1.
    
    Три толстых белых голубя прогуливались по саду, меняя наклон крыла - то чуть острее, и тогда пикировали вниз, виляя между веток, то разворачивая крылья на 180 градусов, планировали, зависали в воздухе. Первый голубь - доктор Фрейд, подаривший миру заповеди психоанализа, второй - доктор Юнг, поделившийся законами коллективного бессознательного и архетипов, третий - Брейлер, систематизировавший группу схожих мировоззрений в систему dementia praecox - раннего слабоумия, впоследствии названного шизофренией. И все в саду цвело, и было тихим, и спокойным. Посланники сада, хранители порядка, рассеяны были по всей земле равномерно - рядовых голубей было послано больше в те места, где скопление людей выше. Тысячные стаи наблюдателей парили в крупных городах, скрывая свое истинное назначение за поеданием крошек и насекомых. И стерегла крылатая армия законы мироздания, и рапортовала наверх о любых происходящих сбоях. А толстые белые голуби - приближенные к самому Чему-то, действовали соответственно указаниям, и устраняли любую угрозу. Благоухал мир, процветал мир.
    Рассказывают, будто впервые голубь-посланник передал человеку Законы много тысяч лет назад. Но люди забыли их. А повторно голубь прилетел в век, когда зарождалась психиатрия, и передал всем слово, которое разнеслось после по всей Земле. И с тех пор знают и верят люди.
    И помнят, что шизофрения - самое тяжелое психическое заболевание; что прекрасен период ремиссий, и страшны рецидивы. Что есть в человеке бессознательное, нарушение равновесия которого грозит страшным наказанием. Что кора головного мозга - это самое главное, что мысли находятся в лобной части коры, зрение - в затылочной, а слух - в височной. Что все мы проходим оральную, анальную, генитальную фазы развития, а некоторые - могут задержаться, и тогда характер их будет соответственно оральным, анальным или генитальным.
    И знают люди, что эмоции должны быть ровными, однозначными, сдержанными, внимание - концентрированным, мышление - последовательным, обычным по темпу и структуре, воля - управляемой, потребности - высшими, восприятие - полным и реальным, речь - структурированной, интеллект - не ниже 60 единиц IQ, память - строгой на отдаленные и текущие события.
    А того, кто слышит несуществующие голоса или высказывает бредовые идеи, боятся люди, и ругают, и обижают, и пытаются спрятать куда-нибудь, как нечто постыдное, и разводятся с ним, и бросают, и произносят защитные мантры из аутотренинга, проходя мимо его квартиры. Человек все понимает, но вектор, резко изменивший направление во время обострения, направляет его действия в иную сторону, а расщепление возобновляется, и разрозненность всех функций психического усугубляется, эмоции обедняются, мышление лишается логики, а океан бессознательного прорывается в сознание и говорит с человеком неведомыми голосами или видениями, а курлыканье голубя заглушается. Когда в светлый период ремиссии он возвращается к ним, и говорит, будто следует всем психическим заповедям, показывает, как доказательство, нейролептики, которые он пьет для поддерживающего лечения, люди не верят ему, и голуби дополняют его одиночество, садясь на его подоконник почему-то намного чаще, чем это обычно происходит.
    
    Больные люди во дворе кормят птиц, я курю на крыльце, думаю о голубях и людях, невпопад думаю, - выдумываю, даже так бы сказала.
    
    2.
    
    - Спасибо вам и телом и душой, доктор, что Вы меня не зная сами, так любите!..
    
    Поправляю: "И сердцем, и рукой".
    
    - А что, - отвечает пациентка, - у меня есть тело и душа, вот и говорю так. Кстати, продам тело и душу за бутылку "Монастырского"... Вообще-то я дешевая блядь. Доктор, отпустите меня, пожалуйста, домой.
    
    Все спрашивают - страшно ли работать психиатром, нет, вместо страха я испытываю - поймите, это для меня редко - чувство ответственности, и страшно, наверное, только если пытаться от этого чувства бежать. Легка душа человеческая без него, и гелиевым шариком летит куда-то - не удержать. На самом деле это такая тяжелая легкость неимения, незнания своего пути - без труда поймет мою мысль эпилептик, который, потеряв сознание, но сохранив способность передвигаться, приехал куда-то, и очнулся в незнакомом месте. Человек без ответственности каждую минуту просыпается в чужом доме, на неизвестном маршруте трамвая, в таком-то слое атмосферы, и силится - попасть домой, определить маршрут, спуститься на землю. И вот - я, гелиевый шарик, притянута была за ниточку просьбой этой - о доме, на землю, и вместо эфемерных обрела очертания вполне человеческие, когда поняла вдруг: в некоторой степени именно от меня зависит, обретет эта пациентка дом в ближайшее время или же нет.
    
    
    - Не сегодня. Но скоро, скоро, - отвечаю я
    
    - Н₂О, - благодарит она.
    
    "Нужно всегда вместо спасибо говорить Н₂О - тогда ничем никогда не будешь болеть, такая химиотерапия", - такова ее, пациентки, внутренняя правда. А к завтрашнему дню она может измениться. Постоянство перемен.
    
    Я, кстати, улавливаю перемены по каким-то совсем незначительным на первый взгляд вещам: музыка, которую слушаешь, книги, которые читаешь, угол зрения, под которым смотришь на, скажем, тополиный пух. Я говорила когда-то, что люблю в Харькове июнь: тополиный пух везде, даже в метро. Это единственный месяц, когда, спускаясь на станцию, вижу что-то живое, такое, за что можно зацепиться и знать точно: да, сейчас лето, тополя. (Или же зима, снег?) В июне - ладони у лица сложить так, чтобы не видеть ничего боковым зрением, как в детстве - имитируя бинокль; и смотреть в небо. Мало того, что кажется, будто пух падает наоборот - вверх, а еще и на зиму похоже, - небо в июне такое же, как зимой. И получается - жара, а глаза видят совсем другое что-то - зима и снег, летящий наоборот. А снег этот, если присмотреться, складывается иногда в очертания совсем больших, невероятных, белых голубей. Мне нравилось так смотреть в детстве, и сейчас нравится, бывает, если в горле комок. То есть, главное, верить: летняя зима, бинокль, снег в метро, - придумай для себя, что хочешь, лишь бы верилось. Часто вот так смотрю на людей, - редко прямо, обязательно - то имитируя бинокль, то боковым зрением, прямо смотреть страшно: чувствуешь о ком-то - "понимаешь, я ведь тебе, или в тебя, или для тебя - верю", и вот это "верю" похоже на летнюю зиму - под прямым взглядом может разрушиться. То самое "верю", которое в большинстве случаев нельзя и без которого мне невозможно.
    Я привыкла говорить (писать) правду - сначала стеснялась (правда часто имеет свойство быть чем-то чрезмерно личным), но потом так понравилось, что теперь не могу остановиться. Поэтому признаюсь : все, что написано выше об июне - неправда.
    Однако год назад это не было ложью - правда имеет также свойство устаревать. Совсем другая внутренняя правда живет теперь во мне. И она устареет.
    Но существует и неизменная внутренняя правда.
    Большая карусель вертится, у человека проблемы с вестибулярным аппаратом, но он продолжает движение по кругу. Темно, луч прожектора перемещается, и в фокусе оказывается такая же карусель, расположенная немного выше предыдущей, с тем же человеком на ней, занятым совсем другими чувствами. Луч перемещается ниже - картина не меняется, но человек снова занят другим. Если присмотреться - можно заметить те карусели, которые в данный момент находятся не в фокусе - их, кажется, бесконечно много - и вместе они напоминают гигантский торнадо.
    Нити, веревки, канаты всегда неизменной внутренней правды натянуты между человеками-на-каруселях, не давая им разлететься и позволяя сохранять форму упомянутого уже торнадо.
    У моей пациентки такой внутренней правды нет: ее карусели рассеяны, сразу десяток их находится в фокусе, - диссоциация психической деятельности.
    
    -- Доктор, простите за бестактность. Термин шизофрения, - объясняет мне другая пациентка, пишущая "диссертацию для облпрофсоюза", - пришел от монголо-татарского ига, мусульманская религия. "Ши" - машина, "изо" - зигзаг мысли. Потому шизофрению надо переименовать в красную шапочку.
    
    Курить на улице, слушать людей на каруселях, смотреть на голубей, думать невпопад.
    
    
    3.
    
    - О, английская королева, какое счастье - Вы нашлись! - бросается мне в ноги больная бабушка.
    
    Вот-вот, нашлась, и пусть я - вовсе не английская королева, но я же нашлась, по-настоящему, по-взаправдашнему - нашлась! Вот я зашла в ординаторскую, сижу за столом, смотрю на пачку историй болезней: каждая папка - история потерявшегося человека, а я - нашлась, и им, возможно, пускай косвенно, но тоже - могу помочь найтись, вернуться домой из женского психиатрического отделения Сабуровой дачи.
    
    В слове Сабур слышится мне что-то древнее, и важное - то ли дело в каких-то ассоциациях, то ли в грозном таком звуковом сочетании - "бу". Сабур был купцом, имевшим безумную дочь. Он собрал десяток человек подобных безумцев у себя на даче для того, чтобы чаду его не приходилось существовать в сумасшествии только своем, а приходилось существовать в сумасшествии коллективном. Эта компания разрослась в будущем до Сабуровой дачи - Харьковской психиатрической больницы.
    
    В ординаторской дверь с таким же замком, как и на всех остальных здесь, - каждый врач носит с собой ключ-отмычку, железный штырь, открывающий все двери. У меня ключа пока нет, временно мне дают сломанную ложку, упрекают: ключ - это святое, он должен быть при себе всегда, при любых обстоятельствах. Такой ключ, который открывает все двери. Его функцию впоследствии стала выполнять ручка, которую я отвинтила от моего окна.
     Санитарка открывает отмычкой входную дверь, появляется мужчина - посетитель: ставит на стол в коридоре тарелку с супом, еще одну с цветной капустой. К нему выходит бабушка, худая-худая - как борзая, которая, никак не реагируя на приветствие, молча садится за стол и начинает есть - с такой невообразимой жадностью, хлюпая, пытаясь затолкнуть в рот сразу целый кусок хлеба.
    
    - Простите, что я так долго не приходил, у меня мать в больнице, мотался каждый день...
    (Ждет реакции, тишина, звенит ложка)
    - На Салтовке лежит...
    (Ждет реакции, тишина)
    - Кушайте, кушайте.. А помните, я к вам заходил в последний раз, конфеты приносил, перед Пасхой? Вы их ели?
    - Их давно нет.
    - Ладно... Я поеду, Нина Тимофеевна...
    - Оооо! И я поеду скоро! Я поеду скоро на курорт! Ты знаешь курорт? Я буду загорелая и красивая, красивая на курорте есть суп с окрошкой, на курорт! Я поеду домой...
    
    
    Не думать, не надо, нельзя, сейчас я - человек, попавший в новые обстоятельства. Как люди ведут себя в таком положении? Когда не знаешь - как устроено то, что видишь вокруг себя, кто эта бабушка, чем больна, какие люди здесь работают, кто этот мужчина. Когда никто не знает - кто ты, какой шлейф событий тянешь за собой, что и кого любил, что читал, как пил, чего стыдился, чем гордился. Чистый лист - новые обстоятельства предоставляют возможность начать все с чистого листа. Жизнь за дверьми отделения теперь не имеет никакого значения. Все словно бы - сначала. Анастасия Валерьевна, врач-интерн, красный диплом полтора месяца назад, ты ступила на новую для тебя землю.
    
    Погоди, какой чистый лист? Невпопад, снова невпопад.
    
    Меня действительно очень волнует тот факт, что я думаю невпопад. Я отчасти поэтому запретила себе сейчас строить всякие догадки о мужчине и бабушке. То есть, не то чтобы - думаю неправильно, просто думаю что-то не то. Вот, к примеру, теперь уже 15 лет назад мы вели серьезную войну дворами: мальчики объединились против девочек, каждая команда организовала свой штаб, в который мы приносили все необходимое - пистолеты, автоматы, военные фуражки, куски пенопласта, палки. Когда девочки заметили мою военную фуражку, выглядывающую из-за вражеского ограждения, кто-то из них крикнул мне: "Настя, почему ты не с нами?" Я ответила, что в команде мальчиков - мой лучший друг, и я обязана быть с ним. "Но ты же девочка! И должна воевать с нами!" В ответ я бросила в них снежок. Понимание между нами не восстановилось даже через 5 лет, когда мы закончили войну - не оттого, что нашли причины для мира, а оттого, что вступили в пубертатный возраст. Я только потом поняла, что думала совершенно невпопад, не так, как они, не так, как, по общему мнению, нужно было: я была барабаном, который стучал, не попадая в ритм, я была скрипкой, которая затесалась в ряды электрогитар и играла гитарные партии на 4 своих высоких струнах, хотя и не нарушала законы психического - ни в коей мере! Когда окончилась война я, которая в 1 классе была, по словам одного мальчика, "свой пацан", стала кем-то, у кого начали расти груди, но отличалась от других девочек абсолютным отсутствием интриги, поскольку продолжала быть "своим пацаном, у которого начали развиваться груди". Вот оно, невпопад.
    В то же время я хотела быть похожей на Джона Леннона, и даже уговорила маму отвести меня к окулисту, у которого во время теста с таблицей намеренно называла неверные буквы и который, вместо того, чтобы поступить так, как я предугадывала - дать мне отличные круглые очки, закапал мне глаза чем-то, из-за чего весь вечер я не могла читать - изображение расплывалось. После этого случая - вот даже сейчас, когда зрение, кажется, действительно начало портиться, я не иду к окулисту.
    
    Думание невпопад - тяжелая карма, да.
    
    4.
    
    Тишина стоит невыносимая. Я смотрю на свою руку - подушечки пальцев левой руки разделены поперечной вмятиной словно бы на левый и правый берег, и невыносимо болят. Тетрадь с разлиненными схемами аккордов - Am, C, G, E и прочие - смотрит куда-то в потолок. Визбор, - пою я то, что усвоила от родителей, - Окуджава, Городницкий. Пять часов, с 11 утра, суббота - итого - 6 часов, сплошь состоящих из Аm, Dm, C и прочих. Но мне очень хочется уметь так, потому что в груди у меня поет.
    Во дворе мальчишки повзрослели и теперь все больше играют в футбол, а не в квадраты. Я плохо бегаю, задыхаюсь почему-то, и вообще я пугаюсь и путаюсь из-за такой суеты на небольшом импровизированном поле. Поэтому я наблюдаю за футболом, сидя на бетонном выступе, который когда-то был скамейкой, и разговариваю с девочками, которые тем более интригуют меня, чем менее я их понимаю. Общая тема - месячные, у кого начались, у кого начнутся… У меня еще не начались, но я мечтаю о них, рисую в воображении картинку, как я - серьезная такая, изящная, одухотворенная, - подойду к маме и скажу: "Я стала девушкой".
    Я бросаю бардов и перехожу на Битлз. Небольшой кассетник "Свема" со встроенным микрофоном пищит и хрипит моим голосом, - я целыми днями перед тем, как пойти во двор, играю что-то, записываю, слушаю.
    На улице только двое мальчишек и я, - как ни крути, придется играть в футбол. Те двое - очень хорошо играют, лучше всех во дворе. Составы команд меняются - я и Вова против Жени, Женя и я против Вовы, и когда приходит время играть составом "я против Жени и Вовы", я смотрю на них, и не понимаю - зачем, что интересного в игре, результат которой известен? Вы хорошо бегаете, а я задыхаюсь, вы отлично владеете мячом, а я… Но Женя делает такое - хлопает в ладоши - хлоп! - и смотрит снисходительно: сдаешься, мол, да? И у меня внутри все так дергается-дергается, я злюсь, и мы начинаем играть. Футболка промокает насквозь и липнет к телу, из косы торчат петухи, колени исцарапаны, я задыхаюсь, но не обращаю на это внимания. Мяч у меня, два мальчика наступают с обоих сторон, локти, колени, пот, я как-то так растягиваюсь, бью носком по мячу, падаю, приподнимаюсь - и все замирают: мяч катится в направлении к воротам, но кажется, под таким углом, что все-таки мимо, катится все медленнее и медленнее, кажется, сейчас остановится, но около левой штанги все же заползает в ворота, и воздух взрывается криками - "Ни фига себе! Это случайность! Ну ты, Афанасьева, даешь!…" Афанасьева встает и бредет домой, тоже так - медленно-медленно, и чувствует, что дышать как-то совсем больно, вспоминает, что ни в футбол не умеет, ни бегать, хотя хотелось бы. И дома уже, в туалете, видит кровь, подходит к маме - в прилипшей к телу футболке, вся в пыли, коленки исцарапаны, и говорит, - "Мама, сегодня я стала девушкой".
    
    Чистый лист говоришь, о, наивность, чистый лист! События, обладающие свойствами казаться не такими, оставлять ощущение неудовлетворенности, пустоты, такой, будто и не происходит ничего - во время самого процесса, и - те же - события, кажущиеся прекрасными в сиянии своей завершенности и безвозвратности, не-принадлежности прожившему их, те самые, которые кажутся такими логичными и последовательными при задействовании памяти - и такими необъяснимыми при работе непосредственного восприятия - это мировая несправедливость по отношении к тем, кто живет в уважении к психике, соблюдает все законы психической деятельности и чтит коллективное бессознательное! Те самые события отбирают у нас право на чистый лист и создают нас ровно в той мере, в какой мы создаем их, и невозможно разобраться временами, кто из нас первичен. А я тащу весь свой шлейф за собой, в какие бы новые обстоятельства не попадала. И прижимаю свой пакет с книгой - сегодня - стихов Дашевского к начинающему болеть животу, словно в этом пакете лежит все, чем я обладаю: память, мышление, восприятие, интеллект, воля и эмоции, речь, бессознательное, в котором запечатлен тот первый день, проявляющийся сейчас, через много-много месяцев в аналогичное время, видимо, тем, что внизу живота сильно тянет, что я покрываюсь испариной и футболка моя липнет к спине, а в ординаторской, мне кажется, становится слишком душно.
    Поэтому я ухожу, сворачиваю на маленькую тропинка с деревьями по бокам, под которыми часто справляют малую нужду местные психи. И когда прохожу мимо небольшой лужицы под деревом, думаю, что теперь переживаю преждевременный кризис 30 лет, такой, когда идешь, идешь - и вдруг - ап! - понимаешь: все раньше срабатывавшие оправдания больше тебе не принадлежат вовсе. Как больной человек гадит под деревом и оправдывает себя своей болезнью, так и я раньше гадила под древом жизни и оправдывалась возрастом, а теперь - не имею, никакого права не имею.
    Снова невпопад?
    
    
    ЗАЯВЛЕНИЕ
    
    И., одна из больных, которых я веду - крепкая, сильная барышня без особых психиатрических проблем. Одна из лидеров в отделении; точно знает, с кем надо дружить: общается, например, с алкоголиками, которые скоро выписываются, а с хрониками-шизофрениками - не поддерживает контакта вовсе: никак не могут быть полезны. Страдает легкой степенью умственной отсталости.
    
    Полжизни провела в психбольнице. Здесь же научилась читать и писать (после чего диагноз на "легкую степень" и поменяли - оказалось, что дома ей просто никто не занимался). Бабушке нравится держать ее в отделении: периодически навещает, кормит - особо проблемами ухода не напрягаясь, как это было бы, если б И. находилась дома. И. переписывает книги - хвастается мне, показывает, вот - "я уже полкниги переписала". Книга стихов. Спросила, чьи стихи - оказалось, она не знает ни автора, ни о чем они - просто механически пишет…
    
    Столкнулась с ее бабушкой, у которой хотела выяснить некоторые подробности, но поняла, что узнать ничего не смогу. Потому что бабушка в качестве официальных заявлений приносит вот такие тексты (их у нас уже накопилась порядочная стопка):
    (орфография, подчеркивание - сохранены)
    
    "Дорогая мне, родненький, доктор милосердный сострадательная ЮЛИЯ ПАВЛОВНА!
    Я, А. А., являюсь бабушкой-опекуном над моей внучечкой, сироточкой И. 1986 года
    Я, обращаюся к Вам со слезами в волнении в скорби. Когда узнала, что И., ребенок ходит на пищеблок на кухню и носит тяжелую ношу в ведрах. (завтрак, обед, полудник) Которую я категорически запрещая (может это было без Вашего разрешения) Я, очень расстроилась и плакала, где мне нельзя расстраиваться по болезни сердца.
    ДОКТОР МОЙ ДОРОГОЙ ЮЛИЯ ПАВЛОВНА!
    
    Будьте, пожалуйста, милостивы к моей просьбе сострадательны, помогите ребеночку И., запретите пожалуйста, предупредите весь персонал чтобы ребенок не носил тяжести в ведрах, бетонах из пищеблока. Ребенок стеснительный, и не может сама отказаться, когда заставляют. Вы, являетесь, мамачкой своих деток и бабушкой и, знаете, что в таком возрасте И. может
    ПОДОРВАТЬСЯ
    
    
    Тем более она девочка и подорвется и тяжести ей я не разрешая носить, приключаются всякие заболевания. Кровотечение, выход прямой кишки из попки, опущение желудка Ей нужно рожать деток
    Я, как бабушка очень волнуюсь за ребеночка, сироточку. Я, хочу забрать ребеночка от Вас здоровой, без болячек. Ребеночек должен дома еще ухажывать, присматривать меня. Посочувствовайте пожалуйста мне и помогите ребеночку по великой
    МИЛОСТИ ВАШЕЙ
    
    Я, верю вам и надеюсь на Вас, предупредите пожалуйста весь персонал чтобы все знали за ребеночка. Я вас прошу убедительно запротите ребеночку носить из пищеблока тяжести. Я запрещаю это, моя И. последняя радость в которой я жыву и существую. У меня нет больше никого кроме ребеночка И. слабенькой истощенной (!)
    Доктор родненький Юлия Павловна!
    Помогите в моей просьбе пожалуста . И. НЕЛЬЗЯ РАССТРАИВАТЬ
    Я, очень волнуюсь не допустите меня до инсульта
    Храни Вас Бог!
    И всю Вашу семью.
    Крепкого Вам здоровья, улыбок Божьих, Благословений, Благополучий. Долгих лет жызни
    Целуем Вас крепко. И. Бабушка".
    
    Парочка эта, смеющаяся И., которая утром радостно кричит мне "здравствуйте, доктор", днем - "до завтра, доктор", бабушка, хватающая меня за рубашку, согнутая пополам, пытающаяся выяснить "дееспособна ли И." только лишь для того, чтобы понять - будет ли она получать ее, И., пенсию - это все живая иллюстрация нашего бессилия, которое, как я поняла, кажется, является единственным, что ли, благородным поводом для тяжелых переживаний; в то время как все остальные поводы не более, чем простая слабохарактерность.
    
    
    ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА
    
    Трое или четверо, которым стало легче, не выписываются из-за статистики: должен быть "оборот койко-дней". Ее не отпускают, хотя она уже здорова. Такова сила статистики.
    
    Нам выделили отдельный кабинет, в котором - архив выписок из историй болезней начиная с 1983, что ли, года. И печатная машинка, на которой мне пришлось работать. Настоящая советская печатная машинка.
    
    Так какой сейчас, говорите, год?
    
    Отец и мать глухонемые, оба страдают шизофренией. Очень страшная вещь - судьба, потому что ее мы не выбираем
    
    Четыре судьбы:
    
    Первая - "Отец и мать злоупотребляли алкоголем. Оба находились в местах лишения свободы. Младший брат страдает эпилепсией, старший - дебильностью. Воспитывалась в школе-интернате для детей-сирот, училась плохо. Сожитель ее арестован месяц назад. Имеет ребенка 9 месяцев. Сама больная привлекается к судебной ответственности за ограбление. В отделении отказывается от еды, материт медперсонал. Перед поступлением грозилась выпрыгнуть с 5 этажа - психопатия возбудимого типа, декомпенсация" - скажите мне, где этот контингент людей? Я ежедневно езжу в метро, хожу по улицам, слышу разговоры и вижу лица. Обрывки, которые я слышу, не могут быть произнесены этим контингентом. "Если ты будешь мыслить абстрактно…" "Понимаешь, планирование не всегда эффективно…" "Вадик малому велосипед купил…" - и так далее. Это говорят не "психопаты возбудимого типа", не нищие, и не зэки - так где они все, в отдельном подземном городе?
    
    Вторая - Больная в возрасте 17 лет перенесла черепно-мозговую травму - отец, одев ей ведро на голову, ударил ее по голове топором. Лечится многократно. Употребляет алкоголь, наркотики, склоняет больных женщин к сожительству с ней. У больной отмечается мужеподобная походка, прическа, напоминающая мужчин, одежда также близка к мужской. В отделении демонстративно прижигала себя сигаретами, требуя выпустить. Диагноз: остаточные явления черепно-мозговой травмы с психопатизацией. Запись 1986 года. В 1986 году за гомосексуальность была "статья" (за женскую гомосексуальность, кажется, тоже). Может быть, в диагнозе "гомосексуальность" не фигурирует именно поэтому?
    
    Третья - Отказывалась от пищи, принимала пищу только из рук зав. отделения. "Если я буду есть, это принесет горе людям…" По спутнику ей передали сигнал, что наука достигла такой степени развития, что теперь воскресит всех умерших за все время существования земли. Сначала мертвых превращают в рыб, а потом в людей. Ожидает скорой встречи с мужем, которого похоронила 4 года назад. Раньше окончила физико-математический факультет с отличием. Теперь сидит, перебирает руками полотенца или простынь, говорит, что это она выполняет ткацкую работу - готовится встречать супруга. Может часами сидеть на корточках и раскачиваться.
    
    Четвертая - Родилась в семье крестьянина. Родная сестра погибла в концлагере. Окончила 2 класса, работала рабочей на строительстве, на заводе мойщицей. Первый муж страдал эпилепсией, умер, - тогда впервые попала в психиатрическую больницу. Отца расстреляли фашисты, мать умерла. Второй раз вышла замуж, "муж внимательный, хороший, но пьет по воскресеньям…" Доставлена с тяжелой депрессией, после того, как муж в пьяном состоянии избил ее. Внимательно и хорошо. Избил.
    
    А в старых назначениях читаю: микстура Бродского. Существует "музыкотерапия". Стихотерапия?
    
    Какие странные вещи.
    
    Девять странных вещей:
    
    Первая - Закончила с отличием школу, с красным дипломом Стоматологиеский институт. С некоторого времени ей стало казаться, будто лицо ее изменилось, стало безобразным. Уговорила пластических хирургов сделать операцию, но осталась недовольна результатом. Купила книгу по пластическим операциям и стала сама делать себе разрезы крыльев носа, в нос и в рот вставляла деревянные расширители и в таком виде, закрыв лицо маской, являлась на работу врача-стоматолога.
    
    Вторая - Заболела в 1968 году. "Заболевание началось гаданием под новый год. Слышала голос умершей бабушки. С тех пор постоянно гадала и поступала в психиатрическую клинику". Действительно ли она больна?
    
    Третья - К. Мария, 1907 г.р., диагноз - инволюционная меланхолия. Пыталась повеситься, потому что муж, по ее словам, завел себе молодую любовницу 82 (!) лет. Не отрицала, что муж бессилен в половом отношении, однако у него якобы очень много денег и он всю жизнь любит женщин. А муж упрекает ее в том, что она ему не пара: он - подполковник, а она - простая рабочая…
    
    Четвертая - "Челюсти вытянуты, уши не на месте", - жалобы больной, перенесшей энцефалит. В отделении постоянно трогает уши, проверяет их расположение.
    
    Пятая - "В доме напротив установлена зеркальная панель, соседка через стенку включает кнопку и действует лучами" Из-за этого каталась по полу от боли. Насколько силен мозг, если может сам себе "надумать" такую невыносимую боль, источник которой - только в голове.
    
    Шестая - "Больные начинают говорить с той буквы, на которой я заканчиваю предложение"
    
    Седьмая - "В психиатрическую клинику явилась самостоятельно, заявила, что голос сказал, будто ее ждет зав отделением. Накануне хотела пойти в МВД, якобы для того, чтобы получить 6 орденов и документы о том, что ей присвоено звание дважды героя СССР за ее подпольную работу в Германии. Больная действительно находилась в Германии в течение 4 лет, будучи угнанной фашистами. Говорит, что работала в КГБ под псевдонимом Серебрицкая, что она - прообраз Штирлица. Ощущала в ухе какой-то звоночек и хлопок, стрельбу в затылок, после этого будто кто-то руководил ее действиями. Говорила, что ей предстоит встреча с тихим американцем в бутылочке". До слов "ощущала в ухе…" я сомневалась, больна ли она - или действительно - ну вдруг? Бредовые идеи о разведке, американцах и КГБ сейчас не встречается вообще: отголосок ушедшей реальности, психотический миф, время, отражающееся в болезни, ныне мертвое.
    
    Восьмая - Проглотила швейные иголки. При поступлении считает себя мертвой. Слышит голос соседки-колдуньи. Топчется на месте. Постоянно повторяет стереотипные фразы - "серебристо-золотые, бриллиантово-родные…"
    
    Девятая - В возрасте до 5-ти лет якобы встретила в лесу колдунью. В 8 лет встреча повторилась, затем эта женщина в разных видах ей встречалась в жизни: то в школе под видом комиссии, то на работе. Колдунья отдала ей книгу "Черная магия" с потертыми листами, сказала, что все задуманное больной сбудется. Только до 1989 года жизнь на планете будет идти обычным образом, а дальше из-за ее колдовства все люди будут "отсчитывать назад в течение 2 лет". Думает, что погубила колдовством весь мир, пыталась покончить с собой
    
    Говорят:
    
    Больная С. рассказывает мне, что получает 114 гривен пенсии (это примерно 20 долларов), из которых 50 гривен она платит за общежитие. Подработать она не может: шизофрения - в случае тяжелого течения - заболевание, которое не оставляет никакого выбора. Можно только "работать больным". Говорит, - "здесь, в отделении, я хоть поправилась немного, дома-то есть совсем нечего. Дальние родственники иногда варенье передают". В больнице они едят кашу на воде: 20 копеек на человека в день на питание.
    
    На конференции докладчик говорит: "Мы живем в эру нового поколения нейролептиков…" Кто живет? Я спрашиваю еще раз: какой сейчас год? Потому что я возвращаюсь в отделение - корпус, построенный в 19 веке, к этим обоссанным матрасам, к аминазину и к указаниям: "Назначать не то, что лучше, а то, что есть. Если родственники принесут какие-то лекарства - хорошо…" Потому что Харькову в этом году было 350 лет. Потому что у нас построили 6 новых памятников и открыли 2 новых станции метро. А бюджет больницы уменьшился в этом году чуть ли не в два раза. Так что - мы живем в эру аминазина и печатных машинок.
    
    "Я, - говорит мне больная, - была на Луне. Там мой дедушка живет, я его видела. Видела и Брежнева. И Гагарин тоже там. Хотели навестить Сталина, но его разрубили на куски". В отделении, хотя еще тепло, она носит шапочку-петушок - защищается от воздействия электроники.
    
    Говорю медсестре: "Г. сказала мне, что она - Земфира. Будто в Москве она лечилась с ней в одной психушке, вела там дневник, в который записывала тексты. А Земфира, говорит, украла дневник, и Г. собирается с ней судиться теперь". Медсестра отвечает: "О, да это еще что, летом Г. была у нас Джозефиной. Стучала в решетку и орала: "Джозефине, жене Наполеона, и не дают нормально поссать!.."
    
    У меня сейчас есть то, чего никогда не было ранее: каждый день моей жизни имеет - небольшой, но - смысл. Мне даже пришла глупая мысль, что вот, именно за это - за смысл - мы платим своей маленькой зарплатой.
    
    Нет на самом деле ничего страшного ни в психиатрических больницах, ни в психиатрах. Есть другое страшное - люди, лишенные обязательного для каждого права на счастье и полноценную жизнь, не по своей воле - по воле судеб и странных вещей.
    
    А печатная машинка - это очень даже ничего.
    
    
    ДНЕВНИК Г.
    
    А зачем вам мой дневник? - спросила Г. после того, как разрешила мне взять его домой на ночь. - Там же почти ничего нет. Там что, написано, что я больна?
    
    Г. нарисовала зАмок. На ступеньках сидит русалка, рядом нарисована церковь. Хороший рисунок карандашом.
    
    "Стойкий параноидный дефект"
    
    Г. 30 лет. Мать ее художница. Канула в "московской богеме". Может быть, и известная. Мне фамилия не знакома, впрочем, - я не разбираюсь в живописи. Я только вижу, что зАмок - как живой.
    
    "Непрерывное течение. Лечится многократно. Подолгу пребывает в стационаре без выписки"
    
    "Я здесь уже пять лет. Вам бы не надоело?" Неподвижные стены, решетка-дверь, замОк. Восьмая палата, где находятся шесть разных буйных человек. Пятая палата, в которой умещаются четыре разных буйных человека. "Пятый, пятый, я восьмой" - иногда они перекрикиваются. Нет, все-таки три разных, - потому что Г. там всегда.
    
    Нет, не всегда. Однажды ее выпустили. С 11 до 2 больные под надзором сестер и санитарок гуляют возле отделения. Слева от входа - трехметровая кирпичная заштукатуренная стена, без единого выступа. Г. перепрыгнула через нее, взобралась по гладкой поверхности с невообразимой скоростью - "за ногу схватить не успели".
    
    Убежала к бабушке. Резала тесаком салат. Бабушка сидела в ванной, закрывшись на замОк.
    
    Потому что - "Последнее поступление - 02.2002. Душила бабушку"
    
    Дневник наблюдений, 2004: "Состояние без изменений, больную навещает бабушка, которая боится ее".
    
    У Г. есть отец, который говорит с ней, советует и приказывает. Г. никогда не бывает одна, потому что отец - ее галлюцинация, голос, который она слышит так же, как мой, но слышит всегда. Не бывает одна - не означает "не бывает одинока".
    
    Г. любит виноград.
    
    Г. высокая и худая, в ней есть что-то аристократичное. Ее выдают глаза, в которых стоит шизофрения. Беспокойное переступание с ноги на ногу. Г. часто волнуется о своих глазах.
    
    Я волнуюсь о глазах Г. Иногда в них надежда и ожидание. Надеяться ей осталось ровно до того момента, когда нарисованная русалка поползет, стуча хвостом, по линолеуму пятой палаты; и ждать до тех пор, пока отец не прикажет ей отказаться от винограда, а рисунок откроется и впустит ее в себя.
    
    Худая фигурка у высоких стен замка. Ей ничего не стоит их перепрыгнуть.
    
    ЗамОк, зАмок.
    
    
    Дневник Г.
    
    -"-
    
    Оно конечно и не плохо. Сейчас К. сбивает с мысли - Ты где, Юра? Она все время кричит. Почему их дети должны учиться, а я все свое свободное время проводить по больницам
    (Отцу) Ты что мне жалуешься. Почему я это должна выслушивать? Нашел кому жаловаться
    
    Дальше рисунки: звездочка и клоунский колпак.
    
    -"-
    
    Нужно есть бананы. Починить брюки на концах штанин - змейки. Опохмелиться бабушка. Купить от наркомании Прилуки (марка сигарет). Прима с угольным фильтром
    Это мое свадебное платье (Аня)
    Ш. говорит, нужен мне и другим ценаризин (церизин), обязательно прямо твердит, как навязчивость какая-то и днем и ночью
    
    Но за столиком в известной кафешке
    Разреши поцеловать тебя в щечку
    Я раскрою все свои фишки
    Болевые точки
    
    Аня вечером поет.
    (Отцу) У нее есть слух. Тебе все не нравится.
    
    -"-
    
    Заваривать чай "Динамо", прикладывать заварку к глазам. Можно устроиться тренером на Спартак по старой дружбе. Тренироваться по борьбе в ДК ХЭМЗ. Каменец-Подольский. Съездить в Песочин. Погостить от ЮЖД. На краю. Может отпишет полдома Кривицкая. Естесвенно с вкуснятиной. Купить пять пачек "За Динамо" для глаз, банку какао, банку кофе, сгущенное молоко, банку красной икры. Полезны маски из кофе от оттека лица.
    
    Дальше рисунки одежды: блузка, юбка, подписанные "черная из х\б ниток, где пошить".
    
    -"-
    
    Деруны. Масло сливочное 1 кг. Устроиться на работу в Хлебобулочный киоск. Привезти кота в Песочин. А она залезла на подоконник. И поссала. Вот такая бабушка. Карамель 1 кг. Рецепт салата для сердца ДЖ. Виноград, перец болгарский, бананы, картофель, кабачку с майонезом. А мне лечиться крапивой.
    
    -"-
    
    Мегатон. Боярский разбился на автомобиле жены. Узнать, где находится Боярский (печень). Веденятина. Съездить. Продумать, в чем ехать, что везти вкусного. Чистка печени - стакан заморского масла и сок из трех лимонов. Накраситься. Я посмотрела на экран, у него больное сердце. Еще бы, столько выдержать.
    
    -"-
    
    Узнать у бабушки.Пустырник, шиповник, валерьянка, валидол, чтоб не забыть, виноград, перец. Подарок: собачка глиняная. Обязательно принести Андрею перец несколько кг, виноград и бананы с соусом томатным и сыра 200 гр. Сделать пиццу.
    
    -"-
    
    Себе амулет из веревок дерева и браслета заказать у ювелира Сашкиного. "Одноклассник". "Одноклассник". Сказать, что мой "Одноклассник". Кофта из синего шелка. Майка из шелкового халата.
    
    -"-
    
    Сказать, что я написала песни, а не Земфира. И что я могу писать песни на любой вкус. На новый год: купить пирожки с мясом в пирожковой 20 шт, подогреть.
    Деду открытку. Сделать пирожки из винограда, банана и яблок, и селедки и передать Екатерине Яковлевой и Сане.
    
    (песня)
    От Миланнна до Римммма
    Миммммо
    С Таганрога до Памира
    Римлеа
    
    Уходишь в ночь,
    Уходишь в дождь
    
    Травма пятый номер
    Уходит на
    И ничего уже не ждешь
    
    -"-
    
    Газета НЛО самве примитивные фишки, кофе с молоком
    Собственный портрет ДК-ва.
    Кормить до ума песенкой и бабушку.
    Насобирать шиповника.
    Замечено, чем больше пишешь, тем больше забываешь сделать.
    Себе тумбочку под ТВ для себя
    
    -"-
    
    Сейчас глубокая ночь. Тишина. За окном ни-ни. На буйняке за решеткой раздаются крики. Помогите. Пришла Света Б., постучала в сестринскую. Но в ответ щелкнул замок и тишина. Дежурит Оксана Владимировна. Проходила мимо Анна Петровна. Ты зачем свет включила, хотя ночник был включен всю ночь. Больной на буйняке плохо с сердцем. Тишина.
    Бабушка, тебе нужно лечиться пеплом. "Женщина с ароматом запаха кофе".
    
    (запись сделана измененным, другим почерком, но явно тем же человеком - это писала действительно она, а другое диктовал "голос"? Или это запись - с именами - хотелось, чтобы подумали, будто кто-то другой писал?)
    -"-
    
    Сказала Ане К., что заразили мне глаза пеплом.
    
    17.09
    
    Наталья Дмитриевна, купите, пожалуйста:
    Сок виноград. 1 л если есть деньги или маленькую (в крайнем случае)
    Пасту зубную
    Нострадамус на октябрь
    ______
    
    - Как тебя, говоришь, зовут? - у нас больная впервые заговорила.
    - Света... Валя? Володя?! Дима?!.. Гермафродит!... Шахматная доска...
    
    Черно-белая доска. Я выходила за сигаретами, не сняв белый халат. Пришлось в таком виде перейти через дорогу - к трамвайной остановке с киосками. На разделительной полосе дороги бабушка в черном платке - видимо, пациентка - просила милостыню. Увидев меня, она перекрестилась. Когда я шла обратно, она сделала то же самое. В церкви возле территории вовсю гремели колокола.
    
    Наталья Дмитриевна, купите нам всем, пожалуйста, Нострадамус на октябрь.
    
    
    
    ЭРА НЕЙРОЛЕПТИКОВ
    
    В 1945 году закончилась война, и было установлено, что при замещении водорода при атоме азота фетотиазинового ядра алкиламиноалкильными радикалами могут быть получены соединения, обладающие разными важными фармакологическими действиями.
    
    Марс и другие планеты выстроились в таком порядке, что тогда еще немодные, а значит, не могущие быть услышанными, астрологи смогли предсказать наступление эры новых психотропных препаратов.
    
    В 1967 году, когда Битлз записали "Сержанта Пеппера", для новых лекарств был предложен термин нейролептики.
    
    Эра нейролептиков официально началась.
    
    В кабинете с печатной машинкой и архивом - Кабинете Имени Двадцатого Века, Века ушедшего, - я читаю книгу. Пишут, что современная модель мировосприятия - ризоматическая. "Ризома представляет собой нецентрированную систему, лишенную чего-либо Главного, а также организующей памяти или центрального самоуправления, единственно определяемую через циркуляцию ее состояний". Пускай центрального самоуправления нет у универсалий, но оно есть у событий. Пускай даже управление это, стержень - меняется каждый час - ибо он субъективен.
    
    Вася, мы с тобой - я, курящая красный L&M на крыльце, и ты, прячущийся под тем же козырьком от дождя, - мы живы. Вася в ответ задумчиво чешет плешь и смотрит на меня с неподдельными вниманием и страданием.
    
    Я живу в эру нейролептиков. Я ищу стержень, за который могу держаться, воспринимая мир, и выбираю - на время написания этой записи - стержнем, осью координат, "призмой восприятия" - наступившую эру нейролептиков. Наркоманы в ней жить отказались - попробовали - желаемого эффекта таблетки не оказывают. Потому оказались на дне общества. Учителя не хотят объяснить детям, что именно аминазин - первый открытый нейролептик - является основой мироздания, и потому получают такую небольшую заработную плату. Бомжи меняют галоперидол на бутылку, и по этой причине являются бомжами. Вася живет в эру нейролептиков, но ранее боялся побочных эффектов, и потому реинкарнировался плешивым больничным котом.
    
    Н. не хочет и не понимает, зачем она должна жить именно в этой эре, потому на вопрос о том, сколько ей лет, отвечает - 20, хотя на самом деле ей уже 25. У Н. шизофрения, параноидная форма, непрерывное течение. Зав. отделением рассказывает, что Надя выписывается, получает пенсию, встречает во дворе шпану - те сразу раскручивают ее на пиво. Выпьем: первый за аминазин, второй за галоперидол, третий за любовь. Потом ее имеет вся компания по очереди. Ей хватает одной бутылки, чтоб растормозиться. Ее доставляют в отделение грязную, затраханную, в состоянии психомоторного возбуждения - агрессивную, матерящуюся, непредсказуемую.
    
    "Галоприл 2 мл в\в два раза в день; Аминазин 2 мл в\м 2 раза в день; трифен 3 раза в день" - это заклинание для изменения стержня восприятия.
    
    В эре нейролептиков Н. улыбается. Обычно заходит к нам в кабинет, смотрит в зеркало, потом почему-то показывает свои трусы. А где-то кот Вася чешет плешь.
    
    Надя устраивается рядом со мной на возвышении у входа в отделение. Смотрит на гуляющих больных. "Какие они тут все шлендры, да?" И начинает - связно и логично - рассказывать о жизни, о брате, о косметике, о том, что она здорова. Улыбается, просит отпустить домой.
    
    В кабинете с печатной машинкой я говорю ей, что она доставлена к нам из милиции. На улице была задержана, поскольку "вела себя неадекватно: говорила сама с собой, размахивала руками, бросалась на прохожих". Н. этого не помнит.
    
    На самом деле, Надя помнит, и каждое утро приходит, чтобы попытаться обмануть нас по-новому. То два милиционера "прицепились к ним в кафе", то гаишники остановили ее на мотоцикле - "непонятно почему", то еще что-нибудь. Каждый обманывает как умеет. Прекрасно делают это те, кто не умеет - у них это не получается, и они, выходит, не берут хотя бы такой груз на душу. Душа - за то, что она за счет этого неумения, неудавшейся лжи, не становится тяжелее, благодарно чешет плешь. Кот Вася, накормленный, довольный тем, что не пришлось красть, сидит и честно ест.
    
    Аминазин. Купирует различные виды психомоторного возбуждения, ослабляет или полностью устраняет бред или галлюцинации, уменьшает или снимает страх и тревогу.
    
    Галоперидол, фирменный аналог - Галоприл. Является эффективным средством для купирования разного рода состояний возбуждения, устраняет бред и галлюцинации, в отличии от аминазина обладает стимулирующим действием.
    
    Трифена нет. Его назначают для того, чтобы нейролептики не оказывали побочного эффекта.
    
    Надя все знает о побочных эффектах нейролептиков. Может появиться скованность в мышцах, их может "стянуть". Они будут находиться в состоянии постоянного повышенного тонуса.
    
    Существуют препараты той же группы, такого побочного действия почти не оказывающие, но цена их - около 300 гривен за упаковку. Достижения по терапии шизофрении действительно значительны, наука ушла так далеко, что практике за ней просто не угнаться.
    
    Поэтому Н. после укола сжимает челюсти, запрокидывает голову, скрючивает руки и ходит, шаркая, практически не сгибая ноги.
    
    Мы начинаем волноваться, пока нам не объясняют, что так она выражает свое нежелание быть в эру нейролептиков.
    
    Н. помещают в восьмую, "буйную палату". Она находится в глубине отделения. Там два входа: первый - дверь-решетка, в одной части отделения. Второй, в другой части, - дверь обычная, с небольшим стандартным замком: квадратная дырочка примерно 1 на 1 см.
    
    Мы с Олей - вторым врачом-интерном - открыто подходим к двери-решетке: появляется Надя, скованная и перекошенная. Мычит сквозь зубы. Мы уходим. Идем к двери с замочной дырочкой. Тайком смотрим в нее. Нас, естественно, не видно. Надя стоит у окна, расслабленная, спокойно ходит по палате, улыбается.
    
    "Вы же обращаете на нее внимание, вот она и устроила вам персональный драматический театр…" - объясняет старшая медсестра.
    
    Она не хочет, чтобы ей делали уколы. Возможно, ей нравится видеть, а после рассказывать мне, будто какую-то бабушку, которая умерла ночью, вынесли из отделения на носилках. Я бегу к зав отделением и спрашиваю: "Кто умер?!" "Настя, ты даже не говори тут такого!.." И понимаем, и знаем, что никто не умер, но все равно бежим проверять наличие всех старушек в палатах. А зрительно галлюцинирующая Н. смотрит куда-то и улыбается.
    
    Она худая, с засаленными, редкими длинными волосами, с мутным взглядом. Похоже, что считает меня и Олю своими "подружками".
    
    "Еще бы, вы ведь обращаете на нее внимание…" А надо не обращать? Записать в ежедневник план на пятницу: научиться избирательному безразличию у старших коллег.
    
    Дверь с решеткой, - Надя мычит. Дырочка, - Надя улыбается.
    
    У двери с дырочкой я, подглядывая, чувствую себя пятиклассницей. Мне стыдно и как-то истерически весело. Надина душа радуется еще одной непринятой в себя - за счет неудавшегося обмана - тяжести и думает, что в следующий раз непременно реинкарнируется в том милом милиционере.
    
    Кот Вася задумчиво чешет плешь.
    
    В конце дня я иду к трамвайной остановке и думаю, действительно ли я чувствую любовь, является ли она моим стержнем восприятия тогда, когда я наблюдаю за собой в замочную дырочку, а не через решетку.
    
    Оставь меня, ризома! Ибо душа моя тяжелеет.
    
    
    УТРЕННИЙ ОБХОД
    
    В. и электроника. Сегодня воздействие особенно сильно - руки трясутся больше, чем обычно. Шапочка не помогает.
    
    80-летняя Бабушка и время. Сколько вам лет? - 12, - отвечает она.
    
    Высокая, статная Л. в цветном платке. Как вы себя чувствуете? - Родственники рассыпали просо, потому что грибы! - Как всегда.
    
    С. улыбается, собирается домой. При поступлении считала, что находится у себя в комнате, посылала всех "на хуй из моего дома". Теперь все хорошо, welcome в наше измерение.
    
    В. говорит, что экстрасенсорикой сейчас заниматься не получается, поскольку в отделении клиентов нет. Рассказала, что до поступления сняла порчу у Кучмы за 50 долларов. Во время предыдущей госпитализации состояла в телепатической связи с Киркоровым.
    
    Больная с депрессией в хорошем настроении, собирается домой, просит снизить дозу антидепрессанта, чтобы "не перешло в манию".
    
    К. собирается на работу - просить милостыню у церкви. Надеется, что сегодня встретится поменьше скупых людей, и она купит себе творожную массу.
    
    М. стесняется всего того, что придумала об "убийцах, которые играли в домино". Выписывается сегодня.
    
    Т. все такая же, течение непрерывное. Все вокруг - больные и врачи - актеры, ее пребывание здесь - злой умысел ее преследователей. Требует правовой защиты.
    
    Р. новенькая, поступила сегодня: убила кота, поскольку тот перестал "считать хуи". В предыдущий раз была госпитализирована с убеждением, будто сама считает хуи в мешке. Видимо, после свалила эту задачу на кота.
    
    П. выписывается после белой горячки, во время которой "рожала Иисуса Христа".
    
    Н. на вопрос о том, где находится, отвечает: "Танцую в доме культуры".
    
    Бабушка 70-ти лет бродит по коридору в поисках своего голубого платочка, который надевала на свое 30-летие.
    
    Т. пасет коз.
    
    В., женщина 35 лет, с восхищением пытается предложить мне прочесть прекрасную книгу - "Федорино горе"
    
    К. все надоело, она здорова и лежит здесь, поскольку у нее нелегально отобрали квартиру. Это правда.
    
    Ш. пришла в себя после онейроида и теперь всем предлагает приобрести мед, который распространяет ее отец. Рассудок включился - сразу начал зарабатывать деньги.
    
    Всего 66 человек: около 35 шизофреников, около 10 бабушек с сосудистой деменцией, остальные - депрессии, МДП, белая горячка, олигофрения, эпилепсия, деменции иной этиологии.
    
    За ночь ничего не произошло.
    
    
    ЧАЙ, БУМАГА, ПЕЧЕНЬЕ
    
    - А ты говорила, что скоро будет "армагеддон и апокалипсис"?
    - Они уже были, потому я тут еще побомжую до февраля. Можно у вас взять бомжацкого печенья?
    
    Я угощаю ее печеньем, и спустя какое-то время слышу, как гремит решетка: А. снова заперли. Периодически приходится делать о ней записи: "На наблюдательной половине подралась с больной Ш., которая укусила ее за палец. В связи с развитием гнойного процесса в ране четвертого пальца назначить консультацию хирурга".
    
    Она поет мне "Yesterday" и просит - и Вы, Анастасия Валерьевна, пойте!.. Я начинаю смеяться и говорю, что если запою, то тоже тут останусь. Переливаю чай из своей чашки в ее железную кружку и прошу уйти. Потому что говорит она без умолку, перескакивая с одной темы на другую, угнаться за мыслью, вникнуть в логику ее монологов порой бессмысленно. Imagine: идет снег, в реке купаются дети, на кленах желтые и красные осенние листья, а из-под песка растут подснежники - вот что напоминает ее речь
    
    Она постоянно поет. "Я маленькая лошадка", - нездорово веселая лошадка. Она тяжелый хроник, и, когда я осматриваю ее и вижу, что состояние не изменилось, шучу: "Ну что, каким ты был, таким ты и остался?" А после, вечером, я, сидя на кухне с девушкой, напеваю песни, что услышала днем - они прилипают, крутятся в голове- это известное свойство всякой попсы.
    
    "Из дневника наблюдений известно, что ночь не спала, пела песни. Пребывая в состоянии речедвигательного возбуждения, подралась с больной С., в связи с чем была фиксирована". Быть фиксированной - это как быть распятием на больничной койке
    
    А потом она стоит перед решеткой, рыдает, кричит, я подхожу к ней, волнуюсь - говорю, - "Что случилось?" А она плачет и еле выговаривает - "Да вот… Каким ты был таким ты и остался…"
    
    Я ношу ей книги - и она читает: Сергей Тимофеев, Томас Венцлова и Винни-Пух.
    
    "Почему ты здесь, что с тобой?" - "Ничего. Я влюбилась. Винтовая я. Кстати, я беременна, третий месяц"
    
    Я говорю старшему врачу, будто А. считает себя беременной, и мне советуют не обращать внимания.
    
    "1983 года рождения, в таком-то году находилась в местах лишения свободы (хранение наркотиков), болеет с 1999 года, когда впервые появились бред и слуховые галлюцинации. Считала, что скоро должен наступить "апокалипсис и армагеддон". Была задержана на улице милицией в связи с неупорядоченным поведением: размахивала палкой, кричала на кого-то невидимого, ругалась нецензурной бранью"
    
    Она заходит в ординаторскую, просит дать бумаги, и снова в поток нескончаемого монолога вставляет замечание о том, что беременна. Ее прогоняют.
    
    Она исписывает огромное количество листов стихами - такими, которые пишут все девочки в 14-15 лет. Приносит мне, я после опускаю их в урну. Не думаю, что она помнит просьбу хранить их. На одном из листков она пишет адрес интернет сайта и подписывается "Bagira". Объясняет, что Багира - это она. И эту страницу создала она, там, мол, висят ее стихи. Я прихожу домой, подключаюсь, захожу на этот сайт - вижу сайт приватных порноальбомов. Рассказываю ей на следующий день, что там ничего нет. Она удивляется - "Странно, раньше там была секретная информация о наркотиках - все точки, где их можно купить…"
    
    Муж ее матери старше А. на 4 года, и не желает признавать существование неродной дочери-шизофренички, по возрасту могущей быть ему сестрой. Потому мать навещает ее очень редко. В день своего рождения А. целый день просидела в коридоре, наблюдая за дверью. Мать так и не пришла.
    
    Периодически она напоминает нам, что беременна, но старшие врачи все так же советуют не реагировать.
    
    На прошлой неделе она собрала все свои вещи в пакет, села у входной двери и заявила, что не сдвинется с места. "Мне надоело тут находиться. Здесь хотят убить моего ребенка. Здесь хотят убить меня". Уже прошло несколько месяцев с тех пор, как я устроилась работать, потому у меня сильно прибавилось уверенности, и я начала проявлять инициативу - и в назначении каких-то иных комбинаций лечения, и в изменении режима. Потому Г., которая ведет дневник, больше не лежит в "зарешеченной палате". Мы угощаем ее виноградом, она читает книги, правда, иногда мажет лицо зубной пастой, потому что ей кажется, что "оно как-то изменилось…" И поэтому А., которая устроила личное восстание, не попала в тот день в "буйняк".
    
    - У меня молозиво выделяется! Я могу показать!
    - Выйди отсюда!.. - возмущается заведующая отделением
    - Давай, покажи, - говорю я
    
    Она поднимает свитер - и заведующая восклицает: "Ох!.. Так это же БРЮХО!.." Она надавливает на соски - и действительно, из них выделяется молозиво.
    
    Я назначаю консультацию гинеколога, но мне говорят, что он сломал позвоночник, и что заменять в таких больницах подобных специалистов обычно некому. Что делать с беременной А. - неясно, и как объяснять то, что она пролежала у нас 4 месяца, и никто не диагностировал беременность. И то, что у нее срок - 5 месяцев, а значит, уже нельзя делать аборт.
    
    А. торжествует, рассказывает, что "это ее первенец", А. настроена рожать.
    
    Я думаю: насколько ничего никому не надо, если человек может пролежать в больнице несколько месяцев с незамеченной беременностью? И что делать теперь? А если бы я не обратила внимания на ее слова, то на каком сроке была бы замечена беременность? И, допустим, рожать ей нельзя - она употребляла наркотики, залет наверняка случайный, и все прочее, но при этом я не чувствую себя вправе советовать ей не рожать. Думаю: почему я, ведя ее несколько месяцев, боялась пойти против опыта старших до настоящего момента, как я могла ее не осмотреть? Допустим, до 3 месяцев я бы ничего не увидела, но сейчас? А осмотрела бы я ее, если бы она сама не показала свой живот? И понимаю - нет, не осмотрела бы. Дело не в том, что мне безразлично, нет. Дело в том, что это просто не приходит в голову. Потому что среди ее песен, драк и потока сознания просто - забываешь. Хотя не имеешь права забывать. В этом случае - забыть значит начать не быть.
    
    Я договариваюсь насчет УЗИ следующим утром.
    
    - Я шла туда такой веселой, - говорит А., - а вышла - вся в слезах. Они убили моего ребенка…
    
    УЗИ показало, что никакой беременности нет - и не было. От длительного приема нейролептиков развиваются гормональные нарушения - оттуда и молозиво, и увеличение матки.
    
    Она плачет, а я заговариваю с ней о книге Тимофеева, и вот она отвлекается, переходит к каким-то своим историям из жизни, и, кажется, забывает о беременности. Снова поет "Я маааленькая лошадка"
    
    С тех пор она не вспоминала о том, что собиралась рожать "первенца". Забыла о "ребенке", как о потерянной конфете.
    
    Я маленькая лошадка, ты маленькая лошадка, и мы идем, пока помним, а однажды вот - забываешь поставить одно копытце, и начинаешь хромать, потом второе - и начинаешь ползти, потом третье, четвертое, и останавливаешься вовсе - совсем неясно, из-за чего, из-за ерунды какой-то, казалось бы, мелочь какую-то забыл, уж и не помнишь, какую, а пока вспоминаешь, другие маленькие лошадки землю над тобой утрамбуют, а там и дышать забудешь. Нет, всех надо помнить, всегда, каждый вечер говорить себе - я помню. Но только не болеть этим, нет, а радоваться или безразличным быть. А то ведь может случиться иначе - в один момент - вдруг - как вспомнишь все, как сделаешь тысячу пропущенных вдохов, сотни непройденных шагов… Как заметишь вдруг то, о чем забыл - а там уже пятый месяц, аборт делать поздно. И как родится винтовой ребеночек, как выйдет из тебя, да кааак закричит, а потом посмотрит на тебя тихо так, зафиксирует и будет так сидеть напротив, глядеть на тебя, и спросит - "за что ты меня забыл?" А я буду только молчать, потому что знаю теперь, что действительно, нет у меня ничего своего - ничегошеньки, и если мне доверено этим распоряжаться, то я и должна. А выбрасывать - не имею права.
    
    - Вот такой армагеддон и апокалипсис, - говорит А., показывая мне косынку в розах, которую носят все больные по очереди, - Мне идет, да?
    
    Она говорит, а ей чудятся за решеткой мальчики, торгующие трамадолом "Назначьте мне, я тут еще побомжую дайте бумаги, чая, чуть-чуть печенья" Отдаю ей бумагу, чай, сырое печенье. Просто - если раньше я ничего не значила - начинаю означать посредством разоблаченья: ап, попались, мои совесть и состраданье! Вот печенье, чай, бумага-невеста - белая, словно приступ снеготеченья, идут на выданье. А любовь еще озорнее, чем запятая, она - невесомая и простая, ее я и назначаю
    
    
    P.S.
    
    Просто несколько слов
    
    1.
    
    Она меня спросила, люблю ли я ее аппендикс. Я не люблю только одно: стопы, и это не именно у нее, а вообще - я просто не люблю человеческие стопы. Я всегда летом носила закрытую обувь именно по причине нелюбви к стопам. Мне нравится, когда люди ходят в носках. Какие-то цветные, полосатые носки всегда воспринимаются как эпатаж, а однотонные как обычная функциональная вещь. Вот у меня в шкафу - 30 пар носков, и все они черные. Еще у меня две футболки, которые можно носить не дома, они тоже черные, обе. Одну из них мне отдал больше года назад такой человек, которого я очень любила. Я часто ношу ее, под рубашками и свитерами, не потому что любила, а потому что это моя единственная вторая нормальная - не бОльшая по размеру - футболка. Некоторые считают, что нельзя носить такие вещи, а я думаю - главное то, как к ним относишься: как к эпатажу, или как к простой функциональной. У меня ко всем предметам одежды отношение как к простым функциональным; отсюда и 30 пар черных носков, и вообще манера одеваться.
    А про аппендикс я ничего не знаю, потому что представить внутренности, когда мы лежим в толстых таких наших свитерах, читаем - она Сартра, а я Ильянена, кажется совершенно невозможным. Нет же, это фантастически: вот тут справа - печень, а тут, чуть ниже, аппендикс. Но это именно Сартр заставляет подумать о внутренностях, потому что пишет о жене, которая говорит, - "что это за любовь, если ты даже не узнал бы моего аппендикса?" Сартр написал, а мы прожили и ответили.
    Представить внутренности означает вспомнить о смертности. А наши аппендиксы бессмертны, в тот вечер мы так чувствуем, о да, - бессмертны.
    
    2.
    
    Какая-то страшная эмоциональная тупость, поголовно, - так сказал врач. Не поголовно, а посердечно. Четверо подростков убивают бабушку из-за денег. Одна из подростков - внучка. Родионы, выродки. Достоевский написал, а они прожили и ответили.
    
    3.
    
    Hloia писала, будто на Лебедином озере всегда аншлаг. Мы тоже ходили с девушкой и еще одним парнем - геем на Лебединое озеро в ХАТОБ примерно месяц назад, может, больше. (мы заснули в ту ночь сразу же, обнявшись, как старички, я поцеловала в шею так легко, как детей в лоб. Я думаю, есть искусство отдающее, а есть берущее, а та труппа в театре, стало быть, отбирает - по праву, наверное, но разве не должна и отдавать тоже?)
    Парень-гей комментировал: "Вот этот мужчина в зале - гей, вот тот балерон - гей, и вот это - тоже…" Подумайте, говорю, вот мы трое - геи, сидим с прочими геями в зале, смотрим балет на музыку гея, который танцуют геи… Гомофобия - это миф, придуманный геями же, потому что - кто кого боится?
    Цели не определены: зачем придумали?
    Цели вообще, как таковые - настоящие, большие цели, не были определены ни месяц назад, ни сейчас, и вряд ли будут, на самом деле.
    
    4.
    
    Там такое место, перед окном часто бывают онанисты, и вход с двух сторон - это, если кто помнит историю о Наде, такая палата для неупорядоченных больных, с двумя дверьми. Их там трое сейчас: одна совсем такая, как бы сказать, в общем - заведующая таких называет - "овощ". Мне не нравится определение, овощи не могут сказать о том, что им больно, а она - может; сегодня кричала "отрежьте мне голову", "дайте мне водички". Поэтому она - Пьющая Водичку. Ей около 50 лет. Вторая - Поющий Медвежонок - пьет водку, и когда она поступила с нашим обычным диагнозом - "шизофрения", у нее начала развиваться белая горячка, я назначила ей капельницу с тем, что обычно дают при алкогольном делирии, но у нее чуть не случился коллапс, поэтому пришлось ограничиться казенным аминазином. То, что у нее - балансирование на канате благополучия, только вот она к канату этому словно привязана и только крены давать может, а так, чтобы что-то серьезное - вряд ли, будто невидимая ниточка держит. Третья - настоящий божий одуванчик, старушка лет 90, которая на вопрос о том, сколько ей лет, отвечает - "12", и такая тоненькая, почти невидимая, что, укрывшись, теряется в складках одеяла.
    Поющий Медвежонок - возбужденная, неспокойная, многоречивая, шумная. Утром она стала кричать, будто бабушка умерла. Пьющая Водичку недавно, плача, обещала своему папе "я больше не буду воровать, честное слово, папочка, миленький, не буду, и ломать ложки не буду…" Услышав, что бабушка умерла, Пьющая Водичку сняла с нее кофточку, надела на левое плечо себе - иначе не получалось, потому что она намного крупнее бабушки; сняла юбку, надела на голову; забрала себе одеяло. Через некоторое время на шум сбежался медперсонал. Пьющая Водичку кричала, что бабушку нужно срочно в морг, Поющий Медвежонок пела песню о черном коте, стоя в сторонке, и когда в палату вошли медсестры, бабушка вдруг открыла глаза и начала плакать, искать кофточку, юбочку… Поющий Медвежонок хохотала в углу: "Классно я пошутила, да?"
    
    5.

    Положи ладонь на ствол дерева. Что ты чувствуешь? - Какое-то покалывание. - Теперь подойдем к дому, положи руку на стену. Что ты чувствуешь сейчас? - Ничего. - Чем отличаются эти два ощущения? - Первое живое, второе - нет.
    
    В то лето уродилось совсем громадное какое-то количество яблок, и я лукавила немного о покалываниях, поскольку гораздо сильнее было другое ощущение - страх, что оно обрушится на голову - спелое, сочное, красное, но - и покалывания я ощущала, конечно же. Он учил меня еще каким-то умопомрачительным вещам - как подпитываться энергией от дерева, например. Положить ладонь на кору, впускать в себя силы (вот это покалывание), представить, как заполняешься светом от ног до головы, словно сосуд, а после поблагодарить дерево. Он научил меня видеть аргоны. Еще - притягивать рыбу - мы занимались тогда рыбной ловлей в основном: надо было создавать такой энергетический шар вокруг крючка с наживкой, чтобы рыбы каким-то образом привлекались им. Когда не клевало, он, вроде бы, выходил душой своей из тела, спускался под воду, осматривался, и говорил мне, что рыбы в этом водоеме нет в большом-большом радиусе. А потом через несколько минут клевало, и я говорила ему, что рыбы приплыли, поскольку душа его ходила там, из чего можно заключить, что рыб она притягивает, а значит, наверное, хорошая душа - ведь не станет же рыбам нравиться что-то плохое.
    Мы медитировали под Жана-Мишеля Жарра, после сидели под звездами, и он рассказывал мне, будто может видеть будущее.
    
    Ему 15, мне 14.
    
    Рыба, громадное количество яблок.
    
    Все, что было, все, что есть у меня - какое-то невероятно живое.
    
    6.
    
    Я собрала сегодня всякие вещи - чашку, баночку, бумажки, книжки, передала всех своих больных другому врачу - мы уходим, по программе со следующей недели у нас начинается работа в психдиспансере. Вера зашла с "голосами", говорит, что электроника сегодня как-то особенно сильно действует. У нас в кабинете отваливаются обои - Оля говорит, что это там, под ними, "голоса", и печатная машинка плохо включается. На улице тепло, а на перекуре стоя перед входом, можно поднять голову вверх - и там синее-синее, перечеркнутое ветками, по которым прыгает яркая рыжая белка. Можно голову чуть-чуть ниже - забор, потоки машин, пеньки, больная подметает листья. Можно еще ниже - черные ботинки, кафель. Г. на наблюдательной палате говорит, что она Абар, забирается на кровать, и с высоты своего роста, распахнув руки, падает вниз (и сердце мое - ух…). Все, впрочем, остались живы.
    Г. вот - Абар. Не пугало ли кого-нибудь, что имен так мало? Я просто как-то представила себе учебные классы, разные, в разных школах, в отдаленных городах, в которых сидят дети, которых одинаково зовут. Которые делают одно и то же. Я это сказала Наташе, она не поняла - ответила, - "А что, назвали бы тебя Ефросиньей…" А я имела в виду, что 1980 по Оруэллу был всегда.
    Еще я была на судебной экспертизе, и если расскажу о том, что там видела, то мне возможно будет угрожать уголовная ответственность.
    Поэтому я расскажу о том, как летом достала из подвала велосипед, принесла домой - по лестнице, вот этими руками, помыла его, поставила в кладовке, думала о предстоящих поездках на источник, думала, все только начинается - и все… Папа, после того, как велосипед простоял в квартире пару месяцев, незаметно отнес его обратно в подвал.
    Я подумала еще почему-то о том футболе во дворе - то есть не почему-то, а потому что сейчас хочется придти домой и сказать слова, по силе перемен, заключенным в них, равнозначные тем, что были сказаны после футбола. Знаешь, мама, я стала кем-то… в общем, кем-то, чей велосипед ни в коем случае не унесли бы в подвал.
    
    7.
    
    В ожидании трамвая думаю: есть сонник, психоанализ, с помощью которых вагон, который дождусь, можно развинтить на составляющие, содрать с него красную краску, разобраться, что скрывалось под ее слоем. Я готова стоять перед разобранной железкой, одна на пустынной остановке, на сквозняке, в ноябре, августе, январе или еще когда угодно, ждать, когда наконец появится кто-то объясняющий, что сейчас - сейчас, когда я смотрю на груду металла, бывшего полезным транспортным средством, сейчас мне должно быть и страшно, и больно. Я бы вняла, и устрашилась бы, и заболела каким-нибудь неведомым неврозом потери. Испытала бы фрустрацию, и, возможно, даже просублимировала бы, проанализировала бы суть конфликта моего бессознательного с сознанием. Ибо все в этом мире - всякая тварь - растение, насекомое, человек, - подчиняются законам психического.
    Но никто не приходит мне объяснить, поэтому я стою у груды обломков и представляю, как откуда-то с небес спускается толстый белый голубь, приземляется у моих ног и говорит на своем неведомом языке, что прощает мне всех и все, что готов поклевать гречки из раскрытых моих ладоней, а после улететь и передать им туда, наверх, все, что я захочу сказать. А я будто понимаю его птичий язык, роюсь в карманах, но ничего не нахожу, кроме сигарет, и протягиваю их птице, а она смеется смехом человеческим и говорит хриплым басом: "Как ты смела поверить мне, в своем возрасте ты обязана знать - не бывает говорящих голубей, спускающихся к ногам из самого поднебесья".
    И тут - вдруг - мне становится и больно, и страшно, и никто не должен мне объяснять, отчего, как; и ни сонник, ни психоанализ не могут мне помочь.