РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Евгений Козаченко

Арсений

23-08-2012 : редактор - Женя Риц





   Он там.
   Не успеваю дойти до раздевалки, но уже вижу, что он там, под лестницей, свернулся в загогулину. Обычно при виде взрослого человека он снимается с места, отбегает на безопасное расстояние и начинает гримасничать. Стоит к нему приблизиться, как он снова отбегает, поворачивается и продолжает корчить рожи. Сегодня что-то не так, даже не смотрит на меня. Маленькая рыжая запятая. Сидит, не шелохнётся. Подхожу, опускаюсь на корточки:
   – Арсений.
   Не отвечает.
   – Арсений.
   Поворачивается, глаза заплаканные, злые. Подвожу его к скамейке, сажусь рядом. Говорю: рассказывай.
   Рассказывать долго. Арсению семь, и он учится в первом классе. Проблемы начались в середине сентября, учителя говорят про таких: гиперактивность и дефицит внимания, но кому от этого легче. Первое время, видно, присматривался, непривычная обстановка, новые люди, много людей. А потом привык. День Арсения обычно развивается по такой схеме: утром его со скандалом приводят в школу, бабка выбивается из сил, страшно представить, что происходит дома. Когда у него хорошее настроения, он спокоен и умиротворён, но длится это не больше двух уроков. Время истекает, в районе пятой точки включается моторчик, и, пока он набирает обороты, Арсений начинает потихоньку ставить на уши всю школу.
   – Можно к тебе?
   Пока мы молча сидели под лестницей на скамейке, он вытер сопли, промокнул глаза. Теперь просится в мой кабинет.
   Мне двадцать четыре, и я школьный психолог. Пока мы поднимаемся на четвёртый этаж (там, рядом с актовым залом, находится кабинет), я гадаю, что это за якоря, которые до сих пор удерживают Арсения в школе. Пока мы поднимаемся на четвёртый этаж, Арсений думает, что на урок, кажется, не ведут, и можно перестать отмалчиваться. И он начинает рассказывать.
   Дело в том, что русский любит быструю езду, Глафира Ивановна любит остренькое, а Арсений любит Соню. Соня учится в том же классе, что и Арсений, и, когда она попадает в поле его зрения, он расплывается в улыбке, шлёт воздушные поцелуи и складывает руки сердечком. Иногда это происходит прямо на уроке, и Соня, девочка воспитанная и деликатная, смущается и одёргивает его. Ей, конечно, приятно, но разве можно так на уроке.
   – А сегодня что стряслось?
   Мы сидим в кабинете, друг напротив друга. Ноги Арсения не достают до пола, и он ими слабо болтает. Не смотрит на меня, переводит взгляд с одного предмета на другой. О, сколько скорби в этом взгляде, о, как он умеет это изобразить.
   Оказывается, в этот раз что-то случилось на физкультуре – то ли Арсений выкинул очередной фокус, то ли Соня встала не с той ноги, но она вдруг перестала его замечать, а её подруги по секрету передали Арсению, что Соня с ним больше не водится. Вот так, прямо и категорично. Он попытался подкатить к ней на хромой кобыле: удивление на лице, убитый взгляд. Но ей было не до того, девочкам только что выдали обручи, какой там Арсений. То есть всё подтвердилось, рота, отбой.
   – Вы раньше разве не ссорились?
   Ссорились, отвечает, но не так серьёзно. А теперь всё. Навсегда.
   Я пытаюсь его уговорить, объясняю: и взрослые ссорятся, у взрослых, ты же знаешь, о-го-го какие проблемы, и ничего. И вы помиритесь. Может, Соня не расслышала, как ты к ней обращался, может быть, ей было неудобно отвлечься от задания учителя. Мало ли что может быть.
   Нет, говорит, какое. Не судьба.
   Ты, объясняю, фаталист, разве так можно. Ты к ней после урока подходил, спрашивал, в чём дело? Ты же, говорю, знаешь девчонок – подруги приврали, Соня подыграла. Глупые.
   Нет, говорит, навсегда. И качает головой.
   Отвлекается на точилку, возит её по столу, потом, опомнившись, возвращает на место.
   Прибегаю к последнему аргументу, говорю: Арсений, ты же мужчина, разве мужчины опускают руки? Ты ещё ничего не выяснил, а уже раскис, давай лучше подумаем, как объясниться с Соней.
   Он долго отнекивается, отворачивается, отвлекается на вид за окном, красные пятна под глазами исчезли. Потом снова отнекивается, нет, ничего не выйдет, разве я смогу, я не смогу. Потом сдаётся. И, выслушав мои предложения, соглашается вернуться в класс.
   А в классе всё вверх дном, перемена, гуляй, братва. Часть братвы носится по коридору и переворачивает подвернувшуюся мебель, часть доедает остатки завтрака в классе. Соня тоже находится в классе, и, пока Арсений неуверенно пробирается к ней между оставленных в беспорядке стульев и парт, я подхожу к классному руководителю. Что творится за моей спиной, неясно – гам стоит такой, что не всегда разбираешь слова собеседника, поэтому подслушать, как происходит примирение, не удаётся. Но вот я поворачиваюсь и ищу глазами Арсения, и вижу, как он шлёт Соне воздушный поцелуй, Соня улыбается и что-то говорит ему. Он смеётся, ерошит рыжие волосы, отвечает, смотрит на меня и поднимает большой палец. Полный порядок.
   Ссоры и разногласия забыты, обиды погребены под толстым слоем цемента.
   Прощай, грусть, здравствуй, шоколадный батончик на двоих и общий сок из одного пакетика. На веки вечные.
   Навсегда.
   До следующей физкультуры.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney