РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЗвательный падеж
Иван Соколов
27-12-2010 : редактор - Женя Риц
Родился в Ленинграде. Студент филологического факультета СПбГУ. Публикации в альманахе «Хронометр». В 2010 году издана книга «Грустный Иван». Финалист Большого Петербургского Слэма-2010.
руки
в руку беру перо альбатроса в море одетое штормом макаю и размашистым жестом через всё обгорелое небо пишу тебя нету со мной
руку на дно опускаю и цепляюсь за дно якорь единственный мой не удержит и в небо сорвусь улечу и прорву этот тёмный гуашевый лист на котором не высохло имя твоё
руку себе по плечо отсекаю я вор я украл у себя твоё тело и мне некого больше обнять и мне некого даже припомнить только звёзды орут ультразвуком тебя нету со мной
руку подставь и зажми в кулаке заражённую кровь и с железным лязгом ударь по пергаменту неба так останется там отпечаток зеркальный тебя нету со мной
руки твоей нет у меня
***
И вот когда твоё тело станет моим
и прянично-пегая бабочка брызнет пыльцой
на меня, мою маму, мой дом, мои мысли, —
я закрою глаза, а ты всё равно не исчезнешь.
И вот когда стихопад обернётся торнадо,
а Дидону разделит надвое звон,
а вернее рык немейских курантов, —
я пожалуюсь небу на то, что тобою ослеп.
И вот когда в завещании Бога
мы найдём своё имя, прождав его тысячи лет,
а в твой яблочный голос войдёт грубый ядерный привкус, —
лопнет одна из моих шести струн и заглохнут ладонные сенсоры.
Прости мне меня.
Не прощайся
плач полиника
похорони меня настенька
похорони сестрёнка
видишь как набухают пальцы мои
как ты держалась бывало за них
похорони ниточка
на скулах трескает кожу уже второй день
помнишь пускала на них солнечных зайчиков
папиным медным щитом
похорони похорони гонечка
нету моченьки боле сверху почвы лежать
ласточка моя солнышко
помнишь на этой земле вкруг костра
песни друг дружке мы пели
про богов и героев
о турах и ангелах
когда гелиос шторку на мир опускал
ах похорони анитка
знаю-знаю нельзя тебе царь запретил
но как быть-то войди в моё положение
я забываю что значит
дуновение воздуха в геройской трахее
мне не спеть уже боле про трою трохеем
я забываю дрожь уха в которое
быстрой стрелой аполлона влетает
милый девический голосок
словечко-другое и ты поражён
и платишь исправно налоги киприде
да где уж и что уж теперь
похорони похорони антигона
похорони брата своего несчастного
а иначе как светлое солнце
взглянет в глаза твои вместе с зарёй?
покраснеет и скроется как! антигона!
не отомстила за брата
как! не предала его тело земле
я сладкой стал добычей хищным птицам
я весь истерзан псами
сестра здравствуй сестра
положи меня в воду под землю в огонь хоть куда
можешь набить моим прахом подушку
сладко мне будет лежать под ушком твоим
похорони похорони
пусть вместе со мной забудутся ужасы этой войны
под фивами — жид немец колет рубит режет
бой барабанный пули жжёт гортань от искуса убить
я как записка к ксении блаженной
лёг на песок безмолвно безнадежно
и надо мной горело что-то высоко
и чья-то падала горючая слеза
об чей-то панцырь колотилось чьё-то сердце
да-да я верю
моя душа неразделима вечна
но ты сестра
изломанному телу постели
во тьме постель
изломанному телу
в котором я так нежно
тебя любил
* * *
наверно, бреясь, Бог никогда не порежется.
споласкивает с вечносвежего лица последние следы ночи-растрёпы
зевая, Бог набирает номер телефона
спящего неизвестно где неизвестно с кем Франсуа Озона
нет ответа
кисуля тебе кофе сварить нежно спрашивает он свою спящую женщину
вечноспящая женщина сдвигает усталые прямотонкие ножки и скрипит ему да дорогой
теперь Бог знает
он улыбается
разбивать коленки
разбивать коленки
мчаться вперёд поездом пенных надежд
без одежд
бежит нагоняя время
врезаясь в него наезжая на пятки
новый велосипед
шипованные шины передний тормоз мужская рама
папа я уже стал большой
папа смотри я уже умею
жать на педали будто улепётываешь от смерти
нестись болтаясь вправо влево
не садиться на седло так быстрее
папа вон он там стоит впереди
сейчас проехать мимо
и резко кусок жизни оторвать нажав на тормоз
сильнее чем через девять лет нажму собой на женщину
руль влево линия земли крива как лунный серп в чужих очках
и пыль пыль пыль пыль пыль
так сухо дождь давно не спал с дорогой
три тыщи румбов влево
и вправо скособочивается
пространство папа столб дорога
забор канава клубы пыли
ворона облако мысль бога
забор калитка на крючке застыли
бессмысленные шарики дождя так долго
обещавшего приехать ссыльным сыном
суровых облаков над сгорбленной дорогой
похабно обнимающих друг друга
со звоном бросить железного коня
и понестись к финишу
который сам себе придумал
скорей скорей быстрее света
быстрее слившихся в одно спиц колеса
быстрее взгляда молодой учительницы
на вероломную шпаргалку
быстрее чем рождается ребёнок
быстрее тыщи гигабит в секунду
быстрее обезумевших ударов сердца
быстрее чтоб пространство раздевало тело
и кожа вон лохмотьями летела
и уголь в лёгких подходил к концу
уподобляясь звёздному стрельцу
бежать бежать бежать
драть пятки драпать дуть
и вдруг упасть со вспышкой темноты
ударом колокола в голове
и мыслью подстрелили наших бьют
напалмом их ребята так ату
упасть с высоты собственного роста
разбить коленку
плакать
и смеяться
береника и подземная рыба
злой, злой, несговорчивый гребень,
не хочет чесать береникины косы,
плачет, плачется дева звёздам,
доит, доит молочные пряди,
варит вера в котелке тела травы,
преют под крышкой жимолость и люцерна,
лелеет ника память об отчиме —
приходил, мол, и гладил по темени девочку,
не знал, ласковый, что отравлены космы,
кипит киноварь в жилах дурочки,
тянет, глупая, как струны, локоны,
а в скрипке такой не выносишь музыки,
в крипте сидит береника и молится,
а звёзды падают отмершими струпьями,
и слышно, вторит ей подземная рыба,
плывущая между двумя иисусами,
и думают обе, — куда бы мне деться —
от волос моих, от почвы моей —
дует, дует на свечку горгона, устала,
а мир всё нанизывается на струйку пламени,
ищет, ищет иисус себе море,
а море лижет навстречу ей землю,
прахом рыдают снежные птицы,
вьют и вьют мёртвые петли,
путают седые власы вероники,
волоокой порочной девы,
путают пути иисус среброспинной,
рыбы, беременной миром,
ночь, ночь, ночь, ночь,
рыба — дева, дева — рыба,
очей не сомкнуть над куделью обеим:
прядут рассвет не зная сна.
опубликовано посмертно
косы в камин
окропи порох
подними брата
и за порог
черкнув пару строк на прощанье непослушным от холода пальцем на запотевшей слюде
чёрствые дни
циферблат в стрелах
подпись меркатор
жизнь так свела
ай-яй-яй слышишь забыла билет да где ж ты такая спасёшься храни тебя дева мария на всех не хватает молитв
ты колесо
отбивай песню
в попсовом ритме
по рельсу. стучи
испуганно будто не ты царь природы а твой машинист а женщина (падает в спешке к центру земли головой)
ты механизм
в ином мире
в ч/б фильме
держись не теряй
назапястный владыка своей не теряй маркитантки она на рельсы а ты ведь спасёшься визжит паровоз
паровоз умоляет
очнись ты же моя
ты же женщина
это я машина
Ай, лежишь кентавром,
шея здесь,
а ноги-кадавры ¬—
там, быльём поросли,
шерсть-травой,
бородой взопревшего сена...
как же давно
помоги боже
мы бродили по миру
мечтали возжечь
жертвенник из тростниковых свирелей и нигде не прочли что однажды с утра вы вдвоём убежите испугавшись что красные птицы с маминого халата сорвутся в небо закружат над домом перекинувшись затем на дневник
* * *
железо в плоти моей
я терминатор
комок железа в горле кусок железа в шее
ржавчина застит взор
кую себе руки а к ним пристаёт-прирастает мясо
так девочка завязывая на два узелка кроссовок видит в сложившихся верёвочках розу ветров
мелким резцом безымянного праксителя вырезан шлейф твоего распада на мягкой моей ладоньке
ах я мягкая нежная ртуть не сумела прикинуться феррумом в нужное время
я лебедь во сне в белизне спящих лилий лелею свой голос беззвучный
я безымянные девочки сотканные из венериных волосков
слабо вырезать из меня орнамент?
рекламный оракул гласит дотянись губами до неба
небонько дай я тебя поцелую
Приду. Прядёшь. Прядают.
Приду.
Сначала я — потом ты.
Так, так, только так
выщерблено на скрижалях,
и твой дом, покосившись на сваях,
дважды омоет ноги
в слепом, как стрела,
позабывшем свой путь
Ахероне — тогда,
когда сухими стопами вперёд
меня вынесут из дыры,
напоминающей твой рот —
о, прекрасной дыры...
Но только сначала я — потом ты.
Прядёшь.
Ну что, что, что ты там пишешь?
Лихоманка скрути твои чудные пальцы —
всё скребёшь и скребёшь по странице,
подаяния просишь у букв.
«Боже, склони свой слух
к мольбам рабы безнаказанной:
научи её говорить,
расплетать пряжу смыслов
на волокна людских голосов!» —
я снова просил за тебя,
пусти теперь прорасти
в одном из твоих снов.
Прядают.
Моя смеющаяся милая
звенит серьгами с сильмариллами
и звонко об пол каблучком —
я веселюсь, и септаккорд
бряцает в такт лесной народ,
а я не в такт, но в унисон:
БИМ
БАМ
БУМ
БОМ
СКОРЕЕ В ДОМ,
СКОРЕЕ В ДОМ!
Прядает коренной ушами
(его товарки в снежной яме),
от частоты их колебаний —
«отделилась и поплыла, смешиваясь с тёмною влагою дождя, волна тихого, тёмного и сладкого гудения».
БИМ
БАМ
БУМ
БОМ
* * *
обвивы волос дуновение воздуха запах дождя
запах но не звук
зеркало впитывающее твои глаза
спина спина спина форма глыба камня пенелопка ждущая лекала тоскующая по резцу спина свет во тьме мягкий отсвет сепия линии гор холмы холмы и всхолмия не поворачивайся я сойду с ума
молодой вуайер опытная потаскуха
кощунственный палец на коже спины твоей я погибну в геенне но дай прикоснуться дай слиться с рельефом
липкая кожа созревший сыр на ощупь умолкли все птицы в саду твоём гибнут деревья кора рассыпается прахом осыпает скукожившуюся почву умрём как в помпее о крепость открытая каждому полководцу с острым копьём ты рушишься при моём приближении внемли я плачу я тоскую я немею
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney