РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЕкатерина Преображенская
неподвижные письма
29-10-2016 : редактор - Алексей Порвин
Тиресию
Ты, в сущности, ни юности не знаешь,
Ни старости: они тебе лишь снятся,
Как будто в тяжком сне после обеда
( У. Шекспир, «Мера за меру»)
Я, старикашка с дряблой женской грудью,
Все видя, не предвижу новостей
( Т. С. Элиот «Бесплодная земля»)
Послушай,
Что я скажу тебе, я – глупая девушка – одинокий старик? –
Разве я помню, как я возник?
Но уже и тогда я был стариком, а женская грудь мешала мне, –
И вот она сморщилась и усохла,
Семя мое бесплодно;
Сколько его ни разбрасывал – не проросло ни в одной,
А случись дитя, забрал бы себе, кормил бы грудью пустой,
Пока не погибло
Послушай, что я скажу тебе, я – глупая девушка-одинокий старик:
Я не знаю, что такое наилучшая айва,*
Наилучший укус комара на наилучшей руке
( Язык старика не помнит вкуса айвы, и комар улетает от него налегке)
Вот и в словах моих только гул,
Как в морской раковине, если поднести ее близко к уху,
Но и он приятен для слуха
Не так ли?
Послушай, я – одинокий старик
Возвращаюсь домой одной и той же дорогой.
Там, где нет светофора, там, где нет перехода,
И нельзя перейти на другую сторону -
Разделяю с ней поровну:
Расстояние
Ожидание
И деревья с траурными венками
Одинокий старик
Здесь ее поджидаю
На своей стороне -
Глупую девушку
С наилучшей айвой в наилучшей руке,
С наилучшим укусом на нежной щеке
* « Я считаю, что лучшие стихи классических китайских и японских поэтов - это вполне понятные афоризмы, и допущенный к ним слушатель почувствует радость, откровение, вырастет духовно и даже как бы физически. Стихи эти почти всегда особенно приятны на слух, но скажу сразу: если китайский или японский поэт не знает точно, что такое наилучшая айва, или наилучший краб, или наилучший укус комара на наилучшей руке, то на Таинственном Востоке все равно скажут, что у него «кишка тонка». И как бы эта поэтическая «кишка» ни была интеллектуально семантически изысканна, как бы искусно и обаятельно он на ней не тренькал, все равно Таинственный Восток никогда не будет всерьез считать его великим поэтом.» ( Сэлинджер «Симор: Введение»)
***
Туристка, попрощавшаяся на площади де Соль
С неким молодым человеком, и заливающая теперь
Слезами залы мадридского Прадо
От Веласкеса до Гойи, и дальше
Тьеполо, Караваджо...
Помнит о том,
Что публичная демонстрация слёз
Вышла из моды ещё до
Наполеоновских войн
О сладкие слёзы самоидентификации,
Прерогатива правящего класса,
Знающих точно, как, с кем, как долго и по какому поводу
Их проливать
А после - удел женщин, больных и аутсайдеров,
Неприличные слёзы внеклассовых границ
Слёзы, где и когда угодно
Туристка, неожиданно ставшая рекой, нескончаемым водопадом,
Волной вероятности
В сердцевине мадридского Прадо
Волной, уносящейся вдоль Сурбарана, Риберы,
Эль Греко и Тинторетто -
Вдаль, к произвольному разрыву
***
Ты вышел в магазин за хлебом, это был второй сезон, третья серия
Он расступился, и ты вошёл в его воду
У кассирши в уголке глаза было показано:
Не отлучайся от меня: cын, мальчик, друг невесомый, отец на пенсии
Вот сдача, которую я отрываю от сердца
Как и положено
Кто-то подкинул в корзинку лишнее мороженное
Ты вышел в магазин за хлебом, это был шестой сезон, пятая серия
Он расступился, и ты вошёл в его воду
В очереди на кассу тепло как в яслях
Хлеб, молоко и яйца сверкают, переливаясь в руках
Охранник в чёрной одежде заглядывает покупателям
Прямо в глаза:
Любишь ли ты меня так,
Как я – тебя?
***
Листья по-прежнему пустынны, -
Записывают и стирают воздух,
Записывают и стирают
По-прежнему безумны –
Прячут внутри куста как тайну часть ночи
Но ночь – не тайна
Она – добыча – для того, кто её догоняет,
И – охотник – для того, кто убегает
Деревья заняли свои места навсегда
И не пускают туда,
Где стоят, а земля
Земля – всегда повсюду, всегда на месте, и потому
Некуда перемещаться
О эти тёмные неподвижные письма,
Вечная бессонница Чёрного
Впереди – утро, позади – футбольное поле
Направо – мяч, налево – забвение
***
Ты испугался и превратился в яблоко,
Белый мужчина с голубыми глазами –
В жаркой тревожной петле
Закружившегося автомобиля
Ты испугался и превратился в яблоко
Это нужно было для твоей безопасности,
Так мы решили, потому что вокруг была такая чёрная толпа,
Что в ней исчезали рука и слова
Ты испугался и превратился в яблоко
И я несла тебя в своей руке вслед за той,
Что согласилась нас провести
Сквозь черные покрывала паранджи
Женщин разных размеров –
Крошечных и огромных,
Колеблющихся в такт поезду,
По трясущемуся лабиринту свободы
Ты испугался и превратился в яблоко, – ненадолго
Так мы решили, для твоей безопасности
И я, покачиваясь, быстро иду,
И волнуясь уже грызу это яблоко на ходу, и не выдержав - бью по нему,
Чтобы ты превратился обратно, но
Ничего
Не получается
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney