РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВУлья Нова
Огни
03-11-2008 : редактор - Женя Риц
Скульптор.
Скульптор думает в бронзе.
А мать скульптора думает в прозе.
Тесть скульптора думает: «Брось ты!»
И еще постоянные просьбы
Младшей дочки:
«К морю бы! К морю бы!»
Отсекая слои от глыбы,
Скульптор видит глаза и губы.
И доносится: «Не могли бы…»
И настоятельно: «Дайте волю мне!»
Скульптор думает ночью:
«Смерть заманчива. Очень!
А, особенно, когда осень.
И голый ясень на даче.
Вдруг, накатит, и нету мочи.
Понимаешь, что тело — мощи.
Признаешься, что дело жизни
Одурачило. Мало значит».
Скульптор думает глиной:
«Мир иной, без сомненья, мнимый!
Существует лишь то, что зримо.
И ранимо, как вздох в гостиной.
Остальное все миф и пена…
Но из пены же вышла дева,
Белокурая, с теплым телом,
С ароматом жасмина?»
Скульптор спит, а жена плачет.
В двадцать видится все иначе.
Улыбаешься: «Мне без сдачи!»
В тридцать кажется: время лечит.
Но удача играет в ящик.
А судьба к пустырю тащит.
Настоящее неблестяще.
И под боком храпит нечто…
Скульптор в очереди за хлебом
Хрипло думает: «Неба мне бы!
Но не низкого ширпотреба,
А звенящего небосвода.
Чтоб увидеть, что все – липа.
Чтоб парить и кричать «спасибо!»
Упоительно, спасся ибо…
И свобода…
***
В каждом из нас нефть.
А иногда – руда.
Мы говорим: "нет!"
А иногда – "да!"
Пока цела аорта,
И рот не наполнен кровью,
Поговори со мной,
Подойди к моему изголовью.
Участь у нас разная.
Разным будет последний путь.
Тебе лежать в земле Австрии,
Мне – где-нибудь под Рязанью.
Но сейчас не об этом,
На час обо всем забудь,
Нас лишили рая,
Мы вернем его как-нибудь сами,
Губами,
Касаниями...
Винтик твоих часов царапает мне плечо,
Кольцо твоего соска холодит мой живот,
В каждом из нас иногда
Что-то вот-вот умрет,
А иногда вот-вот
Дрогнет.
И оживет...
***
А я по-прежнему буду-вуду,
На ходу танцевать буги-вуги
И объяснять тебе в воки-токи
Что еду-еду лечить от скуки.
«Я в желтых кедах… Я в сотне метров…
Тут где-то близко… Возле киоска…
Там, где дома больного цвета.
И небо низко…И пахнет воском…»
Из окон песня про синий иней.
И под каштанами крики пьяных.
Я у подъезда, где елей- пиний
Нет и в помине. А «ёлы-палы».
Лифт на ремонте и Монти Пайтон
Бригада с тросом напоминает,
Уже теплее, я где-то рядом.
Шестой этаж. Я знаю-знаю.
А ты за дверью проверь, поверь мне.
В кривых очках, чуди как Вуди.
И у подъезда возникнут ели.
И я приеду. И чудо будет.
***
Не надо множества слов,
Чтобы о нас рассказать.
Чтобы тебя назвать.
Чтобы меня назвать.
Все очень просто:
Угарный газ,
Кислород,
Гелий, –
Все, что мы делаем
Происходит на самом деле.
Не надо повышать голос.
Спешить некуда.
О нас лучше рассказывать
Тихо и медленно, это да.
Простыми словами,
Вроде: колос, стручок, ягода.
Притормозил.
Опустил стекло,
Спросил: "А тебе куда?"
Ехали загород молча.
Видели небо.
Верили: я – в тебя,
Ты – в меня.
А вокруг простиралась
Обманчивая материя.
И неживая природа,
Вроде песка и гравия...
***
В этот самый момент
Кто-то лезет в петлю́.
И говорит: «The end!
Больше не могу!
Больше не люблю!»
А потом замечает
В приоткрытой форточке облачко.
И что внизу, через парк
Бежит девушка
В сиреневой кофточке.
И что крылатка клена
Медленно кружит над крышей,
И ветер на чьем-то балконе
Джинсовку и юбку колышет.
И он думает: «Честно слово,
Теперь как-то смешно и неловко.
И петля превращается снова
В аккуратный моток веревки.
***
Ночь.
Чет и нечет слились в многоточье.
У кого-то сегодня впервые
Домой не вернулась дочь.
И бог смотрит с небес,
Как мерцают в дожде мостовые.
И несется охотничий клич.
И ты – дичь.
Ночь.
Очень хочется точечной боли и неги.
И тяжелых портьер приоткрытые веки,
Чьей-то плюшевой спальни обезличенный кич.
Обострившись, влюбленность командует: «К стенке!»
И песчинки паркета врастают в коленки,
И свистит над спиной
Бич из кожи свиной.
Ночь.
Все ослепли и ходят на ощупь.
Дай примету руке, чтоб уж точно узнать.
Тает луч фонаря
Скудный немощный тощий
И плывет мимо ряски и тины кровать.
И продрогла земля.
***
Умру –
Урну урву.
В дальнем углу,
В пургу,
Где град оград среди льда,
Я буду всегда
Немота.
Бабочка порх впотьмах,
И в разные стороны прах.
Угадай, где здесь лицо и пах.
На ветру серебрится пыль,
Так быль
Превращается в небыль,
Как будто бы не был,
И недо-,
И точного слова нету.
Но по-прежнему движется небо
Над планетой…
Ого! Огонь! .
ого! огонь!
в око алым конем!
и ты нем в нём,
волоком в угол влеком.
а ты внемли:
это он, это он говорит,
это плавится толь,
и солома на кровле горит.
ого! огонь!
голоса, голоса до небес!
языки его страстно в слова
обратившие лес.
и он гонит, он гонит
бежать твои ноги, дрожа.
его жар настигает
свистя
и треща
и визжа...
ого! огонь!
логово боли богов
оловянных солдатиков
писем и лент
мотыльков
и ты гол
а вокруг расползается дым
и твой дом с виноградом
здесь вчера еще был.
ого! огонь!
кто-то, в рог трубя, гонит собак
кто-то в колокол бьет
кто-то плачет, напялив колпак
кто-то в детском ведерке
угодливо воду принес
это быль это дым
и запах горящих берёз.
ого! огонь!
горькая сажа и гарь
неуемное злое соцветье
светящее вдаль.
и ты в нём без имён
как булат добела раскален
это дым
это ты, став огнем,
в темноте осветил окоём.
Золотая рыбка. .
Я опять что-то важное упускаю…
Подсекаю, но рыбка, крючок обглодав,
От меня уплывает, чешуею сверкая.
Три заветных желанья и вспомнить не дав.
Я ныряю за ней в голубом акваланге.
И крадусь по песчаному вязкому дну.
Здесь мурены, акулы, кальмары, трепанги
Проживают, беззвучно молясь на Луну.
Здесь в глубоких пещерах живут осьминоги.
Те, что липнут холодной присоской ко мне.
Кротко давят на жалость: «Мы так одиноки,
В этом богом забытой подводной стране».
Здесь русалок усопших стеклянные склепы.
Их зеленые тонкие губы манят
В безвозвратную муть, в чумовые вертепы,
Источая дремотный сиреневый яд.
Где-то там, над водой, джентльмены и леди,
Загорая на яхте, втирают масла.
А в укромных углах их кудрявые дети
Истекают слюной и сплетают тела.
Им приносят арбуз на фарфоровом блюде,
А в высоких стаканах – Campari и лед.
И не знают те сонно жующие люди,
Что минута – и кончится мой кислород.
Надо мной проплывают гигантские скаты,
Их хвосты фиолетовым током искрят,
Освещая на дне боевые фрегаты,
Две подлодки и ржавый немецкий снаряд.
Изумрудная даль раскрывает объятья.
Трос оборван, трепещет и тает мой пульс.
С золотой чешуей на шифоновом платье
Я в подводной стране навсегда остаюсь.
И назавтра беспечно сверкаю в прибое.
А старик, на крючок мотыля нанизав,
Будто плетью, стегает пугливо море,
И за клевом следит, хитро щуря глаза.
Дождь. .
бож, а бож дай дождь!
бож? а? нет дождя...
я жду
и вошь и мышь
и уж и чиж
ты сшышь,
чтоб пить из луж
и вождь
в поту сидит в тени
он даже с женами — ни-ни
кругом жара и с жалом мед
мерещится в стакане лед
и нож, и брошь раскалены
и жаром все побеждены
и еж и стриж
и Танин муж
все стонут: "сушь!
и даже дядя Коля-бомж
на дудочке играя туш
мечтает в душ
повсюду пар
от лож от крыш от кож
ты слышь, а бож?
дай дождь,
ты сможь!
Веретено. .
Веретено из рук вылетело.
Закружило над полем золотой ржи.
А соседка кричала: "Держи".
И зажужжало,
Нити тянуло.
Веретянуло.
Вены недругам перетянуло.
Выть не тянет – вытянуло.
И вспоминать – выметено.
Уж темно,
Все, что было, забыто,
Во тьму вплетено.
Ветром украдено
Веретено.
Небо. .
Небо – не боль!
Пой себе спокойно,
Позабудь вой.
Один в поле воин.
Не болен, а волен.
Один в чистом поле доволен –
Ковбой.
Небо. Не бойся,
Все как-нибудь образуется.
Без вопросов.
Главное в ряд по команде не стройся.
И надевай тот белый шарф
Во время морозов.
Небо – не бой.
И уже военный поезд в депо.
Небо. Не бог,
А ты сам все наметил.
И как-нибудь смог.
Небо – не бомба,
А просто какая-то баба.
Вроде блондинки из «АBBA».
Гляди за ней в оба,
Не говори «гоп» и «о-па».
Чтобы не жить с ней до гроба
Под звуки ворчанья и храпа.
Небо
Отключат однажды нелепо,
Белое и голубое,
Но, пока не отбой,
Возьми ветер с собою,
Без боли, без крепа,
Без бомб и без бога.
И побежали в небо, ковбой...
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney