РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЮрий Соломко
Знания-наверняка
06-01-2012 : редактор - Женя Риц
МАРКСИСТСКО-ЛЕНИНСКАЯ ТЕОРИЯ
Когда мне было 19,
я чувствовал себя намного старше —
где-то на 70.
Между 19-ю и 20-ю
кто-то включил или выключил во мне какой-то рубильник,
и когда мне исполнилось 20 —
я почувствовал себя соответственно.
Когда мне будет 21, скорее всего, буду ощущать себя как в 15.
Когда стукнет 22, думаю, буду как 10-летний мальчик.
Когда исполнится 23, наверное, буду как 5-летний.
Когда буду отмечать свои 24... —
Видимо, будет решаться:
окажусь на другой...
или всё предстанет в новом...
Но мне неприятно об этом говорить,
поэтому пишу:
Когда мне будет 24 — и ставлю прочерк.
Когда мне будет 24 — «прочерк».
А когда мне будет 25? —
Какой я буду в 25?
Мне кажется,
если я хоть что-то понял об устройстве мира,
хотя бы самые доступные, простые вещи;
если я, например, могу сказать
что-то определённое по кольцам
внутри деревьев
(хотя бы сколько им лет,
и что-нибудь о тех людях,
которые стояли или сидели возле них,
кого-то или чего-то ожидая...);
и если я, элементарно, умею считать
и понимаю, какую сдачу должны дать,
когда положите на прилавок 50 копеек,
зная, что белый кирпичик ещё вчера стоил 20... —
то в 25
есть два варианта развития событий:
— либо мои представления о мире в очередной раз кардинально изменятся,
— либо родители отдадут меня в детский садик,
в старшую группу...
(если там, конечно, будут детские садики)
или, на худой конец, оставят дома
под присмотром бабушки.
Но это случится, только
если за прожитые мной 20 лет
я хоть что-то понял о самых доступных и простых вещах.
А если всё же ничего не понял...
и просто пудрил мозги,
морочил голову,
тратил ваше драгоценное время... —
то мои предположения глубоко ошибочны
(как мироощущение молодого старика
с .... по .... не глядевшего в воду).
1986 г.
ЗАСЕДАНИЕ КАФЕДРЫ
1
*
На заседании кафедры из вызванных из нашей группы пяти человек
появились четверо. Пятый кандидат на отчисление — просто не знал.
Предупредить могли. Но зачем? Так — один крайний считай есть.
А наши надежды на продолжение счастливого детства, вернее,
счастливой юности, то есть «благополучно добыть в ВУЗе на дневном» —
автоматически повышаются. Своя, ведь знаете, рубашка (уже оправдываюсь)
к телу ближе. Да и кто мне этот Сережа? Я его — одногруппником
не ощущал.
Появлялся пару раз за семестр. Один из них в деканате. Там — и сдавал сессию.
*
У нас четверых с пропусками — немногим лучше. Коля ходил
на лабы, семинары и лекции «несговорчивых» преподавателей.
Андрей, скорее, по настроению (и посещал, и прогуливал).
Макс не пропускал воспитательный час и спецдисциплины.
Я, как Коля, ходил на те пары, которые в итоге все равно отрабатывать,
как Макс, старался не злить куратора, не пропуская воспитательный час,
и, как Андрей, прогуливал по настроению, тем самым, себя же и опровергая.
2
*
В первые посещения кафедра ассоциировалась у меня с бистро
или летней кафешкой. Находилась она в тупиковой части коридора.
В коридоре, по левую руку, стояли парты и стулья. По правую, тянулся
узкий стол. На нем традиционно сидели первокурсники. Потому что —
первокурсники. Стол соорудил — лично доцент Копытин.
И им еще придется с этим считаться. Хотя бы — с доцентом.
*
Ожидаем, когда нас вызовут. И сидим на узком столе.
Переживаем, одним словом. Советуемся, что говорить.
В результате, когда заходит наша четверка, на вопрос завкафедры
(нашего куратора, между прочим): каковы причины прогулов?
Коля: «Я работал». Андрей: «Я работал». Максим: «Я работал». «Я тоже
работал», — говорю я и едва не делаю шаг вперед со словами: «Расчет окончен».
3
*
Заседание проходило в лаборатории. Вдоль стен с учебными плакатами —
парты с оборудованием. Возле парт — стулья с преподавателями на них.
В центре помещения — один за другим — пять столов. За каждым —
по преподавателю. За пятым — доцент Копытин. На этот раз его
не слышно и даже особо не видно. Сидит за столом и мирно
читает газету. Некоторые преподаватели копошатся в бумагах.
Некоторые проверяют работы студентов. Кто-то проставляет оценки
в журнале. А кто-то… Таких большинство: сидят, уперев взгляд в пол.
*
Поднял глаза и посмотрел на нас, когда мы так лихо
оправдывались, только один преподаватель. Хороший
малый! Принял все всерьез (или сделал вид) и сказал пару слов
в нашу защиту. (Заметив, что преподаватели на нас не смотрят,
почувствовал себя подглядывающим в замочную скважину:
на мгновение — показалось, что им стыдно в этом участвовать.)
4
*
Копытин отводит взгляд от газеты: видит не нас, а своего
школьного друга, двенадцатилетнего Гришу, стоящего
перед одноклассниками. Гриша — плачет. Состоялся
субботник — Гриша отсутствовал. (А внутри Копытина
раздается: «Ты подвел свое звено, бросил тень на свой отряд —
разве пионеры, так поступают?») Только и остается, что прятать
взгляд. Или разрешать себе думать, что происходящее тебя
не касается. И сейчас. И тогда: на пионерском собрании.
*
Нас, в свою очередь, немного журят, и запускают
в лабораторию следующих, выпуская в коридор нас,
несколько измученных, но в целом — счастливых.
КАК Я СТАЛ АТЕИСТОМ
*
Там я лет до шести верил в Деда Мороза.
Там папа катал меня на ноге.
Там я летом скользил по траве на лыжах.
(Ну, может, и не скользил.
Но это ведь было Там —
так что пусть будет «скользил».)
Там на елке на ниточках висели конфеты.
Там я с братом под предводительством мамы
вырезал снежинки из папиросной бумаги.
Там бережно разглаживал удачные
(чаще мамины) на оконных стеклах
в «большой» комнате.
Предварительно проклеивая каждую из них
кусочком хозяйственного мыла,
смоченным в воде.
*
Там из одних только кубиков
создавались миры.
Там единственная смерть для солдатика —
смерть в бою.
Там для меня — неприемлем футбол
по телевизору.
Там подпрыгнув, я мог зависать в воздухе…
(Иногда, и самому не слишком-то верится —
но сомневаюсь недолго: «Это же было Там!
А значит, было.»)
*
Так что: кому-кому, а мне — грех жаловаться,
если я могу сказать о себе почти не лукавя
(только прошу: не упрекайте, не смейтесь,
не говорите, что лгу): «У меня были крылья!» —
ведь я про Там говорю.
А ведь Там, честно-пречестно,
лгал я значительно реже. Да и часто без цели —
скорее, от чрезмерности.
*
(Там — необозримая перспектива.
Там — время неспешно.
Там мои представления об устройстве мира —
знания-наверняка.)
*
К примеру, Там я твердо уверен, что у Деда Мороза
есть диковинный телевизор, который принимает
всего один канал (тот, без которого не обойтись) —
канал «Новогодний»: «Персональный телеканал
специального назначения, созданный с целью
контроля / поощрения». Вещание прерывается
только на профилактику. В рабочем режиме
показывает круглосуточно и без снега: (в том числе)
как я и брат — плохо себя ведем и спим зубами к стенке.
*
Там к концу осени я уже вовсю боялся, что именно на этот раз
великодушие Дедушки Мороза иссякнет и что он возьмет
да и отдаст мой подарок в нагрузку к другим подаркам
какому-нибудь образцово-показательному ребенку.
*
Там степень моего раскаянья в «недопустимом» поведении
напрямую зависела от количества дней, остающихся до праздника.
Так в первые дни зимы извинение, регулярно произносимое
(начиная с ноября), шепотом, под одеялом к адресату Дед Мороз,
еще имело под собой исключительно прагматическую основу
(искренне надеялся, что при скрупулезном отношении
к выполнению ритуала-извинения Красный Нос смягчится
и долгожданный подарок — все-таки окажется в моих руках).
Но что взять? — Ребенок. С каждым днем мучился все сильнее.
И в предпраздничные дни выносил себе окончательный приговор:
«Хуже подлеца!.. Ничтожество!.. Мальчиш-Плохиш!»
О «своем» подарке — забывал и думать. А мои вчерашние кривляния
приобретали вид просьбы: «Дедушка Мороз, пожалуйста, прости.
Пожалуйста, никого не наказывай. Отдай, пожалуйста, подарки тех,
кто в этом году не заслужили подарки, — тем, кто их не заслужили».
*
Давно замечено, «суть произошедшего представляется ясно, увы —
когда без особой надобности»: Страх не оправдать чьи-то чаянья
и быть обманутым в своих, как и большинство других моих
тогдашних опасений, не имел под собой значительных оснований.
Ведь Там, как оказалось, Дед Мороз был чем-то вроде моего
детского Бога-Отца, чем-то вроде книжного В. А. Сухомлинского.
Ибо Там Красный Нос прощал мне все сумасбродства и шалости,
а Его наказания за мои проделки были до нелепого гуманистичны.
Ибо Там проводниками воли Красного Носа
(архангелами по совместительству) были
мои самые-самые: умные, сильные, красивые:
в миру — раб божий Александр,
в миру — раба божья Вера,
а для меня — просто — Мама и Папа.
*
Однажды Там, когда Дедушка Мороз, как всегда заполночь,
спустился к нам в дом по дымоходу, в «большой» комнате
у ствола сухонькой ели — уже стоял аккуратный мешочек.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney