.
Птица тотчас взмыла ввысь сжимая в когтях древнего дракона, вмещающего в себе все зло, все беззакония, все скорби и, не будем бояться украинизма, все злыдни этого мира.
И вновь я поднял глаза и увидел на вершине Храмовой горы долгожданный Третий Храм, его стены, дворы и башни. И понял я, что Стена Плача переименована в Стену Радости.
И еще я понял, что я и только я должен совершить все это!
- Идиот! - сказала мне здравая часть моей психики, - опять захотел в психушку?
- Только онейроидно-кататонического синдрома тебе и не хватало! - горестно вздохнула профессиональная часть моей психики- ну что за мегаломанический бред !
- Бред не коррегируется постановкой диагноза - огрызнулся я, и выскочил на улицу в чем был (а в чем я был?), стряхнув с себя здравую и профессиональную части души, как медведь стряхивает с себя собак во время псовой охоты.
- До встречи в Третьем Отделении психушки ! - сказала здравая часть моей психики, поднимаясь и отряхиваясь.
- На этот раз придется полежать месяца три, - вздохнула профессиональная часть моей психики.
- Сначала купил бы билет в Иерусалим! - сказал басом мужской голос.
Я тогда не понял, что это был Голос Свыше и не послушался его.
Я уже бежал по улицам Иерусалима, города трех религий и моего мегаломанического бреда.
- Роцэ тремп? Таалэ хабуб! (Хочешь подвезу? Садись, дорогой)
Я оглянулся. Рядом со мной стояла черная "Волга" с распахнутой дверцей. Из машины выглядывал Майор Валерьевич. Я сразу понял, что теперь его зовут Меер Вольф и он подрабатывает, кастрюля в Новом Иерусалиме на служебной машине Одесского КГБ.
- Как дела? - спросил я его.
- Коль беседер! - ответил Меер, - а ты что делаешь тут?
Сбиваясь, я начал рассказ о своих планах на ближайшие дни. Меер Вольф достал из бардачка "Волги" мою историю болезни и начал быстро записывать, давая мне расписываться на каждой странице. Но я подписывался под каждым своим словом. Я, конечно, успел заметить, что на лицевой странице истории болезни какой-то ребенок (внук Меера Вольфа?) написал печатными буквами "БОРЬКА ШИЗИК", но это не огорчило меня.
- Слушай, а зачем тебе все это? - спросил Меер Вольф - к чему все эти подвиги?
- Если я сделаю все это, - твердо сказал я, - Одесская Интеллигенция опять полюбит меня.
- В поднадзорную палату! - прозвучало в ответ.
*
Я лежал в поднадзорной палате Третьего Отделения одесской психушки. Зав. отделением доктор Бенкендорф делал обход. Рядом с ним в нечистом санитарском халате стоял Майор Валерьевич. - Скажите, - спросил Майор, - он действительно сошел с ума? - Вне всякого сомнения, - ответил доктор Бенкендорф.- Как у нас говорят, тронулся на всю голову. - Понимаете, доктор, - сказал Майор Валерьевич, - мы сейчас готовим статью о вреде интересных книжек. Не могли бы Вы дать официальное заключение, что этот человек (тут Майор указал на меня мизинцем левой руки) сошел с ума от неумеренного чтения этих книг? - Никак не могу. - ответил доктор Бенкендорф. - Этот сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции!
- Вы, наверное, не понимаете, с кем говорите и поэтому возражаете, - сказал Майор Валерьевич и показал доктору Бенкендорфу свою красную книжечку.
- Нет, это Вы не понимаете с кем Вы говорите, - сказал доктор Бенкендорф и в свою очередь показал свою красную книжечку.
- Ну, тогда извините, - сказал Майор Валерьевич.
*
Мне снилось, что проходя по Ришельевской я случайно наступил на тень Пушкина. Тень мяукнула и укусила меня за ногу. Проснувшись, я столкнул укушенной ногой кошку Басю с кровати. повернулся лицом к стене и продолжал спать.
*
Друг сидел в антикварном кресле, курил огромную гаванскую сигару. время от времени погружая кончик сигары в бокал с коньяком "Бисквит".
- Скажи, а если бы вместо бокала с коньяком была бы Моника Левински - начал было я, но друг резко оборвал меня - разберись лучше с Одесской Интеллигенцией, которая ненавидит тебя...
-За то, что ты пишешь слишком много стихов - хором сказали мой друг, моя жена Люся и моя кошка Бася.
*
Приходил Соученик, который рассказывал, как в середине семидесятых он видел в Москве одну молодую женщину три раза. Первый раз - при посадке в троллейбус она смяла очередь и начала через весь салон разговаривать с подружкой. Второй раз - в очереди к Мавзолею. Она с кем-то ссорилась и кричала - отстаньте! Тут все хотят посмотреть! Третий раз она сидела с ним рядом в самолете Москва-Одесса.
Что-то екнуло у меня в груди. Скажи, ты не помнишь, - спросил я Соученика, - я понимаю, много прошло времени, но... скажи, ты не помнишь, была ли у нее муфта?
- Конечно, помню. Была. Из трех хвостов чернобурки. Мне это было странно, потому что на дворе стоял июль и даже в самолете было душновато. Впрочем, она все время....
- Обмахивалась китайским веером?
- Откуда ты знаешь?
Но я молчал. Воспоминания юности нахлынули на меня.
*
Мы не искажаем реальность - любил говорить Майор Валерьевич, - мы печатаем позитив с негатива. Не дай Бог кому-то засветить!
*
В той-же огромной коммуне, где провела свою юность Одесская Интеллигенция и доживала свое Одесская Аристократия, проживала еще одна почтенная дама - Южно-русская Живописная Школа. Она давно уже ничего не писала маслом и не рисовала ни карандашом, ни тушью. Жила она на то, что было нарисовано в первое десятилетие ХХ века. После распада СССР ей предлагали персональную пенсию, если она согласится называться Южно-Украинской, она отказалась, о чем иногда сожалела. Ведь российский сыр не возражал, когда его переименовали в Новоукраинский! А я, дура, заупрямилась! -горестно восклицала она.
Когда я навещал ее, почти все картины, копии с картин и копии с копий уже были распроданы, и только темные квадраты на выгоревших обоях напоминали о былом великолепии. Да и еще манера браниться - Ты у меня сейчас кракелюром покроешься! Я тебя сейчас кистью по мольберту размажу!
После смерти Южно-русской школы и ее комната отошла Одесской Интеллигенции. Говорят, что О.И. подписала с Южно-Русской школой специальное соглашение о том, что Одесская Интеллигенция будет признавать только тех живописцев, которые работают в традициях Южно-русской школы. Этого соглашения Одесская Интеллигенция не нарушала никогда.
*
Какое-то непродолжительное время Одесская Интеллигенция была главным редактором Местной Газеты. Получив назначение, она сразу позвонила мне и предупредила, что печатать меня не будет.
Что, я так плохо пишу? - робко спросил я.
- Не имеет значения! - как отрубила Одесская Интеллигенция - просто печатать тебя это плохой тон. А я - дама светская.
Все же я однажды принес ей статью о строительстве огромной гостиницы в порту. Предполагалось, что памятник Дюку будет смотреться на фоне высотного здания лучше, чем на фоне гавани.
Это предположение мне не нравилось.
О.И. прочитала первый абзац и как затопала! как затряслась!
Уходи-ка ты домой - говорит, - не хочется убивать тебя самой - говорит. Тебя тут просто не стояло. Ты тут не существуешь. А Одесса смотрит в будущее!
- Я мыслю, значит я существую!
- Сумасшедший! - закричала Одесская Интеллигенция - тот, кто мыслит, как раз и не существует!
- А кто не мыслит?
- Тот тем более не существует!
- А кто же существует?
- Тот, кто зарабатывает! - подвела черту под нашим диалогом О.И. И примирительно сказала: Вечером загляни ко мне на чашку чая. Разногласия не должны влиять на личные отношения. Главное - чувства. Единогласно?
*
Друг сидел в антикварном кресле и курил гаванскую сигару. Бокал с коньяком "Бисквит" стоял на круглом столике в стиле Тонет.
Сигара не испускала дым, коньяк не радовал ароматом, друг не отбрасывал тени. Он говорил что-то несуразное, вроде того, что нынешняя молодежь неспособна отличить гаванскую сигару от гавайской гитары и не найти никого, кто бы прочел наизусть Катулла.
Я было начал читать, но друг погрозил мне раздвоенным пальцем и сказал: на латыни, дружок, на латыни!
И я замолчал.
Вечер не удался.
*
Как-то Московская Диссидня решила еще раз разыграть Одесскую Гебню и опять начала рассказывать, что передаст в Одессу чемодан интересных книжек. Одесская Гебня посоветовалась с Майором Валерьевичем и решила не беспокоиться ради еще двухсот экземпляров "Малой Земли". Поэтому Дружка встречали только мы.
В чемодане была настоящая антисоветская библиотека. Мы радовались неделю. А через неделю Гебня догадалась, что над ней глумились, и конфисковала книги - почитать и занести в протокол.
*
Привычно подошел к буфету, достал оттуда бутылку "Бисквита" и открыл ее. И вдруг из горлышка вырвался густой сигарный дым, а в его клубах появился друг, как всегда - в широкополой фетровой шляпе с черной атласной лентой и кашемировом пальто до пят. Сигару он держал на отлете.
- Что, соскучился бедный? - спросил друг, - а ведь ты сумасшедший. Сумасшедшие скучать не должны. Можешь поговорить хоть со мной, хоть с гитарой семиструнной...
- Да, - грустно ответил я, - я сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции.
- Нет, - ехидно возразил друг, - ты сошел с ума не от любви, а от избытка дофамина в синапсах твоих паршивых нейрончиков!
- Ах вот ты как! - вскричал я, - так вот же тебе! И принял две таблетки галоперидола. Друг согнулся в три погибели и исчез.
*
В детстве Одесская Интеллигенция больше всего любила играть в куклы. У нее были не только резиновые красные шапочки с дырочкой в правом боку, вопреки нормальной анатомии, не только полностью замкнутые целлулоидные пупсы, но и немецкие куклы из ГДР, которые тихо мяукали.
На дни рождения ей дарили кукол, умеющих закрывать на все глаза.
Потом она становилась на табуретку и читала стихи Пастернака "Снег идет", хотя день рождения у нее летом.
Потом ей задавали вопросы. Поскольку традиционный вопрос "кого ты больше любишь папу или маму?" был в данном случае неуместен
( отец именинницы был не установлен), ей задавали вопрос, кем она хочет быть, когда вырастет.
На этот вопрос она неизменно отвечала: я буду Одесской Интеллигенцией!
Однажды ее спросили: а твои куклы кем будут, когда вырастут?
Именинница тотчас ответила: Они будут моими знаковыми фигурами!
Гости долго аплодировали и смеялись. И, как оказалось, совершенно напрасно.
*
Как-то в Городском Полуподвальном Клубе состоялась выставка копий репродукций картин художников, которые были близки с Южно-Русской Школой. Сама Южно-Русская Школа в то время еще была жива, но уже не могла передвигаться самостоятельно. А о том, чтобы скатить коляску по крутым ступеням Полуподвального Клуба речи не было. Но, по просьбе почтенной дамы, мы подвезли ее ко входу в клуб загодя, и она, сидя в каталке, лорнировала авторов картин, с которых были сделаны копии.
-Я чрезвычайно огорчена! - сказала Южно-Русская Школа, - я не помню ни одного из этих мужчин, а тут - она указала дрожащим деформированным пальцем на афишу, написано, что все они были со мной близки... Вот она, старческая память!
-Не огорчайтесь, - сказал я, - скорее всего Вы никого из них в глаза не видели.
- Молодой человек! Вы премного меня утешили! - сказала Южно-Русская школа, - нагнитесь, я поцелую Вас в щечку!
*
Одесская Интеллигенция стояла в коротком платьице и белом кружевном фартучке, сохранившемся у нее со школьных времен, когда она была отличницей и имела пленительную привычку, склонившись над партой, высовывать кончик язычка, что подчеркивало особую старательность. Эта привычка осталась у нее и теперь. Что до фартучка, то в пору "бури и натиска" он использовался как эротический костюм, а ныне был разжалован в кухонные принадлежности.
На столе перед Одесской интеллигенцией стояли ее знаковые фигуры. Она ополаскивала каждую в тазике с мыльной водой, промывала под краном и насухо вытирала китайским полотенчиком, после чего вешала их на елочку рядом с шариками, белочками и звездочками.
Потрясенный этим зрелищем я повернулся, вышел за двери и со всех ног бросился бежать вниз по лестнице. Только выбежав на улицу и отдышавшись я понял, что через несколько часов наступит Новый 1896 год...
Или я опять что-то напутал?
*
Приходил друг и рассказывал, что Одесская Интеллигенция ненавидит меня за то, что я пишу много стихов. Я было хотел в сотый раз объяснить другу, что за стихи меня ненавидит Одесская Литературная общественность, но того и след простыл.
Только бокал с коньяком "Бисквит" стоял на восьмиугольном столике в стиле арт-деко и кубинская сигара слегка дымилась в пепельнице из чешского хрусталя.
*
На одиннадцатом году после распада СССР Одесская Интеллигенция вступила в клуб "Думаю и говорю по-русски". Но на заседаниях этого клуба утверждала, что думать и говорить нужно по-украински. Одесская Литературная Общественность при этом вздыхала и говорила: - По-русски, по-украински - все равно, лишь бы с нашим одесским акцентом. - Ша! Ты не у себя на Молдаванке, - обрывала ее Одесская Интеллигенция.
*
Приходил друг, сидел в антикварном кресле, курил гаванские сигары, гладил кошку Басю, почему-то называя ее при этом "Люся".
Я ему так и сказал: ты мою жену Люсю с моей кошкой Басей не путай. Уж лучше путай Одесскую Интеллигенцию с Одесской Литературной общественностью, как обычно!
-Ой, чуть не забыл сказать тебе, что Одесская Интеллигенция тебя ненавидит! - как бы между прочим ответил невпопад друг.
- Да заткнись ты! - закричал я.
Друг запустил в меня сигарой и в свою очередь закричал: Это вам не старые времена, когда вы, коммуняки, могли затыкать нам рот!
-Да! Это вам не старые времена! - закричал Майор Валерьевич, сгустившись из воздуха - на чужой роток не наедет твой каток! И оба тут же исчезли.
Но тут возбудился я: Это я коммуняка! Да вы что с ума все посходили?
Потом вспомнил, что это я сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции и замолчал.
А тут и Люся подоспела с новой смирительной рубашкой - воротник под бабочку. Фирма.
*
Кошка Бася потерлась о мою ногу и спросила: А где Люся?
- Пошла в супермаркет за продуктами - честно ответил я.
- Если тебе не трудно, позвони ей немедленно и скажи, чтобы она ни в коем случае, слышишь, ни в коем случае не покупала корм "Вискас" с такой синенькой полосочкой, там еще написано "Вкусный обед с лососем и форелью с привкусом красной икры".
Я, конечно, сразу позвонил Люсе и попросил, чтобы она взяла как можно больше корма с синенькой полосочкой. Я прекрасно знал, Басю. Если она говорит "ни в коем случае", это означает - "обязательно и побольше". Эти манеры она заимствовала у Люси.
В эту ночь мне приснилась Люся, которая гладила Басю, приговаривая: Лучше бы я была Одесской Интеллигенцией,
а ты, Бася, - муфтой из трех хвостов чернобурки!
Я проснулся с криком "НЕТ!!!"
*
Прежде чем сесть в антикварное кресло, друг двумя раздвоенными пальцами снял с бархатной терракотовой обивки несколько волосков. Чьи это волосы? - брезгливо спросил он. Я положил один волосок под микроскоп и, внимательно изучив его, сказал: это волосок из хвоста черно-бурой лисицы.
Правого или левого? - спросил друг, который был что называется в курсе дела. Среднего - ответил я.
Для тех, кто не следит за этим скорбным повествованием, напоминаю, что Одесская Интеллигенция не расставалась с муфтой из трех хвостов одной чернобурой лисицы. Кстати, голов у этой лисицы было тоже три.
Боже, сколько лет я не брал в руки пылесоса! - подумал я.
Вот именно! - сказала кошка Бася, - шерсть живой кошки ложится поверх шерсти мертвой лисы.
Это китайская мудрость? - спросил я Басю. Но никакой китайской мудрости не было.
*
Приходил друг, курил гаванскую сигару, прихлебывал коньяк "Бисквит". Рассказал, между прочим, что хотя Одесская Интеллигенция и ненавидит меня, но послала мне запрос на добавление в друзья на ФБ.
- Да знаю я!
- А почему же ты не отвечаешь взаимностью старой знакомой?
- Она забанит меня через десять минут после того, как я включу ее в список друзей !
- Не забанит! Держу пари!
- На бутылку "Бисквита" и коробку сигар? Мои запасы подходят к концу.
- Твои запасы бесконечны - как-то странно ответил друг, - Удивительно, что ты сам не заметил этого.
И тут до меня дошло. Бутылку коньяка "Бисквит" и коробку сигар "Ромео и Джульетта" мне подарили в 1986 году. И я регулярно попиваю коньяк и покуриваю эти сигары, да еще и не один, а с другом! А бутылка почти полна, да и сигар в коробке хватает.
Не может быть! Да есть ли у меня вообще этот коньяк? Есть ли у меня эти сигары? И, что важно, есть ли у меня этот друг?
Я поднял глаза. Так оно и есть: ни коньяка, ни сигар, ни друга. Я уныло пошел к компу и включил О.И. в список друзей.
Она забанила меня тотчас.
*
Позвонила Одесская Интеллигенция и заорала в трубку: Все! Надоело! Я вычеркиваю тебя из списка своих знаковых фигур!
-Успокойся, дорогая, - примирительно отвечал я, - вычеркивай, но только не волнуйся, тебе уже не двадцать лет...
- Негодяй! Даже сейчас ты не можешь не намекнуть женщине на ее возраст!
- Прости, я имел в виду двадцатые годы двадцатого века, годы расцвета одесской культуры....
Но в трубке уже звучали короткие гудки. Впрочем, через пять минут она мне позвонила вновь.
- Я не вычеркиваю тебя из списка знаковых фигур! А знаешь почему? Тебя там никогда не было! Ты понял! И никогда не будет! И что за помехи в трубке?
Никаких помех не было. Это мурчала Бася, которую я не переставал гладить все это время.
*
Мой лечащий психиатр уехал во Львов и к Международному Дню Госпитализации прислал мне оттуда смирительную вышиванку. Я попросил Люсю завязать мне сзади рукава бантом и долго вертелся перед зеркалом. Я был очень доволен. Люся же смотрела на меня настороженно.
- Теперь в пятом отделении психушки ко мне будут относиться, как к настоящему гражданину Украины! - гордо возгласил я, впадая в маниакальное состояние.
- Этого-то я и опасаюсь - грустно сказала впадающая в депрессию Люся.
Не забыть бы - много лет назад я сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции.
*
Еще при Софье Власьевне тунеядцев и спекулянтов в Одессе начали высылать на седьмой километр по Овидиопольской дороге. Дальше не вывозили из экономии бензина для милицейских машин.
Тунеядцы и спекулянты прижились на новом месте. Рядом находилась огромная свалка. Новые поселенцы умудрились выгодно продать все выброшенное, а в опустевших контейнерах поселились сами.
Постепенно слова Седьмой Километр стали писать с большой буквы и на этом месте вырос самый настоящий торговый город.
Аренда контейнера стоила дороже, чем покупка квартиры. У Одесской Фарцы было четыре контейнера в самом центре этого города. Но потом город так разросся, что покупатели до центра не добирались, и Одесской Фарце пришлось поменять четыре контейнера на два, зато на самой окраине, недалеко от бензозаправки.
*
Зашел к Одесской Фарце узнать, нет ли у нее приличного костюма пятого роста. У Фарцы не было костюма, у нее было горе. Она рыдала. Одесский Бомонд сбежал от нее с Московской Пропиской.
Выяснилось, что это уже третий Бомонд, которого Московская Прописка уводит от Фарцы.
Где было три- там будет и четвертый - сказал я. Одессы без Бомонда не бывает, а куда Бомонд от тебя денется?
Фарца вытерла слезы. высморкалась и улыбнулась. На месте золотой фиксы в ее улыбке чернела дыра, в которой торчал какой-то штырек.
Одесская Фарца перехватила мой взгляд и оживилась. Я ставлю имплант! - затараторила она, - Сейчас я объясню тебе, что это такое.
Я ушел от Фарцы через час, так и не получив четкого представления, что такое имплант. Поскольку костюм мне не оторвался я отправился прямиком к знакомому Христопродавцу и приобрел у него икону восемнадцатого века московских писем.
*
Однажды Московская Диссидня решила разыграть Одесскую Гебню. Она отправила в Одессу своего Дружка, рассказав, где надо и не надо о том, что Дружок отвезет в Одессу чемодан интересных книжек. На самом деле в чемодане лежало 200 экземпляров книги Леонида Ильича Брежнева "Малая Земля". Первого апреля на перроне Одесского вокзала Дружка встречали мы с Одесской Интеллигенцией и Одесской Литературной Общественностью. Но кроме нас были и другие встречающие. Это были известные Мизера, прозванные так за то, что ходили парой. Мизера подхватили Дружка под локотки и поволокли к выходу в город. Выводили его для острастки через дверь, над которой красовалась надпись "ВЫЕЗДА НЕТ" . Ее, надпись, повесили специально для отказников.
Мы ждали, что к вечеру Дружок присоединится к нашей компании. Не тут-то было. Одесская Гебня пришла в ярость и тут же пришила Дружку дело о подготовке к уничтожению тиража книг Леонида Ильича. По версии Гебни, уничтожение должно было состояться в Одессе. Нашлись свидетели, лично видевшие, как коварный замысел зарождался в милой головке Московской Диссидни. Нескольких интеллигентов, пытавшихся купить в магазине "Политиздата" произведения Леонида Ильича тут же задержали по подозрению в соучастии.
Но Московская Диссидня тоже была не лыком шита и тщательно выбирала курьера. Вскоре выяснилось, что дедушка Дружка был зам. министра Обороны.
И, через неделю после задержания, Дружок уже пил Одесское Шампанское в нашей компании. Правда, Одесская Литературная общественность держалась напряженно и несколько раз патетически сказала, что уничтожение любого литературного произведения - грех, граничащий с преступлением. Но после второй бутылки и она повеселела.
*
Был ноябрь 2005 года. Друг сидел в моем антикварном кресле и курил огромную кубинскую сигару, обмакивая ее в бокал с коньяком "Бисквит". Знаешь новости? - спросил друг. - Смотря какие - ответил я.
- Те, которые рассказывает Одесская Интеллигенция.
- Не знаю, - ответил я, - мы с ней давно не общаемся.
Ах, да! - друг ударил себя по лбу, я все время забываю... Она тебя ненавидит за то, что ты пишешь много стихов... Или я опять перепутал?
- Это все равно, - сказал я, - выкладывай новости!
- Состоялся совместный конгресс Сионских мудрецов и Союза Русского Народа, посвященный столетию первой русской революции. Сионские мудрецы признали тезис Союза Русского Народа, что все коммунисты суть евреи!
- И?
- И теперь партбилет члена КПСС автоматически меняется на свидетельство о еврейском происхождении с правом на немедленную репатриацию.
- А партбилеты КПРФ и КПУ?
- Не проходят! Только КПСС!
- Ну, эти, наверное, давно уничтожены.
- Не скажи. Многие их сохранили вместе с царскими купюрами - на всякий случай. Вот Майор Валерьевич репатриируется...
-Да, - вздохнул я, - он теперь Майер.
- Я всегда был Майер! - закричал сгустившийся из воздуха Майор Валерьевич. И, замахнув пейсы за уши, вновь растворился в воздухе.
*
Получил открытку к Хануке от Майора Валерьевича. Пишет, что он уже не Майор, и даже не Майер, а Меер.
*
Майор-Майер Валерьевич позвал меня в гости перед отъездом на ПМЖ. Он сразу повел меня в свой домашний кабинет, где я никогда не был. На стене висел портрет Дзержинского в костюме хасида работы живописца Краснобородера.
На книжных полках стояли интересные книжки, изданные за рубежом в шестидесятые-восьмидесятые годы. Несколько книжек я сразу узнал. Их в свое время конфисковали почитать из моей библиотеки.
-Забирай их все! - сказал Майор Валерьевич, - когда-то они были важными вещественными доказательствами по общему делу, а сейчас?
И, воздев руки к потолку и возвысив голос туда же, Майор Валерьевич завершил свои слова :
"Ни на что книги сии более не годны, разве только выбросить их вон на попрание людям. Ибо потеряли они силу свою!"
Я подумал, что в его новом статусе, впрочем, как и в прежнем, евангельские ассоциации совершенно неуместны.
Но вслух сказал: Ве имру: Омейн!
*
Снился эротический сон с участием Одесской Интеллигенции. Откровенную сцену наблюдали два десятка уже немолодых людей.
Я смутился, но Одесская Интеллигенция сказала: Не обращай внимания! Это мои Знаковые Фигуры. Они теперь всюду со мной.
Действительно, каждая фигура подавала какой-то знак. Все лица были мне знакомы, но узнать я никого не мог.
Проснувшись, я долго думал, где и когда я их видел. И, наконец, вспомнил. Я видел их всюду и всегда.
*
Одесская Агентура сидела в баре, потягивая коктейль через пластмассовую трубочку. Я подошел к ней со своим стаканом. Мы обменялись относительно невинными поцелуями в щечку.
Послушай, - сказал я, - в прежние времена ты задавала мне много неделикатных вопросов. Могу я теперь задать подобный вопрос тебе?
-Задавай, но я могу не ответить!
-Майор Валерьевич по секрету говорил мне, что когда вы с ним поженились, ты оказалась невинной девочкой...
-Это правда - ничуть не стесняясь - сказала агентура. Более того, у тебя тоже есть шанс....
-????
- Да, в твоих объятиях я тоже окажусь невинной девочкой...
- Не смеши меня! Это с твоим опытом и в твоем возрасте?
- Не хами. Ты не имеешь даже приблизительного представления ни о моем опыте, ни о моем возрасте...
- Так как тебе удается сохранять невинность?
- Я возвращаю девственность, погружаясь в воду, гордо откинув голову сказала Агентура.
- Ты хочешь сказать...Ты хочешь сказать... Ты - Киприда, Афродита, Венера?
- Ты говоришь - отчеканила Агентура.
- Ты? Богиня любви?
- Времена меняются и мы меняемся с ними - на чистейшей латыни сказала Агентура. Какая сегодня любовь, такая у нее и богиня... Ладно, я дарю тебе твой шанс!
- Прямо здесь?
-Да, но не так, как ты думаешь. Оглянись.
Я оглянулся. Передо мной стояла прекрасная женщина с черной кошечкой на руках.
- Знакомься, - сказала красавица, это - кошка Бася.
- Знакомься, - сказала кошечка, - это моя хозяйка Люся
*
Ты не думай, что мы воевали только с вами, читателями интересных книжек - говаривал Майор Валерьевич при наших последних встречах, - у нас тогда в основном была антитеррористическая направленность работы. И вообще, мы с тобой старые товарищи. Так что оставь эти свои формальности "Майор Валерьевич, Майор Валерьевич"! Называй меня просто товарищ Майор. А вообще-то я - Майер, и у меня двойное гражданство. И Майор Валерьевич показал мне израильский паспорт. "Барух Ха-Шем" - подумал я про себя, а вслух сказал: "Ну Вы даете!"
*
Однажды Одесская Интеллигенция, заподозрив меня в плохом, весь вечер проговорила со мной о художественных достоинствах книги Леонида Ильича Брежнева "Малая Земля". Я в ответ поставил ей пластинку "Песни о советской милиции".
Одесская Интеллигенция выразила свое восхищение текстами песен, заметив, что эти тексты гораздо лучше моих стихов, где, как известно, нет ничего, кроме секса и насилия.
Я прямо спросил, имеет ли она что-то против секса. Одесская Интеллигенция, не говоря ни слова, бросила муфту на антикварное кресло и начала раздеваться. Она даже не попросила меня отвернуться и не пыталась прикрыться китайским веером.
С того вечера "Песни о советской милиции" стали моей любимой пластинкой. Только "Гимны республик СССР" могли с ней конкурировать.
*
Я сидел с Одесской Интеллигенцией и Одесской Литературной Общественностью в баре "Красный уголёк" за чашечкой кофе и сигаретой "Шипка". Неожиданно в бар вошли два человека в длинных плащах и фетровых шляпах. У каждого в правой руке была красная книжечка, впрочем, книжечки они могли бы и не показывать. Все было написано на их лицах. Ни слова не говоря, они подхватили меня под локотки и, спиной вперед потащили меня к гостеприимно распахнувшей свою дверцу черной "Волге". Дверца захлопнулась. Через десять минут я уже сидел в просторном кабинете в огромном доме на углу ул Бабеля и ул Бебеля. Меня усадили на стул, рядом сидел мой знакомый художник, а между нами сидел... Карл Маркс! С бородой, как на портрете, в костюме Х1Х века!
Это что - кино снимают -спросил я?
Нет - ответил какой-то следопыт, - это юридическая процедура опознания.
Через пять минут в кабинет вошел несколько растерянный молодой человек. Он скользнул взглядом по нашим лицам, ткнул пальцем в жилетку Карла Маркса и сказал - "Этот!".
Тотчас Маркса уволокли.
И чей-то голос сказал: А вы, Херсонский свободны! В разумных пределах, конечно....
Я очнулся связанным в поднадзорной палате пятого отделения психушки.
*
Для тех, кто присоединился к нам только что, сообщаю, что я сошел с ума от любви к Одесской Интеллигенции. Беда в том, что эту любовь я ошибочно принимал за ненависть к Советской Власти, за что и поплатился.
*
Звонил друг, сказал, что скоро придет в гости. Я достал из буфета початую бутылку коньяка "Бисквит", коробку с огромными кубинскими сигарами, которая хранилась у меня с 1976 года, нарезал три сорта сыра на досточке Кузнецова с голубыми птичками, украсил все это гроздью винограда и начал ждать. Ждать пришлось довольно долго.
Друг пришел крайне возбужденном состоянии. У меня для тебя фантастическая новость! - прокричал он с порога.
- Ты хочешь сказать, что Одесская Интеллигенция ненавидит меня за то, что я пишу много стихов? Так запомни, за это меня ненавидит Одесская Литературная общественность. С Одесской Интеллигенцией у меня другое....
- Ты мне лучше скажи. хочешь ли ты видеть и слышать этих милых дам?
- Нет, конечно.
-А ты хочешь, чтобы они видели и слышали тебя?
- Разумеется нет!
Так вот смотри! - друг достал из кармана нечто, похожее на диктофон, - это мне одолжил Майор Валерьевич специально для тебя. Ты должен сказать в микрофон: я не хочу видеть и слышать Одесскую Интеллигенцию и Одесскую литературную общественность.
-И?
-И все. Ты их не увидишь и не услышишь. И они тебя тоже. Это последнее изобретение КГБ до распада СССР. Собственно СССР и распался потому, что кто-то из секретных ребят в шутку сказал вот в этот самый микрофон: я не хочу видеть и слышать СССР!
- Врешь!
- А ты проверь! Только умоляю, ничего глобального!
- Но можно упомянуть Союз Литераторов и Издательский Холдинг?
-Это можно.
И я произнес нелепое заклинание в микрофон. И тут же друг повел меня в Городской Полуподвальный Клуб. На мой взгляд клуб был совершенно пуст. А на его взгляд полон. Я ничего не слышал. А друг кому-то говорил какие-то слова. Но самое страшное - со стола исчезали бутерброды один за другим! И чья-то незримая для меня рука снимала тюльку с канапе, не притрагиваясь к хлебу....
*
Лет пять назад я шел по Канатной и вдруг услышал знакомое: Доктор, садитесь!
Боже! Рядом стояла черная винтажная "Волга" с приоткрытой дверцей. Из машины выглядывал весьма хорошо сохранившийся Майор Валерьевич! Любопытство взяло верх и я сел в машину.
- А где же Одесская Агентура? - спросил я.
- Она ждет нас дома с ужином.
- У себя?
- У нас. Мы уже двадцать лет женаты. И - ты не поверишь! - ее поведение было обманчиво. В ней сохранялось комсомольское целомудие, ох, прости, целомудрие. В первую брачную ночь она оказалось девственницей! Ты не удивлен?
-Нет, - честно сказал я. А про себя подумал - во-первых я еще верю в чудеса, а во вторых хорошо знаю, каким способом девушки восьмидесятых сохраняли девственность до свадьбы.
*
Снился Майор Валерьевич. Во сне он был одет в какие-то обноски. В руках у него была палка с гвоздем, которой он норовил ткнуть меня в глаз, приговаривая: "Кто старое помянет, тому глаз вон"!
"А кто забудет, тому - два" - вспомнил я окончание поговорки.
И страшное видение рассыпалось в прах, как от волшебного заклинания.
Под утро мне снилась кошка Бася, которая охотилась за моими ногами. Как оказалось, это был не сон....
*
Одесская Интеллигенция лежала на моем диванчике, как на нудистском пляже, положив под голову муфту из трех хвостов чернобурки и обмахиваясь китайским веером, хотя был уже конец октября и в комнате было прохладно. Я стоял у окна и курил в форточку огромную гаванскую сигару, обмакивая ее в бокал с коньяком "Бисквит".
Слушай! - сказал я, - ко мне ты приходишь как к себе домой и ведешь себя довольно свободно. Но почему ты никогда не зовешь меня к себе. Не все же мне чистить для тебя тюльку заводского посола. Могла бы сварить мне куриный бульончик, который я ненавижу с детства.
-Не скажу, а то ты обидишься.
- Скажи.
- Скажу, только ты не обижайся.
- Ну?
- Понимаешь, ты, конечно не обрезан, но в остальном у тебя типично еврейская внешность.
- В чем проблема? Ты же интернациональна!
- Да, я интернациональна! Но я потенциальная наследница Одесской Аристократии. Поэтому у себя дома я должна быть хоть немного антисемиткой.....
*
- Садитесь, доктор, подвезу! - из остановившейся рядом со мной черной Волги на меня смотрело честное скуластое лицо Майора Валерьевича. Рядом с ним сидела Одесская Агентура.
Отказать Майору Валерьевичу в этой просьбе? Нет, уж лучше отказать ему в чем-то другом.
А ну, пошла на заднее сиденье! - прикрикнул Майор Валерьевич на Агентуру, - доктор сядет рядом со мной.
- А может на заднем сиденье рядом со мной? - с придыханием прошептала Агентура, - я им займусь нежно...
Лав ми тендер, лав ми суит! - пошутил Майор Валерьевич, - нет он сядет рядом со мной а по дороге он споет мне песенку "евреи, евреи, круглом одни евреи". Я слышал ее только в записи на протоколы, а мы любим живой звук.
- Петь не буду, - мрачно сказал я, усаживаясь рядом с Майором Валерьевичем, - слуха нет и слов я не знаю.
- И не такие пели! - улыбнулся Майор Валерьевич, - ничего, не хочешь петь тут, для души, будешь петь в моем кабинете под запись!
За этим приятным разговором мы быстро достигли цели. Я вышел из машины и вдруг понял, что Майор Валерьевич подвез меня к дому Одесской Интеллигенции! Мы были в ссоре и никакого желания подниматься к ней у меня не было. Благо, двор был проходной и я быстро прошмыгнул на другую улицу. Но не тут-то было. Черная Волга уже ждала меня.
- Испугался женщины! - укоризненно сказал Майор Валерьевич, - а советской власти не боишься.... Будешь теперь ехать на заднем сиденье рядом с Одесской Агентурой!
-Только не это! - ответил я. - Уж лучше пешком.
- Может ты - гомик? - спросила Агентура, и запела дразнилку из мультфильма: Голубой, голубой, не хотим играть с тобой!
*
Я зашел к Одесской Аристократии забрать выполненный ею перевод статьи Когана "О детерминированных и недетерминированных элементах мышления больных шизофренией". Работа была написана одесским психиатром на немецком языке и напечатана в немецком же журнале еще в двадцатые годы...
Одесская Аристократия предложила мне кресло, а сама уселась на диванчик, держа в одной руке пепельницу, а в другой - дымящуюся папиросу "Север". Говорили о Флоренском и Бердяеве, но чувствовалось, что Одесская Аристократия хочет поговорить о чем-то менее возвышенном.
- Скажите, Борух (она называла меня так, чтобы подчеркнуть свое юдофильство) у вас с моей соседкой что-то серьезное? С Одесской Интеллигенцией?
- Скорее да, чем нет - честно признался я.
- То-то она спрашивала меня, не буду ли я возражать, если к ней будет заходить интеллигентный бородатый крещеный еврей!
- И что вы ответили?
- Сказала, что пусть хоть негра приведет, лишь бы не этого козла из горкома! - едва ли не вскрикнула Одесская Аристократия.
Ой! Я кажется сказала что-то лишнее! Вы уж, голубчик, простите меня, старую. Я не знала, что это Вас огорчит.
*
Как-то я шел по Дерибасовской и издалека заметил Одесскую Литературную общественность. Зная ее обидчивость, я тотчас помахал ей рукой, а подойдя ближе низко поклонился и сказал: Здравствуйте, Одесская Литературная Общественность!
Что за церемонии? - спросила она, - во-первых мы давно на "ты". А во-вторых ты можешь называть меня просто "Тусня". А еще лучше - Туся, Тусечка. И, чмокнув меня в щеку, она помчалась навстречу Издательскому Холдингу, который шел изящно пританцовывая и помахивая тросточкой девятнадцатого века с серебряным набалдашником.
*
Скажи мне - спросил я Одесскую Интеллигенцию во время очередного телефонного разговора, если ты такая либеральная ...
- Да, я такая либеральная! - не дала мне договорить О.И., а что?
- Если ты такая либеральная то почему тебя поздравляет горком партии со всеми советскими праздниками?
- Что? Где? Когда? - встрепенулась Одесская Интеллигенция.
- Да вот, читаю: Поздравляю с годовщиной Великого Октября интеллигенцию города Одессы! Во всех газетах города напечатано, между прочим. Первый подписал.
- Так это он меня как прослойку - растерянно сказала О.И.
- Как подстилку, а не как прослойку - решительно сказал я. Кто вернул мне книгу антисоветчика Медведева с закладочкой - мандатом делегата пленума одесского горкома КПУ...
- Мало ли...
- выписанным на твое имя!
На минуту воцарилось молчание...
-Да! - зачастила О.И. в трубку, да, я партийная, да, я член пленума горкома, да я....
- Знаю я, кто ты...
- Не намекай на плохое! Зато я могу читать Архипелаг ГУЛАГ прямо на пленуме!!!
-Можешь? - удивленно спросил я.
- Могу - с некоторой неуверенностью в голосе ответила О.И. Но вообще я там читаю Агату Кристи.
*
Майор Валерьевич встретил меня у входа в гостиницу "Одесса" и, почти нежно сказав "Следуйте за мной", повел меня в комнату за стойкой администратора. В комнате стоял огромный письменный стол, кресло и металлическая табуретка, намертво прикрученная к полу. Чтоб не двинули по голове - подумал я. И как в воду глядел - на стене была мраморная мемориальная табличка в память о Подполковнике Трофимовиче, погибшем в этом кабинете от руки врага, предательски нанесшего ему удар "предметом мебели". Рядом висел протокол о приведении приговора в исполнение, под стеклом в антикварной золоченой раме.
Но не это поразило мое воображение. На письменном столе, скрестив ноги так, что была видна знаменитая черная подвязочка на кружевном чулке, улыбаясь сидела Одесская Агентура.
Чего расселась, бесстыдница - примирительно сказал Майор Валерьевич - ты бы еще легла.
Могу - осклабилась Агентура и, сняв ногу с ноги, чуть раздвинув коленки, откинулась назад.
При нем? - игриво спросил Майор Валерьевич, кивнув в мою сторону.
С тобой - при нем, с ним - при тебе, с той же улыбкой сказала Одесская Агентура, - не все ли равно? Я девушка не стеснительная.
Пошла вон, сука! - ласково сказал Майор Валерьевич, - а с вами, Херсонский у нас состоится серьезный разговор!
-О чем?
-Не о чем, а о ком. Об Илье Эренбурге.
- Илья Эренбург, - голосом автоответчика начал я, - крупный советский писатель, лауреат сталинской премии...
Зачет! - сказал Майор Валерьевич и сделал какую-то отметку в своей записной книжке.
*
Когда мы в очередной раз смертельно разругались с Одесской Интеллигенцией, мы поставили в ужасное положение Одесскую Литературную Общественность. Я не ходил на литературные вечера, потому что не хотел видеть Одесскую Интеллигенцию, а Одесская Интеллигенция не ходила на эти вечера потому, что не хотела видеть меня. Поэтому около года на свои вечера Одесская Литературная Общественность приходила одна.
*
Звонила Одесская Агентура, спрашивала нет ли интересных книжек, вообще, как дела, с кем виделся, кто что мне говорил.
Я предложил ей воспоминания Леонида Ильича Брежнева "Малая земля", "Возрождение", "Целина".
Надо сказать, что Одесская Агентура не растерялась и задала по каждому источнику по нескольку вопросов.
По "Малой земле" - имеется ли в виду Земля Обетованная, Эрец Исроэль.
По "Возрождению" - как я отношусь к возрождению монархии в СССР.
По "Целине" она, нисколько не смущаясь, спросила, не идет ли речь о лишении девственности и как я отношусь к этому вопросу.
Я отбивался, как мог. Через полчаса после окончания разговора с Агентурой мне позвонила Одесская Интеллигенция и похвалила меня за то, что я лихо отделался от Агентуры. Создавалось впечатление, что во время беседы о книжках Леонида Ильича Агентура и Интеллигенция сидели рядышком.
Потом выяснилось, что так все и было. Они даже заключили какое-то пари на мой счет. Одесская Интеллигенция выиграла, потому-то и нахваливала меня всласть.
*
Однажды Одесская Интеллигенция пришла ко мне с литровой банкой, наполненной соленой черноморской тюлькой и, несколько смущаясь, попросила меня разделать рыбку. Понимаешь, - сказала она вкрадчиво, - я ведь никогда не разделываю тюльку, я просто ее ем. Я - чистый потребитель в обществе потребления!
Делать нечего - я справился с заданием минут за пятнадцать, а вот Одесская Интеллигенция уничтожила плоды моих трудов минуты за две. Потом, достав из муфты платочек с инициалами О.И. в уголке, она вытерла губы, подкрасила их винтажной помадой "Знамя коммунизма" и сказала: Понимаешь, в Городском Полуподвальном Клубе уже три месяца, как нет презентаций с фуршетами! Положение было просто безвыходным. Куда смотрит Литературная Общественность?
- Она смотрит в глаза своему молодому кудрявому мужу - ответил я.
Мужу? - саркастически воскликнула Одесская Интеллигенция, - да она изменила ему в первую же неделю с каким-то Издательским Холдингом. Она, - тут моя гостья перешла на шепот, - рассказала мне, что муж ее совершенно не удовлетворяет!
-Лучше бы ее не удовлетворяло качество ее стихов - огрызнулся я.
*
Мы собирались на свадьбу. Одесская Литературная Общественность выходила замуж за Союз Литераторов. Это был кудрявый красавчик, пробуждавший гомоэротические фантазии у самых закоренелых гомофобов. Говорят, что известный игумен в свое время приглашал Союз Литераторов пройти послушание в его пещерном монастыре, а Одесский Балетмейстер даже приглашал его станцевать принца в балете "Лебединое озеро". Послушником Союз Литераторов так и не стал, а принца в балете станцевал, но без особого успеха.
О его похождениях ходили легенды. Самым абсурдным (дамы, не читайте!) было то, что к его члену прилагается членский билет Союза Литераторов с настоящей печатью. Я в это не верил. Но во время церемонии в ЗАГСе жених таки да вручил членский билет Союза скромно опустившей глаза Одесской Литературной общественности.
Гуляли в Городском Полуподвальном клубе. Люся была в платье от Рабиновича, а я - в новой нарядной смирительной рубашке, с завязанными за спиной рукавами и вышитым из политических соображений воротником. Погуляли славно.