| ПРЕМИЯ - 2004
| ПРЕМИЯ - 2005
| ПРЕМИЯ - 2007
| ПРЕМИЯ - 2008
| Главная страница

| АВТОРЫ

Тимофей Дунченко
Антон Очиров
Елена Круглова
Евгения Риц
Дмитрий Зернов
Мария Глушкова
Василий Бетаки
Григорий Злотин
Ксения Щербино
Марианна Гейде
Янина Вишневская
Вадим Калинин
Полина Филиппова
Денис Осокин [pdf]
О.Фролов
Валерий Нугатов
Светлана Бодрунова
Юлия Шадрина
Олег Панфил
Сергей Чернышев
Александра Зайцева
Федор Сваровский
Резо Схолия
Сергей Михайлов
Номинация от журнала «РЕЦ» № 36, 2006
Выпускающие редакторы Гали-Дана Зингер, Некод Зингер

Автор: Василий Бетаки

Биография:

Поэт, переводчик, радиожурналист и историк архитектуры. Родился 29/IX/1930 в Ростове на Дону. Жил в Ленинграде. Учился на Восточном факультете ЛГУ (иранистика). В 1960 г. окончил заочно Литературный Институт (Москва). Ученик Павла Антокольского и Татьяны Гнедич. Работал с 1950 г. учителем, режиссером самодеятельных театров, инструктором верховой езды, главным методистом Павловского Дворца-музея.
Публиковаться начал в 1956 году. В 1963 году перешел на профессиональную литературную работу. Первая книга стихов вышла в 1965 г. в Ленинграде. С 1965 по 1972 был членом Союза писателей.
Переводил поэзию с английского и немецкого, писал литературные передачи для радио, руководил литобъединением Невского района в Ленинграде. В 1971г. он стал победителем конкурса перевода трех "главных" стихотворений Эдгара По («Ворон», «Колокола», «Улалюм»), которые были опубликованы в двухтомнике Э. По (1972 г., изд. «Художественная литература»). Это было последней публикацией В. Бетаки перед эмиграцией.
С 1973 года живет в Париже. Все публикации в СССР были запрещены. Двадцать лет проработал на радио «Свобода» и восемнадцать (в то же время) в журнале «Континент». Один из организаторов подпольной переправки в СССР запрещенных там русских книг и журналов, издававшихся на Западе. За время жизни в Париже у него вышло одиннадцать книг стихов, книга статей о современных русских поэтах и восемь книг переводов.
С 1989 года Василий Бетаки снова публикуется в России.

http://bolvan.ph.utexas.edu/~vadim/betaki/




СТИХИ 2005 – 2006 годов



РЕКА

Никогда Европа не была ни раньше, ни поздней, так противоречива, так парадоксальна, как в четырнадцатом – шестнадцатом столетиях. Жанна д’Арк и Лукреция Борджиа – вот два женских лика времени, словно бы исключающие друг друга.
…А Вийон? Воплотив в себе одном всю несовместимость разнообразных до бесконечности граней эпохи, Франсуа Вийон такое же воплощение Ренессанса как, хотя бы, Леонардо да Винчи. Парадоксальность его стихов – частица парадоксальности не только жизни поэта и вора, пьяницы и вечно влюблённого идеалиста. Это зеркало парадоксальности самого Ренессанса. который сгустил в себе величайший взлёт гуманистических идей – и бесчеловечность казней, неповторимые вершины почти всех европейских литератур – и низменную корысть интриганов или отравителей, великую архитектуру, живопись – и беспредел площадной вульгарности быта...
«В поисках деревянного слона».


«Увы, где прошлогодний снег!»
Франсуа Вийон


Уж так устроен мир – не отмотать столетья.
Обратно в облака тот прошлогодний снег
Не всыпать.
И рубец не лечат той же плетью.
И сколько ни шагай против теченья рек,
А не отыщешь...
Прав был некий древний грек!

Но кто ж нам объяснит теперь, что время – странно?
Что каждому лицу найдется антипод?
Во встречных зеркалах Лукреция – и Жанна.
А кто из них есть кто, сам черт не разберет –
Как мысль невнятная, Река Времен туманна,
В любой излучине – событий разворот,

Звенит калейдоскоп по берегам Луары,
То светлых башен лес, то из деревьев лес,
Скользит квадратом тень от паруса габары
По отражению бесцветных, низких, старых
Не южных, но ведь и – не северных – небес…

А между тем вся медь с каштанов облетела,
На кучку злых руин, не ждущих перемен,
В Шинон, где восковым фигурам надоело:
Когда же, наконец, – штурм орлеанских стен?..
Анжер высокой неприступностью морочит
Мушкетов, алебард и пушек кутерьму,
Он – толстых башен строй, он кучкой черных бочек,
Шестьсот веселых лет топочет по холму.

Вот быстрый узкий Шер затерян в низкой чаще,
Парк Шенонсо зарос (тут фея - ни при чем!),
Дворец шести принцесс (не говоря о спящей),
Взлетает над рекой и замком и мостом.
В аркадах шум воды, и рваными кругами
Пороги пенятся, играя с берегами.
Так гулкость галерей резвится на мосту,
Что ветер, суетясь и цветники ругая,
С платанов сдув листву, взлетает в пустоту:

А в небе – Амбуаз, и над водой так низко,
Вдруг тучку пронесет, в расстеленном огне:
Мелькнет закатом тень летящего Франциска
На сером в облаках (и в яблоках) коне.
И контур островка вдруг исказит бескровный
Над желтой, над водой слегка скользнувший свет,
Минуя холм крутой с возвышенной часовней
Где Леонардо… (Впрочем, может быть, и нет?)

Запутался в кустах и в мелколесье вздора,
На отмелях шурша, столетий мутный вал,
И в глубине лесов, где ноет мандрагора,
Вдруг – шахматный паркет граненого Шамбора,
Вертлявых башенок бессонный карнавал.

В прозрачной вышине – аркады и колонны,
Над желтой крутизной взлетающий Блуа –
И шпилей тонкий взлет, и первый взлет Вийона,
И где-то хлопанье крыл спугнутой вороны,
И рифмой ко всему – король Гаргантюа.
.............................................................................
Безвестный кабачок на склоне пожелтелом,
Где римский акведук над старицей висит –
Тут подают всегда к столу речную мелочь
Зажаренную так, что на зубах хрустит…



ВЕЧЕРНЕЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ У МОРЯ
(Не по Ломоносову.)

Едва отдышавшись у горизонта, раскланиваясь перед залом,
(Будто только что разразилось в картонную трубу стишком!),
Солнце к амфитеатру гор поворачивается задом,
Орать, продолжая, пока
Краснорубахий закат не снес ему башку палашом,
Лезвием узкой тучки…

Эта казнь ежедневна,
Потому что безответственная барабанность цикад, цитат,
снова и снова
Ставит на ходули призраков давно безголовых,
И ни рыбы, ни крабы не знают, когда этому настанет конец…
(Пой, пташка пой)!
Строки волн растекаются, как тесто Сальватора Дали,
Как случайно раздавленное слово,
Как туман над водой,
Как перепевы вранья, что вблизи мозолят глаза,
Но смягчаются, расплываясь,
и кажутся облачней на расстоянье,
Даже приемлемей, чем на тех островках – птичий базар,
Непреложная истина каждого островка
становится все туманнее:
И в облачный общий кисель истории
Небесных барашков угоняет Макар.

А заводной соловей, хлопоча над пластиковою розою,
Не только на вкус, – на жизнь на саму нагоняет коррозию...
…………………………………………………………………..
Бредни!
И вот –
Каждое новое стихотворение врет,
Притворясь последним.
Так тюрьму свою снова обманывает звон,
    вырываясь в поток времен,
Как дождь, беззаконный, который бьет по облаченью вод…

Кстати, прогуливаясь по берегу, надо бы не забыть зонт, а?
Пригодится в раскисаюших сумерках, пока
Не схлопнулись небо и море на рояльной петле горизонта,
Как на нулевой отметке схлопываются века…

Авг.2005. Борм ла Мимоза – Сент. 2005 Медон.



* * *

Медная мелочь акаций
Бренчит по чугунным оградам,
Кленовые ассигнации
Переполняют пруды:
Осень устала таскаться
По раутам и парадам,
И начала избавляться
От зеркального вида воды.

Желтый паркет – как ловко
Он притворяется твердым!
Чтобы не догадались,
Сколько под ним воды.
(Есть у вранья сноровка!)
Осень, да где твоя гордость?
Ну, до чего ж по дешевке
Октябрь продает сады!

Ну до чего ж по дешевке
Орест продает Пилада!
Ему давно уж не снятся
Сверкающие пруды!
Медная мелочь акации
Бренчит по чугунным оградам,
Медная мелочь акации –
Цена ледяной беды…



* * *

Шартрский собор,
На порталах святые, –
        Такими их видели в 11 столетье:
Лица мучительно живые,
А руки – плетью.
Сумма безволий. Распады. Сумма истории.
Это -
По близорукости мы превращаем закаты в рассветы,
Сочащиеся сквозь паутину витражей, которые…

Легенда о потерянном рае противоречит созданию мира из хаоса?
(В стрельчатом четком порядке нависли своды – соты).
Значит – не было хаоса,
  А было всеобщее единое что-то.
И кто-то разбил, расколол, разорвал, рассыпал мозаику цельного мира?
Словно были роскошные апартаменты,
                                                      и вот – коммунальная квартира!

А все, что с тех пор мы творим –
Все сказки, все статуи, все книги за тысячи лет –
Только попытка вернуться из хаоса в первозданную структуру,
Рассыпанные стекляшки калейдоскопа
                                        сделать опять витражами,
                                                                            которых давно нет,
Россыпи смальты вернуть в мозаику,
                                                        которую сами же раскидали сдуру.

А вместо этого,– сотворяем все больше и больше хаоса,
Уступая короткому разрушающему практическому уму.
Так может, надо каждому, кто видел этот собор,
                        хоть что-нибудь вылепить, нарисовать, написать,
                                                                      или хотя бы просто жить радостно?
Радостно. Вопреки всему.

Ноябрь 2005



ГОЛОС МОРЯ

                                Памяти Е.Г. Эткинда

Горсть провансальского песка
В черновиках моих стихов.
Волной прибитая доска
Как соль впитала слов улов.
А у прибоя по краям
Белеет рифмы полоса:
Волна к волне – прибой есть ямб,
И всех столетий голоса
Таскают волны сотни лет
Под аккомпанемент песка,
И ждут, чтоб я принес в ответ –
Канцону, ритурнель, сонет? –
Неважно, лишь бы был пропет!
Хоть посвистом из кулака!

Дух всех времен доходит к нам:
Ну да, не зря, назло ветрам,
Синдбад скитался по морям,
И Агасфер по временам?
К чертям песок житейских драм
(Их отнесем к черновикам)!

А нам – нежданных мыслей пласт,
Нам – запахи собачьих лап,
Нам – запахи тюленьих ласт…,
Песнь всех земель открыта нам!
……………………………………..
А нищих духом всех – к чертям,
А нищим духом – Бог подаст!

19 апреля 2005



* * *

Люпины желты.
Татарник лилов,
Распахнуты рты
У несказанных слов...
Над мрачными белокаменными ризами Иерусалима –
Накрылась Голгофа, как муха стаканом.
И – весь из кусков –
Грубо поделенный храм,
жужжит постоянно:
Конфессия тут, конфессия там...

Тут же и одежду Его поделили, разыграли в кости.
Так вот:
Любой человек Сыну Человеческому и поныне
Злом за добро воздает…

Люпины жестки.
И венок тернов.
Утоплено Слово в бряканье слов...
Без передыху его продают,
Да так, как не снилось десятку иуд:
По кусочкам, по дозам,
Вдохновенно, как в лавке,
Испанка на коленях крестится до упаду:
Так надо…
Какая-то русская лижет пустую могилу.
Сникает подгнившая роза,
И бьет монотонно поклоны черный грек в камилавке.

Люпины жестки,
Терновник суров,
Разменяно Слово на мелочь слов…
Был бы вправду живым – взял бы кнут,
Да и выгнал из храма всех тех, что его продают!
Но – не может он – громом, не может – кнутом,
И не в силах смахнуть их, как мух, обсевших желтое тело…

Надоело!

Все желтее люпины...
(Пить!!!)
И колюч ореол терновый вокруг...
Это Он
Теми, кто идола из него не устает мастерить,
На Голгофе жить обречен!
Но ведь нельзя на Голгофе жить.
На Голгофе можно лишь умереть…
И разменянное на мелкую медь
На тысячелетия растянуто умиранье.
...
(Нет, даже моя покойная собака была счастливей:
Ей никто не мешал по-человечески…)

А сойти с креста и по-человечески умереть.
Не дают человеку бесчеловечные христиане...

В ночь всех святых. 31 октября 2005 г.



ТЕНЬ РЕНЕССАНСА
(отрывок)

...И вот – переплелись мечта и шарлатанство,
И святость с подлостью гуляют по земле
В обнимку – не разнять! – как ханжество и пьянство,
Как свиньи в небесах, и агнец на столе…

И вот – нашелся тот, кто (запросто ли?) сможет
На завтра и вчера со стороны взглянуть,
Кто истину, вранье, и парадоксы сложит
Все вместе, какова бы ни была их суть!

Кто «он»?
                Да, мой двойник.
                                              Он призрак персонажа,
Которого никто не произвел на свет,
Он может быть шутом, матросом, стряпчим, пажем,
Художником… Или – трактирщиком… (Но нет:
Трактирщик не пройдет). Пусть будет чертом даже,
Монахом, наконец – он все равно – поэт…

Сквозь стены, сквозь тряпье он наблюдает время,
А сам – вне времени – зато повсюду вхож,
И сущность смеха он, и мусор всех полемик,
Он всех религий бред, всех философий ложь!

Он их – из рукава – как фокусник – и мимо:
Ведь он переживет их все, в конце концов,
А с ним – Бокаччио, шутник неутомимый,
И Микельанджело, не слазящий с лесов,
Где тряпки всех сивилл, и всех пророков рожи,
В капелле с потолка копченого висят,
Где в том углу «Суда», черт (на меня похожий!)
Из лодки грешников веслом сгоняет в ад.

А если выпала свободная минута,
Он, в меру вездесущ, мастеровит и лих,
Льет бронзу в мастерской с лукавым Бенвенутто,
Лоренцо Пышному нашептывает стих,
И в траттории он сидит с Маккиавелли,
И хлещет кубками иронию: ведь он
Знал, что «Властитель» есть издевка, в самом деле
Вполне пригодная для будущих времен.

Теперь мы скажем «стеб»...

20 янв. 2006



ОСТИЯ АНТИКА

Кирпичная кладка под солнцем рыжа.
Сорняк прорастает сквозь швы,
И, тонкие плоские плинфы лежат,
Запекшись, как раны травы.
Трава бесконечна. Бездумна. Свежа…

Пчелиный пронзителен звон…
Торчит в стороне от коринфских колонн
Какая-то из безголовых юнон,
За ней деревенский забор,
Твердит всей своей деревянностью он
О том, что история – вздор:
Лопух пред юноной так зелен и свеж,
Стрижи суетятся над ней,
А в мраморных складках широких одежд –
Убежища мелких теней.

Так медленно тает смола на стволе.
У пиний зонты тяжелы.
Никчемные шишки на белом столе –
Хранительницы тишины:
Тут кружки пивные давно не стучат,
Но вырос упрямый ячмень!

Под узкими арками из кирпича
Плутает зеленая тень.
Ступени театра, спускаясь с высот,
Спешат на неслышимый крик...
Комической маски распахнутый рот,
Трагической маски парик…
Они на столпах.
                            И ни слов нет, ни тел.
Остатки порталов торчат,
Но серого мрамора слой облетел,
С облупленного кирпича…

За сценой вдали, наподобие ос,
Жужжат поезда…Поезда?
Нет – шепот!
                    И мраморной маски вопрос:
Зачем ты забрался сюда?
Зачем?
           Так давно все тут стало другим,
И травы опять наступают на Рим:
Поход одуванчиков – неумолим,
Крапива свежа и темна…
И море
            отходит, когда перед ним –
Зеленых вандалов волна!

Ступени театра проели ветра
Над ними закат – как вино,
Площадка орхестры, как время, стара.
Там сцена?
                  Нет – в чем-то зеленом дыра,
Падение солнечных пятен на мра-
мор греческой маски - немая игра
теней… Шепот листьев… И все – театра-
льно..

Май 2005 г.



ВОЗВРАЩЕНИЕ ОСЕНИ.

Никуда не хочу. Взять собаку – и в лес.
Все столицы не стоят парадов и месс
Не пойду, даже если там кто-то воскрес
(Да к тому же до пасхи,
Столько долгих недель, столько дней и часов!)
Лето, запертое на длинный засов,
Не подаст ни один из своих голосов!
И не сменятся краски:

Черно белое фото январского дня
Этой скудостью цвета доводит меня!
И закат этот желчный, без искры огня –
Ни причин нет, ни следствий...
От кружения улиц – глупей и балдей! –
Хаос окон, прохожих, витрин и блядей…
Разве в Лувр заглянуть? Но от очередей
Я отвык еще в детстве...

Никуда не ходить, Ни на ком не скакать,
Лучше пусть по странице проскачет строка
И уздечку под лавкой не надо искать –
(Тоже связано с риском
Потерять ни за что ариаднину нить) –
Лучше Дилана Томаса переводить
И болтать о Багрицком...

Вместо этой, к нам не добежавшей зимы, –
От Урала или из Бретани? – Из тьмы
Осень вновь возвратилась, увидев, что мы
Без нее в этот вечер,
Пригрозивший нам стать ожиданеьм Годо,
Пропадем в гаммах ветра до верхнего «до»:
Ни к чему ни снежок, ни бутылка бордо...
Нет, от зимности лечит
Если уж не весеннее уханье сов –
Только арлекинада осенних лесов,
Только тень растворенных в листве голосов,
Только поздний кузнечик.

11 января 2006.



* * *

Осень явилась разом, и, не прося пристанища,
Замельтешила узором дубов, узкими листьями ив,
(Будто опять «Турандот» старик Антокольский поставил,
Старый вахтанговский замысел наново перекроив).
Осень осиновой мелочью засыпала холмы у моря,
Отменила хвастливость роз и скромность яблонь,

Но, противозаконный, там где-то, в опустелых Содоме и Гоморре
В полумертвой, медленной тишине заливается зяблик, зяблик…

И я снова леплю тебя из холщевых бретонских пейзажей,
Из зеленой бегучей волны Средиземного моря, из
Капризных парижских набережных, из смятых созвездий, и даже
Из самого’ этого неконкретного понятья: каприз.
Что ж, пускай себе осень гасит свеченье брусничных бусин,
И зеленый, в медной кроне, отливающий лаком орех, –

Но не смолкнет, звенит бронзой клен, но церквушки, белые гуси,
Где-то пьют и пьют студеную воду северных рек.