РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Дмитрий Дедюлин

ЮНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ ВОСЕМНАДЦАТОГО ГОДА

03-03-2021 : редактор - Женя Риц





ЮНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ ВОСЕМНАДЦАТОГО ГОДА
из литературного архива





* * *


ты – книжный медвежонок
заглядывающий в свои сны ненароком и замерзающий в них,
превращающийся в белую статую – в белого медведя
ловящего своих рыб подо льдом, там где синее стекло мертвой воды
постепенно переходит в белое и ты замираешь – мертвый медвежонок
на краю своего полюса и на краю Вселенной





история которую мы стремимся запечатлеть для назидания
потомков и других дикарей забывших своих предков


крутая вещь всегда с какой-нибудь историей и она стремится завершить эту
историю – превратить её в сагу, в роман, в поэму чтобы мчались вечером
сани а снег валил хлопьями а он говорил своей спутнице: «милая, я так
сильно вас люблю что думаю что нам не быть вместе – Провидение которое
одно руководит человеком не потерпит такого соседства – любовь не должна
уродовать мир человека и мы расстанемся как расстанутся два корабля –
финикийцев и греков случайно встретившиеся в Эгейском море
и разошедшиеся – пусть кормовое весло скрипит а паруса надувает ветер –
им уже не быть вместе в пределах достижимости для глаза, для ушей, чтобы
глаз видел розовеющий край паруса а ухо слышало как он хлопает на ветру
и как поёт песню старый проказник аэд которого везут на бурдюках с вином
ко двору венценосного правителя Фив или Коринфа – тирана который любит
играть на флейте и рассматривает по вечерам фрески в своём гостевом покое
возлежа на ложе и прихлёбывая то самое вино которое везут ему бог знает
откуда как будто отечественная лоза уже не может удовлетворить его жажду
и одинокий соловей выводит рулады под его окном»





фантастическое стихотворение


стихи в фейсбуке не живут – они живут лишь в Гваделупе – возьми стихи –
сей скорбный труд и ковыряйся в этом трупе, в этом опознанном зрачке –
в этом опознанном мгновенье, в этом наивном новичке который лишь
стихотворенье твоё – плывёт он в свете фар вдаль убегающей машины и
забывает про пожар который мечется в теснине из наших дел и наших фраз
и наших праведных пороков – не забывай про свой алмаз
который выкопал жестоко ты из безмерной пустоты и нет уже твоей
утраты и в пустоте уходишь ты с презреньем в чёрные палаты
твоих ночей – в тени берёз скрываются твои мимозы – не забывай
про ливни слёз – но лишь они не кровь а грозы тоски бушующей в груди
огромного пустого Бога – ну погоди – ну погоди – в огне сгорает дней
пирога – она на правильном ручье скользила не желая братства твоих
опознанных ночей и ты уже был рад стараться и вспоминая про ничто
которое создали боги ты уходил в то шапито стоящее в тени дороги
огромных каменных быков с которыми мы были в ссоре но жизнь
прошла без дураков – есть только смерть и только горе





наши райские кущи лучшие из возможных


ты умер и попал в жопу – рая тебе никто не обещал, сынок, в жопе хорошо –
тепло хоть узко – немножко воняет хотя с этим можно смириться
ещё там есть телефон газ вода так что можно помыться –
вместо наших безумных сказок курчавится борода – тебе уже, сосунок, за тридцать
немного опоздала сюда твоя золотая звезда – если хочешь слиться
с собственной тенью то можешь слиться – кто-то сольёт тебя – однажды
наступит срок – вместо тоски изобрази собственное глумленье – в уютном
логове запоёт сурок и белый архангел в небе сольётся с собственной тенью
вот тогда-то наступят вода, борода и слюда – белые аисты прилетят чтобы
рассказывать о разлуке – выйди один в осенний рисованный сад чтобы
раздумывать о весёлом досуге – в жопе весело – падают с неба воды
тучей фасованные килограммы и если пришёл сюда значит пополнил ряды
тех кто шатается в небе между златыми пирами – на пир нас не звали значит
будем сидеть – жопа есть небо и надо как валенок смыться без хозяина
в заиндевелый лес и лес уже начал редеть и покатила по небу закатная
колесница – ты здесь будешь как главный из тех кто тоже сидят – мается
рядом с богами доподлинная недотрога и если попал в этот белый
нахохленный ряд значит с тобою тоже поступят не очень строго – просто
жизнь коротка – мы уходим в царство теней чтобы гонять на коне прихватив
с собой склянку эфира – кто родился в отстое тот родился в говне – мы же
родились в небе – в забвеньи волшебного мира – падают с алых небес
огромные валуны, дева смотрит глазами и память уже ненадёжна – мы
уходим лесами оставив тебе полстраны – путь твой теряется в небе как вена
петляет под кожей





любовь влечёт вас под свет своей зелёной лампы


меня зовут Любовь Орлова – я знаю – вам давно херово – и вам
и вам и вам и вам поэтому я буду вамп и дам вам настоящий повод
прекрасных ненавидеть дам – я вас лишу плаща и крова – под платьем
протяну я провод а впрочем нету в том вреда ведь вы давно мертвы и тело
вас носит по полю увы – «а ты чего от нас хотела?» – в Антарктике моржи
и львы сожрут вас – может быть пингвины а может котики – слова –
лишь только разновидность глины и не заменят естества





бедная мадам в тени золотых куполов


на панели я стояла у Московского вокзала – тёмный вечер, чёрный зной
по руке моей бежала тень что вновь была со мной – потому что уезжала
прям как парень холостой от меня – была без тени – у меня тряслись колени
было всё, о Боже мой, почему Ты дал мне руку в час когда с Тобою шла
и глотала эту вьюгу – нам подругам нет числа у Тебя – о Бог мой – Каин
Ты кого сейчас убил? – от последних тех окраин до развёрстанных могил
жили-были ребятушки и над полем нет числа тех по ком рыдают пушки
ну а ты куда ушла, моя бедная квадрига, подколодная змея – как сказал один
индиго – «восемь девок – один я» и распалась жизнь на свете на Твоё
и не моё – гляньте, дети, бросьте, дети, бедной маме рыжевьё чтоб она
плескалась в море – вторила раскатам скал там где юный алкоголик брошь
заморскую искал чтоб она сияла в небе как луна средь тех светил – чтоб
средь тайн Твово Эреба нас архангел посетил – посидел и снова в море –
море крошит корабли – «среди этих территорий все мы будем на мели» – так
сказал мне бедный ангел и исчез во тьме густой и летели бумеранги
под январскою звездой





серая пустота на перроне этрусском


я сказал одной девочке: «ты такая полезная для здоровья – давай я тебя съем»
а она мне ответила «я написала такое количество безобразных поэм
что тебе я отвечу иначе чем ответила я существу – о своём я уже не заплачу
а поеду тихонько в Москву – стану во поле – Красная площадь соберётся как
мощный кулак и откроет мне свои мощи и поэтому всё будет так как
и не было нас в этом мире – снегом давленным мир предрешён –
расползается уж по квартире, стонет ясень и главным врагом выбран тот
в ком и не было горя, кто в название облечён и заплачет от горя историк
и ударит архангел мячом пешку малую – алого моря непонятен и страшен
закон и прощается с небом Егорий и блуждает в ночи Автохтон потому что
на мамином знаке вновь начертан подпольный маршрут – тебя продали белой
собаке и сказали: «тебе – пять минут – собирайся» и не было горя –
как и не было алой ночи – тебе ангел безумный мирволит и печёт в темноте
куличи потому что на мамином небе семь архангелов песни поют и кидают
обманчивый жребий и цикуту прекрасную пьют – ленинградское небо уходит
на тяжёлый замёрзший перрон и старушка озябшая бродит и мерцает
во мраке неон и спасательное расписание вновь читает глухой господин
и система приходит в сознание и система легка на груди – это знаки и малые
строчки – то что выбил тебе Лицедей – постепенно доходим до точки
и плывём в этой бурной воде чтоб сорваться в бравурные реки – кровь
останется там где крапят эти карты – маршрут человека – только ангелы
в небе летят»





монолог Золушки


королева Виктория, где твоя территория? где твоя дорогая страна?
и живу я траттории, королева Виктория, я сегодня как солнце пьяна
я сегодня несчастная, я сегодня вонючая и скольжу между маминых пальм
и меня провожает собака колючая и держу в руке я металл – положу его
в ямочку и водичкой побрызгаю и потом прошепчу: «Навсегда»
и над этою странною скорбною тризною проплывают во сне города
и я вижу сон каменный – три зелёные месяца – всё что принц мне тогда
насчитал и в воде они бесятся и дрожит света лестница и сияет огромный
кристалл – три пролёта из памяти, три заката из прошлого и сияет во сне
пустота и хочу я хорошего и желаю хорошего и лечу я с большого моста
над рекой безобразною, над луной этой красною и над всем что тогда мне
сказал он – сиявший под каскою и волшебною маскою и печальною сказкою
он под пламенем этим стоял – «говори – на здоровьице – что сегодня
готовится – что сегодня возьмётся во тьме этой бледной сукровицей – день
расстанется с конницей и шепчу я устало: «jamais»





тайное море возле Рима в котором тонули безумцы


ничего ничего не значит – это прохладный дождь спускающийся
с развёрстых небес, это солнечный зайчик скользящий в пустоте
очевидного дня напоминающего нам о неотвратимом и о желанной пустоте
клубящейся там – на верху Вавилонской башни там где алые грозы
сверкают своими изломанными краями – молния – это граница разделяющая
синие льды современности в виде облаков залегающей там – на небе
где архангел Михаил ведёт на поводу серого козлёнка чтобы принести
его в жертву в пустыне Оз там где белые ветры крутят смерчи белого песка
и одинокие колючки перекатываются с одного края неразумного горизонта
на другой – поближе к розовому закату сияющему так нежно что кажется
что западный край земли тонет в вине как белый утопленник –
фаворит верховного императора замученный по приказу владыки дабы
не смущать сиятельных глаз которым только и нужно что наблюдать за
полночью гордо шествующей по земле и синий кентавр встаёт на дыбы
а алый всадник исчезает в облаках водяной пыли поднятой этим водопадом
низвергающимся с Тарпейской скалы прямо в синее море ютящееся в ущелье
за чёрной горой где растут оливки и монгольская конница гуляет по склонам
верхом, опустив повод





заря обретшая свой новый закат


всё смешалось в доме Поклонских – говорю вам ужасную весть – кавалер дал
леща Анне Вронской – ну а мы потерявшие честь вам готовили сладкую сагу
из практически ничего – командир пробирался к оврагу – только там
и видали его – только там и видали злодея что закутался в ангельский стыд –
я живу как и вы холодея на ветру незабвенных обид и на маленьком
маленьком волке я добрался до белых людей – говорю им: «пресечь
кривотолки и мы будем в янтарной воде плыть к закату а может к рассвету,
девы праздные, знаки ясны» но сказал он: «на эту планету вновь опустится
пламя весны и вы будете в бешеном мраке колотить здесь свою карусель»
от собаки до праздной собаки убираться нам нужно отсель потому что
на паперти вежды поднимают чумному сынку – «тот кто режет тот режет
и режет» – так сказал мне мой грустный тангут и на каменно-медном Законе
постовой шелестит листвой – тот кто тронет – в Вальхаллу уронит свой
лопатник и вниз головой – вот поэтому тянутся Числа сквозь завалы
несметных обид – тот кто вышел на памятный выстрел тот и будет конечно убит





друзья познаются в том что является ничем


ядро и друг кружилися вокруг и друг сказал мне: «у ядра есть совесть»
они чертили фрагментарный круг и друг сказал мне что луна лишь повесть
о нашей памяти – о нашем «ничего» и я не жду тоски твоей возврата
и так же проклинаю естество – всё-то чем наша жизнь давно богата
и тонут супостаты под Москвой в больших снегах – не выдали лопаты
злодеям – катится во сне Москва как странный памятник – овал и
полукружья и если уж ответил за слова то прихвати с собой старинное
оружье несчастной совести – то лук и пистолет – от лука плачут а в Москве
смеются и если уж забыл про этот свет то значит все слова сотрутся
и обнаружится прекрасного портрет – горит свеча и два несчастных блюдца
в одном мимоза а в другом кефаль – одно как сад, другое словно море
и если всё равно тебе не жаль – смотри на душу – она с кем-то спорит
и падает в овсы или во ржи – безумной памяти не нужно усмехаться
а ты стоишь как прежде у межи и повторяешь: «господа, мы – братство»





алая женщина во тьме голубых вечеров


чем меньше женщину мы любим тем больше нравимся мы ей когда во тьме
её голубим вдали от каменных страстей большого города немого – он пал как
веки и был прав – во тьме мирволило нам слово – метались тени от костра
и тень во тьме среди акаций мелькала словно чешуя которую ел Бонифаций
а рыб огромная семья ушла и где-то в чистом море плывут все рыбы без
брони среди огромных территорий которых Боже сохрани для нас – ведь
рыба – это память о дне в атласной чешуе – она украшена цветами и там –
на океанском дне она скитается как совесть монаха что ушёл в бега и
умирает тут литовец – ему дорОга дорогА – капризная Марина Мнишек свою
примерит чешую и от вокзала до покрышек – всего семь ангелов – поют и
умирают в чистом поле где холодеют небеса – одна душа у них на воле
влечёт меня в свои леса где звери мечутся шальные – вот малый хитрый
бурундук грызёт орешки золотые – но их такими признают немногие –
вздыхает совесть дыша в открытых камышах и просыпается литовец
и судьбы Господа вершат большие дети – вот на поле один шагает нелюдим
и ненавидит жизнь до колик и он останется один – второй летит в шальное
царство богов и дланей голубых и говорит он: «благодарствуй» и замирает
его стих во тьме где нет уже остатка а есть лишь облик – он прощён и мы
играем с тенью в прятки а нами сумрак поглощён





диалог второй

1.

встреча в загробной жизни в тени вокзала – «а помнишь как ты мне вчера
сказала что звезда целит в печень пущенная из пращи одинокого лучника» –
«я сказала тебе – лечи свою печень и будет тебе во благо даже осень – как
гербовая бумага падают листья и голым стоит наш сад» – «но если вернуться
туда где сто лет назад ты сказала мне: «падай как тонкий пепел – пусть горит
огнём что осталось в зелёном лете – эти пальмы, финики, ананасы, бобры –
взявши заточённые топоры вы поёте, воины, о билете что выдал вам Один
расстеливший свои ковры – вот зелёный, вот жёлтый, а вот же
иссиня-сизый – всех накажем хлопушками – будем пыль выбивать…» –
«только держись, дорогой, своего карниза и держись своей крыши которую
не сорвать урагану бездомному летящему меж тенями – вот она крыша – вот
и держись» – «и летим подгоняемыми обмороченными конями – летим туда куда не сорвись»


2.

тёмное лето настало в огне бесплотном – алые всадники в воздух больной
поднялись – возникла работа свободным и беззаботным – выволакивать
чёрные мраки из-за старых кулис – алое знамя вонзилось над бледным
закатом в белое небо – возникшее Ничего было сомненьем и страхом объято
падали белые всадники в воздухе мировой третьей войны и кипела работа
даже у малых убогих – все были сюда согнаны – видели в воздухе контуры
чёрного Бегемота – думали это облик ужасного Сатаны – а это всего лишь
сети которыми стали мы сами – небо как осень а слава увы как октябрь
вы остались, безумные дети, с большими большими усами – день нам
останется ночью – в тёмный безлунный полёт полетит мировой дирижабль





белая пустота в голубом поезде несущемся к Альдебарану


я бреюсь одноразовым станком «Жиллет» и ни о чём по сути не жалею
ко мне идёт звезды ужасной свет и я немею – на этой скатерти – на этом
полотне лежу как хлеб фламандцем нарисован и ничего не нужно больше
мне – во мне огонь который мне дарован и я иду с ним вместе напрямик –
весёлый хлеб в жилете и ботфортах – во мне шевелится мой вырванный язык
и ждёт меня femina de la morte над этой пропастью – на этом языке лежит как
сахар и сияет блюдце и я вишу как шар на волоске ну а во мне все ангелы
смеются – они смеются словно вдалеке прошёл наш поезд и ревут вагоны –
горит одна звезда на угольке что тает в топке и бегут перроны куда-то
вдаль – куда-то словно Сын тоской измаян в небе наклонился и посмотрел
на ангельский овин и в пустоте безумной умилился – как ладно скроены, как
ладно говорят – да я и сам готов об этом спорить – во тьме два демона как
два меча горят и свят и светел нимб горит над морем





чья жизнь встречается с тем ветром который тает словно дождь?


реальность может быть любой – водой и жаждой, сеткой бедной в которой
бродит козодой и защищается от ветра простым крылом а над звездой
глухого мира километры – и тают тают все сердца когда встречаются
однажды не видя в том любви конца и запирая тот бумажный кораблик
в ванной где простой он тонет в той зелёной мути под этим солнцем золотой
а под другим – не обессудьте и запирается в очах страдание что быть
могло бы атласным лезвием меча и золотом той высшей пробы что ставят
демоны в ночи на грешнике простом и чинном – пекут их ангелы в печи –
сиих страдальцев – перочинным ножом порежет вены всяк – кровь каплет,
на стене разводы и забирается дурак в небес стальные хороводы – там крутят
сальто – день и зной во мгле оставят отпечаток и миг останется слюной
глоток которой очень сладок – три ангела поют в ночах – на ветках древних
рукоплещут но начинается печаль – она как море тихо блещет и мы плывём
по ней домой как некогда Абенсерраги – тогда пред Первой Мировой
забывшие об алом флаге своих ненайденных судеб и сгинувшие на просторе
который заполняет хлеб и он колеблется как море





мои игральные карты перемешались с картами цыганки Лауры


Коломбина – козырная кукла нашего театра – сегодня она танцует на сцене
бедная розовая куколка размахивающая руками и ногами – она пляшет
и доски под её ступнями поскрипывают и Маркс и Энгельс на стене
улыбаются а седой папаша начкар играет на пианине «Собачий вальс» и веки
подёргиваются у товарища Сталина и товарища Ленина висящих на стене
нашего театра – Коломбина бежит на пуантах к лавровому венку и мы видим:
эшелоны уходят вдаль – поднимается паровозный пар – паровозный дым
и беженцы покидают свои дома и едут в Ташкент, а Александр Введенский
гибнет под пулями расстрельной роты – не оставлять же всех этих врагов
народа, этих предателей Родины немецко-фашистским захватчикам
и красный флаг тает в этом белом тумане а алое солнце опускается
за верхушки чёрного леса – туда куда ускакал всадник с донесением нашим
отступающим войскам идущим туда – на Восток куда уходит отступающее
солнце и мировая вьюга кружит созвездия и галактики в чёрной страшной
январской стуже





милые слёзы юных романтиков собирают в ведёрко и идут продавать
на пустырь


«тебя не опубликуют в «Новом мире» и «Волге» – никому не нужных
провинциальных лохов не публикуют там – (он закурил и сощурился
и стал похож на мраморное изваяние – такую скульптуру то ли Энгра то ли
Делакруа – давайте представим себе что они бросили живопись и занялись
ваянием – любимые художники моей юности – я их путаю несмотря на их
различия – моя юность забывчива как память юной кокотки получившей
ожерелье в дар от старого ростовщика и тут же забывшей студента-медика
с которым жила эта прелестная девушка в мансарде в одном из предместий
Парижа) – да а в «Волге» и «Новом мире» тебя не опубликуют – там не
любят прекрасных путаников извлекающих натужные слёзы из ожерелий
луны коими себя украсили несколько берёз стоящих в твоём дворе да ещё
старый клён – этот трансвестит тихо шумящий в темноте в ожидании первого
луча окосевшего пьяного солнца которое взойдёт же когда-нибудь над
горизонтом и как алая ёлочная игрушка украсит эту синюю эту прозрачную
ёлку-невидимку заслонившую собой всё что я когда-то любил и на что
надеялся этой призрачной лунной ночью на окраине Вселенной»





роскошная элегия


от всех печалей, разных бед он изобрёл велосипед – он изобрёл его тогда
когда текла в трубе вода, когда посевы градом бил Господь как лучший из лепил –
и день прошёл – его уж нет – он изобрёл велосипед – он изобрёл
на радость нам а сам уехал в Суринам и дождь идёт и день идёт а он сидит
как идиот и с кем-то тихо говорит: «туда где Вена и Мадрид везу я новый
самокат чтоб каждый счастлив был, богат – чтоб каждый думал в темноте
о гордости и красоте и находил в туннеле свет – лети, мой друг велосипед –
лети, мой ангел, но туда где в тень ушли любви года а вместо слова на обед –
смотри, несут велосипед – несут его для разных дел – чтоб ты его на ужин
съел – а хочешь позвони в звонок – вот видишь мир у твоих ног – но главное
что есть ответ на все слова – велосипед»
 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney