РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВАндрей Хаданович
Перелётные ангелы. Перевёл с беларусского языка Станислав Бельский
22-08-2020 : редактор - Владимир Коркунов
* * *
Всю жизнь тебе кажется,
что ты занимаешь чужое место,
с удовольствием сидя возле окна,
хотя в билете указано место
у коридора.
Поэтому на каждой станции
ты немного нервничаешь, —
сгонят? или не сгонят? —
когда бабулька
останавливается возле твоего купе,
минутку размышляет,
а потом шагает дальше.
Время насилия
Моя жена могла бы порадоваться.
Ещё ни одна чужая женщина не изнасиловала меня,
разбудив в раннее время.
Всё это были мужики.
Нет, я совсем не гей, просто эти насильники
используют для своих целей телефон.
Так, Сергей П. захотел получить визу и позвонил мне
на рассвете, будто я — литовское посольство.
Серж М. потребовал новый перевод «Аккерманских
степей» Мицкевича, хотя и прежний некому было читать.
Особенно — утром.
А Андрей А — тот просто поиздевался, разбудив
вопросом: «Партайгеноссе! Как жизнь?»
Был ещё Эдуард А., позвонивший в непристойно
раннее время, приглашая вступить в Союз белорусских
писателей. Я был настолько сонным, что согласился...
Наконец, нет — были телефонные насильницы-женщины:
из персонала европейских гостиниц.
Были берлинские крашеные блондинки в отеле, битком
набитом работами Энди Уорхола, — и я в ужасе просыпался,
видя над головой зелёные губы Мэрилин Монро.
Была негритянка из Амстердама, разбудившая после той ночи,
когда я так накурился травы, что стоял полчаса и
не мог перейти пустую дорогу, боясь
случайной машины из-за поворота.
Была прекрасная Каролина, мисс гарнизонной гостиницы на
окраине Варшавы, разбудившая в пять утра,
пригласив посмотреть репортаж хоккейного матча
Беларусь — Канада из японского Нагано. (Эта стучала в
дверь: какой может быть телефон в гарнизонной гостинице на
окраине Варшавы?)
Чаще всего это были механические голоса, виртуальные
автоматы, звучавшие совершенно одинаково во всех
странах и на всех языках.
Интересно, какой голос и в котором часу разбудит, когда я усну
мёртвым сном, и кто позвонит в мой гостиничный номер на
минус первом этаже?
Горячая пятёрка берлинских новостей
Окно с видом
на галдящих птиц —
специально для слепых
и любителей сомнительных метафор
Немецкий поэт
с американской фамилией
цитирует Мандельштама,
а ты продолжаешь —
уже в другом месте
и компании.
Памятник футбольному мячу,
как гол в Бранденбургские ворота,
рядом с разобранной Берлинской стеной
выглядит как напоминание:
эти футболисты
пробивают любую стенку.
Старый строитель
в каске и спецодежде
предупреждает,
что дальше идти опасно,
на голову в любой момент
может плюхнуться
очередной ливень.
И солнце плещется под ногами,
и маленькие радуги
поблёскивают в лужах
и в стёклах вторых
этажей автобусов,
и ты захлёбываешься
запахом грозы,
и не успеваешь высушивать
носки, зонтик и схему
берлинского метро —
оно вывозит тебя на поверхность
как раз посередине этой строчки.
Детская железная дорога
Стихи
прибывают на твою станцию,
как паровоз Люмьеров,
как первый
немой
чёрно-белый кинематограф.
И ты должен объяснять фильм,
договаривать,
говорить цветные слова,
составлять субтитры строчек.
А кино —
звуковое давно:
цветная рифма
звучит непристойно.
И вся надежда на речь,
непонятную здесь
без субтитров.
Старый поэт
У старого поэта
нет вредных привычек,
потому что от спиртного с утра бывала изжога,
а от сигарет желтели зубы;
потом зубы выпали,
но не менять же привычек на старости лет.
Что касается наркотиков,
то он мог бы намекнуть на знакомство с ними
ради дешёвой популярности у молодёжи
но пусть молодёжь сама
заботится о дешёвой популярности,
а старый поэт
широко известен,
хотя и в узких кругах,
зато уж настолько широко,
что юные литераторы
после поэтических чтений,
оказавшись в уборной
у соседнего с мэтром писсуара,
от волнения забывают расстегнуть ширинку.
«Вот здорово! — думает поэт, —
Я бы так не смог!»
Старый поэт
прочитал за свою жизнь
сорок восемь книжек,
двадцать две из них были его собственные,
ещё к двадцати двум он написал предисловия,
а первые четыре он помнит смутно;
у него на полках лежали бы
две с половиной тысячи томиков его коллег,
все, понятное дело, с автографами,
если бы он, сохрани Боже, не сдавал их букинистам,
а он их время от времени-таки сдаёт.
В молодости его вышучивали за неадекватность
и иронически говорили: «Учиться, учиться и учиться!»,
а теперь нет, потому
что старый поэт
наведался в две с половиной тысячи школ,
чтобы каждая ученица,
кроме вечера потери невинности
и выпускного вечера,
запомнила ещё и его творческий вечер,
но ни одна не запомнила,
а если какая-то и узнаёт его на улице,
то оказывается
соседкой по лестничной площадке
или внучкой.
Старый поэт
до сих пор волнуется перед выступлениями,
думая, что будут кричать «браво!»
и вызывать «на бис»,
и поэтому читает с подчёркнутым вызовом,
словно спрашивая: «Кто тут против меня?
Вы за или против?»
Но всё обходится,
и зал дружно кричит:
«ЗА!» и «БИС!»
Прогресс в литературе
А всё-таки был прав
французский сказочник,
который клялся и божился,
что есть он, прогресс в литературе.
Сегодняшний Гомер
никак не зависит
от перебоев с электроэнергией,
он вполне может руководить
новой Национальной библиотекой,
хоть в глубине души немного завидовать
Ронсару и Бетховену:
лучшие творческие вечера
проходили в ДК общества глухих
Сафо
больше не баллотируется на должность
десятой музы,
она отказалась в пользу кинематографа;
и хотя не познала счастливой любви,
зато получила свой Нобель
за пропаганду политкорректности,
опередив Верлена, Рембо и Жорж Санд.
Старый Анакреонт
давно бросил пить
и может только мечтать о девушках,
зато он включён в программу
всех школ и университетов Греции.
Вийон
ощутил на себе вполне
всевластие правоохранителей,
хоть в его стране так и не отменили
смертной казни,
а даже если отменят —
что изменит кучка диссидентов
с транспарантами «где Вийон»?
Всеми брошенный Гюго
узнал на собственном опыте,
что выражение «иметь гемморой»
имеет не только переносный смысл.
Зато теперь есть шоу-бизнес
и можно писать слова на музыку.
Гонкур
ведёт живой журнал в интернете.
Страдает раздвоением личности.
Фолкнер и Маркес
конкурируют на рынке туруслуг,
предлагая горячие туры
в Йокнапатофу и Макондо.
И только Катулл
не ощутил особых изменений:
как и две тысячи с чем-то лет назад,
оплакивает воробья своей любимой.
Птичий грипп, знаете ли...
Самсон
«Внимание:
в парикмахерской
обслуживают ученики!»
Сидишь в очереди неподвижно,
подключённый через уши
к CD-проигрывателю,
словно к капельнице.
А как же иначе, ведь кругом —
попса на радио филистимлян
в FM диапазоне!
(Дедуля рядом тоже страдает,
а был бы меньшим ослом —
давно запустил бы в приёмник
собственной челюстью!)
Твоя очередь.
Отключаешь капельницу.
Садишься в кресло.
Ослепительно красивая девушка
забрасывает тебя вопросами.
«Затылок покороче.
Уши открываем.
Остальное — на ваш вкус.
И вот ещё что:
сверху почти не снимайте,
нет, пусть вот так и торчат,
теперь это модно,
да, да, красота — великая сила...»
Пот и волосы
норовят попасть в глаза —
и вот ты уже ничего не видишь,
а девушка
всё повышает свою квалификацию.
Наконец раскрываешь глаза,
смотришь в зеркало и —
вспоминаешь своего предшественника,
первого в истории террориста,
который, по крайней мере, не увидел
своей новой причёски...
Выходишь наружу.
Дождь течёт по лицу.
Девушка сметает с пола
твои волосы.
Лотерея
«Билеты на завтра! Билеты на завтра!» —
зазывает продавщица на выходе из метро,
а ты не врубаешься:
как это — «билеты на завтра»?
Понимаешь там, на концерт, на футбол...
Интересное, наверно, зрелище это «завтра».
Или: на поезд, на автобус...
Завтра что — конец месяца,
и они распродают проездные,
действительные в течение дня?
А послезавтра придут контролёры и —
лучше бы ты купил на футбол!
Так что, заяц, посмотри в календарь,
прикинь, сколько живёшь бесплатно,
не пора ли приобрести
отвоёванный у безбилетного небытия
кусок жизни —
действительный
в течение дня
Вот так услышишь что-то,
и врубишься, не врубишься —
лотерея!
Большинство метафор в мире —
рекламные слоганы,
в которые ты не врубился.
Чемпионат мира по акынской поэзии
Этот мир чудесен,
разве же это не чудо —
сказать такую банальность
и не умереть от стыда!
А ты ещё как жив,
хоть и слегка пристыжён,
растерян — или же потерян? — в этом мире.
Так, словно ешь персик
в шикарном зале ренессансной виллы,
и заранее волнуешься, думая,
куда выкинуть косточку,
нельзя же ходить здесь с косточкой в руке,
а помойных вёдер нигде не видать,
и вдруг оказывается,
что косточки нет.
И ты, как старый опытный акын,
готов запеть от радости,
потому что все остальные что-то ищут,
а ты уже нашёл.
И ты раскрываешь окно,
словно гигантский ноутбук,
высовываешься по пояс —
и кричишь,
а потом с восторгом слушаешь эхо,
будто ждёшь,
пока кто-то прицепит
вложенные файлы
к твоему посланию.
* * *
Чужая речь
ласкает мне ухо,
как пирсинг
на чужом языке.
Сухой закон
«Пора по пабам!» —
звучит неблагозвучно,
особенно это «по-па»,
будто намекает на прощание,
а вечер ещё только начинается.
С тобой ироничный иранец,
немного затурканный турок,
два рассеянных россиянина,
венгр,
черногорец,
шотландский горец
и твоя подруга,
у которой сегодня сухой закон.
Когда-то в Украине
радушные хозяева
собрали тебе в дорогу сухой паёк,
в который входила бутылка водки,
бутылка вина
и почему-то палка колбасы,
причём даже колбаса не была сухой,
что уж говорить о вине,
розовом и десертном,
как сладкие мечты.
Наш автобус тогда сломался
и три часа простоял в Бердичеве,
где каждая официантка знает,
кто такой Джозеф Конрад
и где венчался Бальзак.
Но ты выдержал
все тосты за Эвелину Ганскую
а также за «Сердце тьмы»,
хотя в глазах и в сердце то и дело
сгущалась тьма
и шатала тебя,
как вертолёт под музыку Вагнера,
и ты понимал,
что апокалипсис — именно сегодня.
Сегодня вы в Берлине,
идут дождь и немцы,
как написала твоя подруга,
у которой сухой закон;
хоть ты не теряешь надежды,
что он скоро сменится полусухим,
а если повезёт, то и полусладким.
Тебя же сразу охватывает горячка,
белая и нефильтрованная,
живая.
Weissbier —
третье немецкое выражение,
которое ты научился произносить без ошибок.
Раньше были «хенде хох!» и «нихт шиссен!»,
когда ты играл в войнушку,
но маленьким партизанам не наливали пива,
и вам оставалось только пускать под откосы вагоны.
Кстати, организатор «Литературного Экспресса»
сегодня смотрит на тебя с подозрением.
Может быть, у тебя ещё всё впереди?
С тобой ироничный иранец,
немного затурканный турок
и остальные поэты.
Жаль, отсутствует фининспектор,
поэтому каждый сам за себя.
Твоих карманных денег
хватает ровно на шесть кружек Weissbier
и один неполиткорректный стих,
такой же белый и нефильтрованный.
Прогноз погоды
Пользуясь гостиничным лифтом,
узнаёшь много интересного.
Нет, вовсе не о многочисленных этажах,
глядя на кнопки;
и не о собственном свинстве,
глядя в зеркало;
и даже не о новостях чемпионата Европы по футболу,
зафиксированных в особой таблице.
Гостиничный лифт прежде всего —
маленький филиал берлинской обсерватории,
и каждое утро
ты читаешь свежие сводки
с немецкого атмосферного фронта,
чтобы, выйдя в город,
на собственной шкуре убедиться,
что прогнозы — вещь неблагодарная,
а мокрая рубашка — ближе к телу.
Что-то не так,
что-то не так с этим небом,
от которого не спасают
ни попытки спрятаться в ближайшем магазине,
ни зонт, по случаю купленный
в этом же магазине,
ни алкоголь, по случаю купленный
на родине.
Ясное дело, можно целый день
просидеть в гостинице,
но и оттуда открывается вид
на берлинское небо
с его перистыми облаками,
кучевыми тучами
и перелётными ангелами
«Люфтганзы».
И даже спрятавшись
в Музее кино на Потсдамской площади,
ты имеешь все шансы
увидеть самые лучшие куски
неба над Берлином.
Перевёл с беларусского языка Станислав Бельский
Ранее эти переводы — в другом порядке — были опубликованы в альманахе «Артикуляция» № 3, 2018 г.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney