СООБЩЕСТВО
СПИСОК АВТОРОВСергей Круглов
Град грядущий
10-11-2021
ИМЯ
В сорок пятом синагогу на Подоле снова открыли. В пятьдесят втором она впервые пришла туда с теткой Ганной (тетка не родная, но роднее родной – подобрала ее, когда ей было семь, вырастила. Тетка считала ее своим талисманом: дитятко спаслось из Бабина Яра, знак небесный, принесет удачу в дом).
Из того, что читали и пели в синагоге, что говорил рав , о чем – ой вэй – плакали Б-гу в медный гулкий завиток уха собравшиеся в синагоге люди, она ничего не помнит.
Она разговаривала каждую ночь с мамой и сестрами – они с теткой Ганной жили на улице Мельникова, и мертвые пели как раз под ее кроватью, прямо из-под земли.
Потом в шестьдесят первом прорвало вал, грязь затопила все до самой Куренёвки, и мертвые петь перестали. Тогда живые-то были как мертвые, до песен ли было.
Но все, что пели мертвые, она помнит. Мама, сестры.
В синагогу она больше не ходила.
Она нашла довоенную фотографию, пожелтевшую, как ласковое костяное пожилое солнце – она, мама, сестры, родня с Пуща-Водицы, родня с Гостомеля , собака Розка - и отстригла Б-га ножницами.
«Он бросил нас».
Но фотографию сохранила.
Когда ее внучка нашла эту фотографию – «-Ой, бабуль, класс!..а кто это? а это?... – Да я уж и не помню, доня…» - то сосканировала ее, выставила в Фейсбуке, в альбоме «История моей семьи».
И полночи сидела, глядя в мерцающий монитор.
В пустоту справа , там, где фото резко кончалось, в тьму, полную таящегося Смысла – курсор легко ложился на нее, как беленький поплавок на черную глубокобездонную воду, высвечивал рамочку : «Вставьте любое имя» .
ЛЕНИНГРАД
Поэты, опившиеся хлорозной высокой воды; блокадники, несущие на руках иссохших детей; священники и монахи, все в комьях болотной могильной земли; дикторы серебряного радио; рабочие с кирками, вросшими в плоские коричневые длани, с глазами зеленее, безотраднее и ниже этого неба; строгие сенаторы, вицмундиры в плесени, в велеречивые бритые рты вбиты тугие свитки присяг; в обнимку с сенаторами - стройные пятеро, улыбающиеся в гранитную умбру синевой странгуляционных борозд; и тысячи, тысячи вдов. Впереди – двое: белоснежный краснолицый старик, одежда пропахла рыбой , морем, солью, бесконечностью, красные глаза выедены слезами всклень, и вдова неопределенных лет, земляна и светла ликом, юбка зелена, кофта – ржава как кровь, в руке – корочка сырых 125 грамм. Ну что, говорит старик, - ухнем, матушка?! И – ввысь руку с ключами, - огромные впрозелень медные, ключи от Бадаевских складов, ключи от заветных врат, - и свинцовые воды , гудя, задрожали и побежали вспять, и сияющая рана прорезала Финский залив. Апостол и блаженная, широко перекрестившись ступают на дно. За ними – все остальные, весь Питер; и воды с ревом смыкаются над ними. Вошедший последним парнишка в черной косухе, со скейтом под мышкой, белой кошкой на плече и Шевчуком в ушных раковинах, оглядывается через плечо: так и знал! войско фараона не успело, опоздало на долю минуты, - вон они злобно и бестолково мечутся по берегу, что-то кричат в прижатые к ушам сотовые, топчут иссохшие водоросли, пластик, ступают начищенной обувью в бензиновые пятна, легионы одинаковых, как в сакральном фильме братьев Вачовски.
И тогда – печальная золотая небесная «Аврора» гремит, и земное солнце начинает вершить свой закат.
ДЖОЙНТ
В новогоднюю ночь видели, говорят, в столице Деда-Мороза. Тоненькая ватная ушанка затянута тесемочками под подбородком, телогреечка драная, опорки тракторными покрышками подшиты, и ни бороды, ни усов, ни зубов во рту, лицо серой кожей обтянуто, тощая шея из ворота торчит темнокирпичная, пеллагрозная, а на телогреечке - номер :"1953". Рылся Дед-Мороз в мусорных ящиках, искал подарков, беззвучно пел новогоднюю песенку-считалку:
"Вовси, Коган, Виноградов!
Еще Коган и Егоров!
Фельдман, Этингер, Гринштейн!
И Майоров-терапевт!"
Его не трогали; редкие пробегали если - не разглядывали, отворачивались, шмырсь с опаской в подворотни, в проходные дворы - праздник праздновать, весну выстанывать, продышивать свои лунки в комнатной оконной мрзле, заводить пластинки, слушать модные посмертные риориты-михоэлсы, жечь всяк свою ёлочку: ну-ка, ёлочка, гори!
ГРАД ГРЯДУЩИЙ
-Кто тут?
-Это я…
-Ты – это кто?
-Рядовой…
-Как звать-то?
-Иван…
-Ну и что тебе здесь?
Молчит, робеет, переминается с ноги на ногу, правая разглаживает складки гимнастерки под ремнем, левая – шарит крючок, застёгнут ли… «Молоденький совсем», - Пётр не стал больше спрашивать, но и двери не отпер. Вздохнул: опять двадцать пять! пожевал седыми плотными усами, махнул рукой: жди, мол, тут.
-Брате Иоанне! иди, - тёзка тут твой, еще один… пришёл.
-Тёзка?... благослови, брате Петре.
-Да чего там «благослови»! Ведь тысячу раз сказано: ну не положено им! ну есть же для них райский сад. Винограды, кипарисы, вода и плоды, ястие и питие, - ну чего им еще надо? потрудились, положили честно живот за Родину – вот пусть и отдыхают! Зачем сюда-то лезть? кроме того, один придёт – да ещё однополчан за собой тащит!.. Ох, брате Иоанне, сам ведь знаешь – от непослушания все беды! Как хочешь, а я не пущу!
-Прости ты меня, брате Петре! да ты не пускай, не пускай, конечно. Ты…немного приотвори дверцу? я выйду, на минуточку только…
Петр ушел, Иоанн остался.
-Садись, чадо…вот тут, у стены… Откуда ты?
-Из Бреста.
-Вот что…пограничник?
-Да…
Они помолчали. И солдат, снизу вверх глянув на мягко сияющего седобородого златоочитого старца, спросил:
-А…разрешите обратиться? .. вы не знаете, что… т а м?
Иоанн ласково и серьезно поглядел на него.
-Там? там сейчас Сталинград, - но тебе это ни к чему. Твоя война закончена, чадушко моё. Ты лучше скажи: что ж ты в саду не остался? Разве там плохо?
-Нет, что вы! очень, очень хорошо!.. наши все так рады были, и товарищ политрук, и Васька, и Ринат, и Зина сестричка! прямо – Ботанический сад! я там был в тридцать девятом, когда учился, на каникулах…ну, конечно, здесь лучше гораздо!
-Ну и?
Иван глянул еще раз – горячо, светло, сглотнул – вверх-вниз молочный кадык, придвинулся ближе.
-Я… ну, когда меня… в общем, я в и д е л. Я знаю. Я видел. Видел город, сходящий с неба. Это был мой родной Саратов, вы понимаете? но и не Саратов словно, он был такой…как Машенька, моя невеста, весь белый. сияющий! Он был как обещание, самое главное в жизни, и он был - м о й. И его светило было подобно… ну, чему же, чему…
-Яспису кристалловидному?
-Ну, наверное, я не знаю! И вокруг него – стена, вот как эта, и в ней – двенадцать ворот, на двенадцати основаниях, чистое золото, подобен чистому стеклу, и река там была! как Волга, но как… как н а с т о я щ а я Волга, светлая как кристалл река жизни, и дерево на берегу, как яблоня у нас во дворе! И так я его видел, - как вот однажды в детстве, я был еще маленький, и отец был живой, он посадил меня на плечи и мы пошли на демонстрацию, ну на Первомай, и такая была весна, такое счастье, и свет, свет! И был это даже не свет. Знаете, это был – как бы точно-то сказать? – был Он. Когда меня убили – со мной был Он. Ни на секунду не уходил от меня. Как мама – она в сороковом умерла… Пули – их было восемь, пулемётная очередь , которая меня убила – они как будто сначала пролетали сквозь Него, а потом – сквозь меня, и было не больно, а так, как в траве лежишь летом, и бронзовые шмели гудят.. . Да и не в том дело! Главное – Он был.
-Он?
-Да. Не знаю, Кто. Самый… ну, самый. И вот сидел я в этом вашем саду, и подумал, что вот тут-то всё и есть, и захотел увидеть город , и Его, всё сильней и сильней хотел. Ну вот и …не усидел – пошёл искать… Скажите, этот город – он случайно не здесь?
Иоанн вздохнул и улыбнулся.
-Здесь, Ваня, здесь. Думаю, это он.
-А вот Его, Того, ну… я могу увидеть?
-Пока нет, Ваня.
-А где Он?
-Там, - где же еще Ему быть. Он там. Он сейчас горит в танке в Сталинграде, умирает от дезинтерии в Ташкенте, сидит на ручках у мамы в Треблинке, поет колыбельную маленькой голодной девочке в Ленинграде, утирает случайную слезу немецкого генерала, лежит раненый в живот в белорусском болоте и вспоминает невесту Лотту, - Он там везде, всего и не перескажешь.
Солдат вскочил на ноги.
-А скажите… раз так!...может, мне можно – вернуться?
Старец долго смотрел на мальчишку.
-Ну, Ваня… что же. Раз Его всё равно тут нет, и спросить некого - что же, иди. Если ты так хочешь.
-Конечно, хочу, какой вопрос! А скажите: я точно Его там встречу?
-Ну, этого я не знаю. Никто не знает, кроме Него и тебя. Но если встретишь – скажи, что это я благословил вернуться.
-Спасибо! Разрешите идти?
И, не дождавшись ответа, солдат побежал, всё быстрее и быстрее, по бескрайнему лугу, время от времени пропадая в слоях медленного лилового тумана, туда, где в невообразимой нездешней дали вырастала из-за горизонта, наливалась гневным рокочущим глухим громом чреватая огнём угольная полоса, все шире и шире, всё ближе, -- бежал, поддергивая на ходу колотящую его по спине неведомо откуда взявшуюся старенькую винтовку Мосина.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney